Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля
Перигрин тотчас понял причину ареста, и хорошо, что не было при нем оружия, которым он мог бы обороняться, ибо столь необуздан и вспыльчив был его нрав, что, будь он вооружен, он скорее пошел бы навстречу любой опасности, чем сдался, каковы бы ни были силы противника; но Пелит, приняв этого офицера за джентльмена, занявшего по ошибке их карету вместо своей, попросил, чтобы его друг вывел незнакомца из заблуждения; когда же он был уведомлен о подлинном их положении, колени его задрожали, зубы застучали, и он произнес самую жалостную ламентацию, выражая свои опасения быть заключенным в какое-нибудь отвратительное подземелье Бастилии, где он проведет остаток дней своих в тоске и отчаянии и не увидит ни лучей божьего солнца, ни лица друга, но погибнет на чужбине, оторванный от родных и близких. Пикль послал его к черту за малодушие, а офицер, слыша, как леди оплакивает себя столь горестно, выразил сожаление по поводу того, что является орудием, причиняющим ей такое горе, и постарался их утешить, заговорив о снисходительности французского правительства и удивительном великодушии принца, по приказу коего они были арестованы.
Перигрин, которого в подобных случаях неизменно покидало благоразумие, высказался с большою горечью против деспотического правительства Франции и весьма презрительно поносил нрав оскорбленного принца, чей гнев (отнюдь не будучи, по его словам, благородным) был гнусен, невеликодушен и несправедлив. На эту тираду офицер не дал никакого ответа, но только пожал плечами, удивляясь про себя hardiesse {Смелость (франц.).} пленника, и фиакр должен был вот-вот отъехать, как вдруг они услыхали шум драки позади кареты и голос Тома Пайпса, восклицавшего: "Будь я проклят, если уйду!" Этому верному слуге один из конвойных приказал слезть с запяток, но, решив разделить участь своего господина, Том не обратил никакого внимания на уговоры, пока стража не прибегла к насилию, против которого он пустил в ход собственную пятку, коей он столь энергически ударил в челюсть первого подступившего к нему солдата, что раздался треск, словно щелкнул сухой грецкий орех между крепкими зубами школяра-юриста в партере театра. Возмущенный сим оскорблением, другой солдат угостил ягодицы Тома своим штыком, который причинил ему такое беспокойство, что он не мог долее удерживать свою позицию и, спрыгнув на землю, нанес противнику удар под подбородок, поверг его навзничь и, перепрыгнув через него с удивительным проворством, спрятался среди множества экипажей, пока не увидел конвойных, окруживших карету его господина, которая едва успела отъехать, как он уже последовал за ней на небольшом расстоянии, дабы увидеть тот дом, где будет заключен Перигрин.
Медленно проехав по многочисленным переулкам и закоулкам в ту часть Парижа, с коей Пайпс был вовсе незнаком, карета остановилась перед большими воротами с калиткой посредине, которая распахнулась при ее приближении, чтобы пропустить пленников; а когда стража удалилась вместе с фиакром, Том решил караулить здесь всю ночь и поутру заняться наблюдениями, каковые могли способствовать освобождению его хозяина.
ГЛАВА XLVI
Благодаря преданности Пайпса Джолтер узнает о судьбе своего воспитанника. - Совещается с доктором. - Обращается к послу, который с великим трудом добивается освобождения пленников на определенных условиях
Этот план он привел в исполнение, несмотря на болезненную рану и вопросы городской стражи, как конной, так и пешей, на которые он ничего не мог ответить, кроме: "Anglois, anglois" {Искаженное "Англичанин, англичанин" (франц.)}, и как только рассвело, внимательно обозрев замок (ибо, по-видимому, это был замок), куда препроводили Пелита и Перигрина, а также его положение по отношению к реке, он вернулся домой и, разбудив мистера Джолтера, доложил ему о происшествии. Гувернер ломал руки в превеликом ужасе и отчаянии, когда услыхал эту злосчастную весть; он не сомневался в том, что его питомец осужден на пожизненное заключение в Бастилии и в мучительном страхе проклинал день, когда взялся надзирать за поведением такого безрассудного молодого человека, который благодаря неоднократным оскорблениям навлек на себя мщение столь снисходительного и терпеливого правительства. Не желая, однако, пренебрегать имевшимися в его распоряжении средствами спасти его от беды, он послал Томаса к доктору сообщить об участи его приятеля, дабы они могли объединиться для блага пленников; и врач, узнав о случившемся, тотчас оделся и явился к Джолтеру, к которому обратился с такими словами:
- Надеюсь, сэр, теперь вы убедились, наконец, в том, сколь ошибочно ваше утверждение, будто гнет никогда не может быть следствием неограниченной власти. Подобное бедствие было бы невозможно при афинской демократии. Мало того, когда тиран Пизистрат овладел этой республикой, он не посмел править неограниченно. Ныне вы увидите, что мистер Пикль и мой друг Пелит падут жертвой тирании беззаконной власти; и, по моему мнению, мы будем споспешествовать гибели этого бедного порабощенного народа, если начнем хлопотать или молить об освобождении наших злосчастных соотечественников, ибо тем самым мы можем предотвратить преступление, которое преисполнит небеса гневом против виновных и, вероятно, явится средством вернуть всей стране неизреченные блага свободы. Что касается до меня, то я бы возрадовался, если бы кровь моего отца пролилась за такое славное дело, при условии, чтобы эта жертва дала мне возможность разбить цепи рабства и восстановить ту свободу, каковая является природным правом человека. Тогда мое имя увековечили бы наряду с героями-патриотами древности и память мою, подобно памяти Гармодия и Аристогитона, почтили бы статуями, воздвигнутыми на средства народа.
Эта напыщенная речь, произнесенная с большой энергией и воодушевлением, привела в такое возбуждение Джолтера, что, не говоря ни слова, он в великом гневе удалился в свою спальню, а республиканец вернулся к себе домой в глубокой надежде, что предсказание его оправдается с гибелью и смертью Перигрина и живописца, каковое событие неизбежно вызовет славную революцию, в коей сам он будет играть главную роль. Но гувернер, чья фантазия была не столь пылка и плодовита, отправился прямо к послу, которого осведомил о положении своего воспитанника и умолял вступить в переговоры с французским министерством, дабы Перигрин и другой британский подданный были освобождены.
Его превосходительство спросил, догадывается ли Джолтер о причине ареста, чтобы ему легче было оправдать или извинить его поведение, но ни он, ни Пайпс не могли сообщить об этом предмете никаких сведений, хотя Джолтер выслушал из уст самого Тома подробный доклад о том, как был арестован его господин, равно как о его собственном поведении и ущербе, полученном им при упомянутых обстоятельствах. Его лордство не сомневался в том, что Пикль навлек на себя это несчастье какой-нибудь злосчастной выходкой в маскараде, в особенности когда узнал, что молодой джентльмен выпил в тот вечер немало и был в достаточной мере сумасброден, чтобы отправиться туда с мужчиной, переодетым женщиной; в тот же день он посетил французского министра, вполне уверенный в том, что добьется освобождения, но встретился с неожиданными препятствиями, ибо французский двор относится крайне педантически ко всему, что касается членов королевской фамилии. Посему посол принужден был вести разговор в повышенном тоне, и хотя направление французской политики в это время не допускало разрыва из-за пустяков с британским правительством, однако единственным снисхождением, коего он мог добиться, было обещание освободить Пикля, если тот попросит прощения у принца, им оскорбленного. Его превосходительство нашел это условие разумным, предполагая, что Перигрин был неправ; и Джолтера допустили к нему, чтобы он передал и поддержал совет его лордства,заключавшийся в том, что следует подчиниться предъявленному требованию.
Гувернер, не без страха и трепета вошедший в эту зловещую крепость, нашел своего воспитанника в мрачной комнате, где не было никакой мебели, кроме табурета и койки; в тот момент, когда его впустили, юноша беспечно насвистывал и рисовал карандашом на голой стене, изображая комическую фигуру, обозначенную именем аристократа, им обиженного, и английского дога с поднятой лапой, мочившегося в его башмак. Он даже был настолько дерзок, что пояснил рисунок сатирическими надписями на французском языке, по прочтении коих у мистера Джолтера волосы от страха поднялись дыбом. Сам тюремщик был потрясен и устрашен отважным его поведением, равного коему он никогда еще не наблюдал у обитателей сих мест, и даже поддержал его друга, который уговаривал его исполнить снисходительное требование министра. Но наш герой, отнюдь не вняв убеждениям советчика, проводил его весьма церемонно до двери и напутствовал пинком в зад, а на все мольбы и даже слезы Джолтера ответил только, что не пойдет ни на какие уступки, ибо не совершил никакого преступления, но передаст свое дело для ознакомления и расследования в британский суд, чьей обязанностью было наблюдать за тем, чтобы с британскими подданными поступали по справедливости. Он выразил, однако, желание, чтобы Пелит, заключенный в другом месте, поступал соответственно своему нраву, в достаточной мере покладистому. Но когда гувернер пожелал навестить другого арестанта, тюремщик дал ему понять, что не получил никаких распоряжений касательно леди и, стало быть, не может провести его в ее комнату; впрочем, он любезно сообщил ему, что она как будто весьма удручена своим заточением и ведет себя иной раз так, словно в голове у нее помутилось. Джолтер, несмотря на все свои усилия, потерпел, таким образом, неудачу, покинул Бастилию с тяжелым сердцем и доложил о бесплодных своих переговорах послу, который не мог воздержаться от резких замечаний, направленных против упрямства и наглости молодого человека, каковой, по его словам, заслуживает наказания за свое безрассудство. Тем не менее он продолжал ходатайствовать перед французским министерством, которое оказалось столь неуступчивым, что он открыто пригрозил сделать из этого спора дело государственной важности и не только обратиться к своему двору за инструкциями, но даже предложить кабинету немедленно прибегнуть к ответным мерам и отправить в Тауэр кое-кого из французских джентльменов, проживающих в Лондоне.
