Руслан Скрынников - Начало опричнины
Созванный в Москве собор, достаточно полно представлявший земское дворянство, бесспорно способствовал сплочению всех недовольных элементов земщины. Наибольшее представительство в соборе получила старомосковская и титулованная знать, а также верхи столичного и уездного дворянства. Аристократия задавала тон не только в Боярской думе, но и в дворянских куриях, в особенности среди дворян первой статьи. Но именно знать и дворянские верхи земщины более всего страдали от опричной политики и опричных эксцессов[1412].
На соборе присутствовали видные бояре, незадолго до того подвергшиеся репрессиям. Среди них были удельный князь М. И. Воротынский, И. В. Большой Шереметев и И. П. Яковлев-Захарьин. На соборе присутствовали князья Кашин, Репнин, Курлятев, княжата Ярославские, Ростовские, Стародубские, Мезецкие, Бабичевы, а также Морозовы, Шейны, Головины, Данилов, Квашнин, Борисов, дворяне Образцовы, Тыртовы, Еропкины. Ближайшие родственники этих лиц были сосланы в Казанский край, брошены в тюрьму или казнены. В деятельности Земского собора приняли участие многие дворяне и дети боярские, выселенные из своих уездов при учреждении опричнины[1413]. Среди лиц, записанных в списки двух дворянских курий собора, примерно каждый седьмой непосредственно испытал на себе последствия опричной земельной ломки. Настроения собора хорошо характеризует тот факт, что значительная часть его членов поручилась за опального боярина Воротынского[1414].
Прекращение репрессий и прочие уступки со стороны I опричного правительства ободрили оппозицию и породили повсеместно надежду на полную отмену опричнины. Иностранцы, ездившие в Москву в тот период, утверждали, что в России назревают важные события. «Другое правление должно прийти в стране... Против этого (против какого-то тяжелого земского налога. — Прим. Н. М. Карамзина) воспротивились многие из его (царя. — Р.С.) подданных из числа именитых господ, которых он (царь. — Прим. Н. М. Карамзина) желал погубить, а некоторых желал перевести из их имений в другие места»[1415].
Земщина должна была выплатить царю сто тысяч рублей при учреждении опричнины. На соборе было принято решение об обложении земщины новыми обременительными налогами в связи с продолжением войны за Ливонию. Очевидно, эти поборы и вызвали возражения со стороны «именитых господ» земщины. Другой причиной недовольства земщины были репрессии и земельные конфискации опричных властей.
Во время собора в столице было тревожно. Все ждали перемен. Земский летописец внес в официальную летопись известие о том, что 26 июня 1566 г., накануне открытия собора, в Москве разразилась страшная буря, «взошла туча темна и стала красна, аки огнена, и опосле опять потемнела, и гром бысть и трескот великой и молния и дождь, и до четвертого часу»[1416]. Зловещее предзнаменование вызвало много толков в столице.
* * *Выступления против опричнины виднейших руководителей: земщины боярина кн. П. М. Щенятева и главы церкви митрополита Афанасия положили начало первому глубокому; кризису в истории опричнины.
Князь П. М. Щенятев был младшим сородичем удельных князей Бельских и Мстиславских и принадлежал к числу самых авторитетных членов земской Боярской думы[1417]. Он имел особые причины протестовать против репрессий. Род Патрикеевых, тесно связанный с княжеским домом Старицких, очень сильно пострадал от опричнины. Один из братьев Щенятева боярин князь И. А. Куракин попал в монастырь, двое других братьев оказались в ссылке[1418]. Никто из них не получил амнистии накануне собора. К началу 1566 г. князь П. М. Щенятев лишился некоторых богатейших родовых вотчин, перешедших в казну[1419]. В знак протеста против действий царя Щенятев сложил с себя сан боярина и самовольно ушел в монастырь[1420].
Попытаемся уточнить, когда это произошло, и с этой целью сопоставим между собой поручные грамоты бояр за 1565 и 1566 год. Можно установить, что после апреля 1566 г. правительство впервые включает в текст поручных грамот обязательство «в чернцы не постричися». (В грамоте князя М. И. Воротынского, датированной апрелем, это обязательство еще отсутствует. Зато оно встречается в грамотах боярина Очина и Охлябнина весны — лета того же года.)[1421]. По-видимому, изменение текста портных грамот было прямым следствием самовольного пострижения князя Щенятева.
Выступление боярской оппозиции поддержал глава церкви митрополит Афанасий. 19 мая 1566 г. он демонстративно сложил с себя сан митрополита и удалился в Чудов монастырь[1422]. Правительство поспешило заявить, будто митрополит ушел в отставку «за немощию велией». Но подлинной причиной отставки Афанасия были его разногласия с царем по поводу опричнины[1423].
Узнав об уходе в монастырь митрополита, Грозный спешно вернулся с южной границы в Москву[1424]. После совета с земской думой и священным собором он согласился возвести на митрополию казанского архиепископа Германа Полева[1425]. Рассказывают, что Полев переехал на митрополичий двор и жил там в течение двух дней. Будучи противником опричнины, архиепископ пытался воздействовать на царя и в беседе с ним грозил страшным судом, «тихими и кроткими словесы его (царя. — Р. С.) наказующе...»[1426]. Когда содержание беседы стало известно руководителям опричной думы, те высказались против избрания Полева. По настоянию боярина Басманова Грозный предложил архиепископу немедленно покинуть митрополичий двор.
Боярская дума и духовенство были возмущены бесцеремонным вмешательством опричнины в церковные дела. Раздор между царем и руководством земщины достиг высшего предела после отставки митрополита Афанасия и изгнания с митрополичьего двора Германа. Распри с духовной властью, обладавшей большим авторитетом, ставили царя в исключительно трудное положение, что и вынудило его пойти на уступки земщине в вопросе о новом кандидате в митрополиты. Этим кандидатом был игумен Соловецкого монастыря Филипп, в миру Федор Степанович Колычев.
Филипп происходил из очень знатного старомосковского боярского рода и обладал прочными связями в боярской среде. В земской думе заседал троюродный брат игумена окольничий М. И. Колычев. В дворянских куриях собора заседали 12 человек Колычевых. Столь широкого представительства не имела ни одна боярская фамилия. Но Колычевы не обладали достаточным влиянием в земщине, чтобы решить вопрос об избрании митрополита. Филипп был выдвинут на митрополию, по-видимому, той группировкой, которая пользовалась наибольшим влиянием в Боярской думе.
Среди других группировок наиболее прочные позиции в земской думе занимали две группировки. Первую из них возглавляли бояре Захарьины, вторую — конюший И. П. Федоров-Челяднин. После образования опричнины влияние первой группировки продолжало неуклонно падать. В тот же самый период конюший И. П. Федоров выдвинулся как один из главных руководителей земщины. Именно Федоров возглавил московскую семибоярщину во время войны с татарами в октябре 1565 г.[1427] Современники единодушно отмечают, что в тот период значение Федорова в земщине было исключительным. Опричник Штаден передает, что в отсутствие царя Федоров был первым боярином и судьей на Москве[1428]. По свидетельству Шлихтинга, воеводу московского Иоанна Петровича царь «признавал более благоразумным среди других и высшим правителем всех», его он «обычно даже оставлял вместо себя в городе Москве...»[1429]. Эти показания вполне подтверждаются Разрядами и другими документами тех лет. В начале 1566 г. царь поручил земскому правительству произвести обмен землями со Старицким удельным князем. С этой целью земская Боярская дума образовала авторитетную комиссию во главе с И. П. Федоровым и дворецким Н. Р. Юрьевым. Федоров скрепил своей подписью разменные грамоты, датированные 15 январем и 11 марта 1566 г.[1430] 17 июня он подписал приговор Боярской думы о перемирии с Литвой, причем в боярском списке имя его стояло третьим[1431].
По знатности И. П. Федоров не уступал знатнейшим старомосковским фамилиям. К тому же он был одним из самых богатых людей своего времени. Федоров пользовался исключительным авторитетом в земщине не только из-за знатности и богатства, но и в силу большой популярности в народе[1432]. В отличие от прочих бояр, конюший отличался честностью, не брал взяток и любил справедливость[1433]. В течение длительного времени Федоров возглавлял одно из главных приказных ведомств — Конюшенный приказ. Чин конюшего Федоров сохранил и в годы опричнины[1434]. В силу древней традиции конюшие-бояре занимали более высокое положение, нежели дворецкие, и обладали особыми прерогативами в качестве старших бояр старомосковской Боярской думы[1435].
