Коллектив авторов - По следам древних культур
Вернёмся, однако, к дальнейшему описанию раскопочных работ в здании I.
Шаг за шагом оно стало раскрываться, как здание с многочисленными помещениями, с определенным, строго выраженным планом, характерным для построек культового назначения. Раскопки 1948, 1949 и 1950 годов, когда и было в основных чертах закончено раскрытие здания I, дали следующий его план. Комнаты № 2 и № 4 оказались в основе единым длинным помещением коридорного типа, перестроенным впоследствии в две вышеотмеченные комнаты, что хорошо видно по поперечным стенкам. Первоначально южный коридор был частью большого обходного коридора, с трёх сторон — южной, западной и северной — охватывающего центральный зал (№ 1) и западную замкнутую комнату (№ 3). Западный и северный коридоры (№ 7 и № 2а) перестроены не, были и были раскрыты в своем цельном и нетронутом виде. Выше указывалось, что у центрального четырёхколонного зала (№ 1) восточной стены не было и он непосредственно переходил в айван (см. план.), а дальше во двор, откуда и открывался вид на восходящее солнце. Двор у здания I оказался большим, охваченным только с южной стороны стеной, а с северной и восточной — рядом небольших, вытянутых как бы линией ограды помещений. Наиболее интересным оказалось первое из помещений по северной ограде двора, расположенное ближе других к центральной части здания. Это помещение, обозначенное на плане № 10 и № 10а, представляет собой как бы повторение в миниатюре центрального зала и примыкающей к нему замкнутой с запада комнаты (см. план.). Разница только в том, что ось помещения № 10 смотрит по линии ЮС, а не по линии ВЗ, как у центрального зала. Из других помещений по северной ограде следует выделить ещё комнату № 11. Её отличительной особенностью является то обстоятельство, что вход в неё не со стороны двора, как в помещение № 10, а снаружи здания, с севера (см. план). По западной и восточной стенам комнаты № 11 расположены суфы, выложенные из глины-пахсы. По южной стене возвышается в центре высокая, но короткая суфа в виде какого-то постамента. В восточной ограде двора в центре находятся широкие ворота, от которых сохранилась лишь площадка, вымощенная камнем-булыжником, да прогнившие деревянные остатки порога. Войти в ворота можно, лишь пройдя помещение типа айвана № 15, обращенное открытой стороной на восток. Направо от ворот, т. е. в северной части восточной ограды, имеется помещение № 14, вход в которое был также не со двора, а снаружи, с востока, В южной ограде не было совсем помещений. Там находится лишь стена, выложенная из того же сырцового кирпича, что и все помещения в здании I.
На юг от центрального зала и комнат № 2 и № 4 имеются пристройки, сделанные ещё в древности (VII–VIII века). Это помещения № 5, № 6 и № 8–9. Помещение № 5 имело вход с юга; оно вытянуто с востока на запад, в северной стене имеет две сводчатые ниши в форме полукруглой арки.
Помещение № 6 квадратное и сохранило гнёзда от баз четырёх колонн, повидимому, деревянных
Здание I дало много весьма ценных находок. О бусах, которых найдено было свыше 300, мы уже говорили. Характерной особенностью раскопок этого здания является обилие монет, которые позволяют точно датировать здание I. Можно сказать, что монеты найдены в подавляющем количестве помещений, причём в некоторых из них найдено по нескольку монет. Основная масса монет согдийские, относящиеся к VII и первой половине VIII века. Однако имеется небольшое количество монет раннеарабских — омейядских и несколько аббасидских не позже 60-х годов VIII века. Большая часть согдийских монет относится ко времени ихшида Вахшумани (конец VII века), ихшида Гурека (710–737) и ихшида Тургака (после 737 года) — сына Гурека. Все согдийские монеты медные. Как правило, они имеют в центре квадратные отверстия по китайскому образцу. Научная ценность найденных согдийских монет не только в том, что они точно датируют вскрытые раскопками помещения, но и дают нам титулатуру согдийских правителей, а также материал для выявления культурных связей с Китаем и другими областями и странами, о чем ещё будет сказано ниже.
Что касается арабских монет, то они встречаются редко, и, как сказано, не позже 60-х годов VIII века. Более поздних арабских монет на городище древнего Пянджикеита нет, что определённо указывает на прекращение жизни в нём. Найденные в здании I несколько арабских монет говорят лишь о том, что это монеты того поколения арабов, которые и разрушили небольшой, но цветущий и культурный согдийский город. Среди находок в здании I следует отметить изделия из кости в виде рукояток от большие ножей. Одна из рукояток почти цилиндрической формы, другая более овальная; обе украшены резным геометрическим орнаментом.
Найдены две бронзовые ручки с изображением скульптурно исполненных головок, одна — коней, другая львов[27]. Ручка представляет стержень на ножках, концы которого оформлены в головки. Весьма интересны фрагменты небольшого сосуда из какого-то, ещё не определённого, драгоценного дерева. Фрагменты имеют резной орнамент и украшены двумя золотыми гвоздиками. В составе находок имеются и три небольших золотых украшения в форме подвесок тонкой художественной работы. Некоторые гнёзда у подвесок утеряли свои полудрагоценные или драгоценные камни. Особое внимание обращает на себя цилиндрической формы резная печать из зеленоватого камня, которая при развороте даёт изображение лежащего льва с повернутой назад головой.
В историко-культурном отношении представляет также большой интерес найденный в помещении № 2 большой железный ключ в виде стержня, отогнутого под прямым углом, с тремя высокими зубцами. Ключ этот хорошо знаком востоковедам, археологам и историкам культуры по изображениям па кушанских монетах, бианейманских оссуариях и т. д., следовательно, бытовал в Средней Алин и Иране в первые восемь веков нашей эры, во всяком случае вплоть до ислама. Повиднмому, он имел, кроме практического, ещё и какое-то культовое значение.
Наибольшее значение имеет находка в здании I, в помещении № 2а (?), скульптуры из гянча (гипса), изображающей голову юноши без усов и бороды в 2/3 натуральной величины. Лицо явно не портретное, а идеализированное, носит следы окраски чёрными и красными линиями в очертании глаз, носа, рта и т. д. Скульптура в виде заполненной маски, причём сзади в плоскости среза имеются следы прикрепления. Нельзя сомневаться, что голода юноши представляет часть статуи в одной из ниш здания I, повидимому, в центральном четырёхколонном зале. Можно даже с уверенностью сказать, что статуя была сидячей, так как в нише по западной стене здания II (ближе к северо-западному углу) сохранились следы сидящей фигуры. Кого изображает голова юноши? На этот вопрос пока ещё невозможно ответить.
Живопись согдийских храмов
Предположение работников экспедиции о том, что стены многих помещений здания I были покрыты росписями, высказанное ещё в первый год раскопок, целиком оправдалось. Каждый последующий год работ приносил в этом отношении что-нибудь чрезвычайно интересное. В помещении № 5 по северной стене, в которой находятся две ниши, в некоторых местах видны следы красочных росписей. Ценный фрагмент росписи сохранился лишь в западном отрезке стены. Здесь была изображена сцена какого-то ритуального шествия. Видны головы и плечи трёх мужских фигур, лица которых повёрнуты вправо. Первая голова сохранилась хорошо, вторая фрагментирована, уничтожена большая часть носа, зато видны полностью шея и часть плеч, кисть приподнятой кверху правой руки с тонко очерченными пальцами (жест почтения). Третья голова сохранилась полностью, хорошо видны шея и плечи, а также очертания верхнего платья. Лица у всех трёх фигур молодые, с чуть проступающими усами; характерен длинный разрез глаз, прямые носы и чётко прорисованные брови. Густые длинные чёрные волосы гладко причёсанны. Слева, чуть выше третьей фигуры, видел какой-то предмет, напоминающий факел (?). Ещё правее сохранилось изображение мужской головы в лучистом нимбе. Верхняя часть лица от линии глаз уничтожена. По-видимому, здесь мы имеем какое-то местное мужское божество. Весьма вероятнее что три мужские фигуры движутся со знаками поклонения к этому божеству. К сожалению, сильная фрагментированность росписи не позволяет высказать никаких более конкретных предположений о содержании изображенных когда-то здесь сцен. Не вызывает сомнений только их культовый характер.
У живописи этой имеется более важное значение, чем быть материалом для истории местных культов Согда в определённое время. Художники Пянджикента, а их было, как увидим ниже, много, брали типы лиц из окружающей их среды. Таким образом, в головах и лицах этих мы с полным правом можем видеть согдийцев VII–VIII веков, что само по себе является чрезвычайно важным и ценным для истории культуры таджикского и отчасти узбекского народов.
