Наталия Басовская - Столетняя война: леопард против лилии
Так же как и Ле Патурель, Фаулер утверждает мысль о несоответствии некоторых устоявшихся общих представлений реальной действительности прошлого. Так, он предлагает полностью переоценить степень отрицательного воздействия войны на развитие Франции, высказывая предположение о сознательном преувеличении современниками и историками разорения страны, на территории которой в течение более ста лет периодически велись военные действия. Положительные же изменения в жизни Франции, порожденные войной, по его мнению, бесспорны: перемещение населения из деревни в город, ломка провинциальных барьеров, создание регулярной армии, усиление роли Генеральных штатов и даже «политическая гармония»[209].
В английской историографии 70-х гг. утверждение оборонительного характера Столетней войны для Англии стало общим местом. Так, в монографии М. Вейля «Английская Гасконь», где гасконский вопрос расценивается как основной среди причин войны, эта область на юго-западе Франции названа «передовой линией защиты от вторжения». Война же в целом рассматривается в первую очередь как борьба Англии за обеспечение своей безопасности; попытки утвердиться во Фландрии и Бретани имели, по мнению автора, цель создания защитного барьера вдоль побережья[210].
В английских работах конца 70-х — начала 80-х гг. особенно прочно укрепилась тенденция к рассмотрению характера войны и задач Англии на континенте в самом благоприятном для нее свете. Весьма характерны в этом отношении труды А. Гудмэна, Ч. Аллманда и Д. Сьюарда.
Гудмэн впервые прямо сказал о том, что власть Генриха V во Франции была вполне законной, а договор в Труа — благом для Франции. Английское правление в Нормандии имело прежде всего созидательные прогрессивные цели (отмечено «упрощение» торговли с Англией, открытие университета в Кане и т. п.). И только ошибки ланкастерского правления, преждевременная кончина регента Бедфорда и другие подобного рода субъективные факторы помешали реальному созданию объединенного англо-французского королевства[211]. При таком подходе особенно сложным становится вообще мало разрабатываемый в английских исследованиях вопрос об освободительном движении во Франции в период Столетней войны. Однако даже его Гудмэн представил под углом зрения позитивной оценки английской власти на французских землях. Причиной антианглийских выступлений он считает не недовольство оккупацией, а то, что англичане не всегда были в силах реально защитить мирных жителей от разбойников и мародеров[212].
Те же установки лежат в основе монографии Ч. Аллманда об английской власти в Нормандии[213]. По-видимому, отвечая на французские исследования этой проблемы (о них будет сказано ниже), автор стремится подчеркнуть несходство между средневековой «оккупацией» и этим же явлением в новое и новейшее время, оттеняет позитивные стороны английской власти в Северной Франции. При всей справедливости требования определенных коррективов при изучении явления применительно к Средневековью это построение носит искусственный характер. Английская власть в XV в. воспринималась населением как иноземная и враждебная[214].
Д. Сьюард в большей степени придерживается традиционных взглядов на историю Столетней войны. В отличие от многих других авторов, он не отрицает ее межгосударственный характер, не поддерживает тенденции к принижению ее исторического значения. Вместе с тем работа Сьюарда свидетельствует об утверждении в английской историографии по проблемам Столетней войны ряда положений, прямо вытекающих из имевшей место в 50–60-х гг. ревизии традиционных взглядов: стремление усилить оборонительный аспект войны для Англии; уменьшение роли материальных факторов в англо-французских противоречиях; общие ярко выраженные проанглийские позиции[215].
Автор даже утверждает, что в 80-е гг. XIV в. война носила характер агрессии со стороны Франции: «Тогда французы гораздо более, чем англичане, были агрессорами в Гиени и на море, а Англия со страхом ждала вторжения»[216]. Правда, стремясь быть объективным, Сьюард отмечает тяготы войны для Франции, большую выгоду для англичан в период их военных успехов.
Особое место среди современных зарубежных исследований по истории Столетней войны занимает большая биографическая литература. В английской историографии 60–70-х гг. наибольший интерес в этом жанре представляют работы Р. Воэна о герцогах Бургундских, монографии Ч. Чибберта и Р. Ярмэн, посвященные Генриху V (к ним примыкает книга американского автора М. Лэйбедж), биография Карла VII М. Вейля.
Эти работы представляют несомненный интерес прежде всего благодаря богатому фактическому материалу, прекрасному знанию авторами эпохи, тонким психологическим наблюдениям. Столетняя война не является их основным сюжетом, однако новые веяния в ее освещении отразились в этой литературе[217].
В интересных биографиях двух знаменитых политических деятелей времен Столетней войны герцогов Бургундских Филиппа Смелого и Жана Бесстрашного известный английский историк кембриджской школы Воэн исходит из мысли об оборонительном характере войны со стороны Англии. Английским работам о Генрихе V присущ восторженный тон и беспредельное восхваление личности короля. «Если бы у французов был только один такой великий лидер, как Генрих, они могли бы разгромить английскую армию фактически при любом удобном случае», — пишет Ярмэн[218]. Не менее пышное восхваление Генриху V дано в книге Чибберта. Он к тому же стремится на расстоянии пяти с половиной веков «оправдать» некоторые наиболее непривлекательные действия английского короля.
Написанная английским историком Вейлем биография Карла VII лишена откровенной предвзятости. Автор стремится быть объективным в оценке тягот войны для Франции, в отношении к Жанне д'Арк. Однако сам по себе выбор фигуры Карла VII в сочетании с характерной для историков XX в. склонностью к психоанализу приводит автора к подробному рассмотрению «странностей» и слабостей французского короля. Гораздо меньшее место отведено его военным успехам 40–50-х гг. XV в. и немалой роли в укреплении Французского государства.
Эти националистические нотки органично сливаются в современной английской историографии с тенденцией к «реабилитации» Англии в Столетней войне и принижению уровня политического развития Франции. Говоря о событиях 1415 г., Чибберт замечает, что Франция тогда «едва ли была страной вообще» и «французский народ не жаждал в целом сопротивляться английским войскам»[219]. В итоге достаточно естественной и реальной выглядит идея создания объединенного англо-французского королевства. Так, Ярмэн излагает ее с определенной симпатией — как проявление высокой религиозности Генриха V, мечтавшего о создании огромной империи — оплота христианства на Западе. Только преждевременная кончина помешала, по мысли автора, воплощению этого грандиозного замысла»[220].
Однако не все английские медиевисты восприняли новую трактовку Столетней войны, несущую отпечаток националистических тенденций. Известный английский историк К. Мак-Ферлейн писал о том, что война принесла значительные экономические выгоды отдельным представителям английской знати[221]. По существу, вне влияния новых критических концепций осталась трактовка Столетней войны в книге Д. Холмса, посвященной широкому кругу вопросов развития европейских государств в XIV–XV вв. Проблемы Столетней войны в этой работе при всей лаконичности изложения освещены серьезно и полностью в духе прежнего либерального направления. Династические притязания английских королей автор расценивает как навязчивую политическую идею, сходную с традиционными претензиями «Священной Римской империи германской нации» на Италию[222].
Во французской историографии 60-х гг. состояние разработки проблем Столетней войны было иным, чем в английской. До конца 60-х гг. здесь практически исчезли исследования, специально посвященные этому событию. По-видимому, установился взгляд о достаточной изученности войны в международном и военно-политическом аспектах. В ряде французских исследований проявилась новая тенденция к рассмотрению сюжетов, связанных со Столетней войной, в плане не внешнеполитической, а внутренней истории Франции. Этот подход наметился еще в 40-х гг. Однако если в тот период внимание исследователей было отдано экономическим вопросам, то во второй половине XX в. историю войны стали связывать в основном с проблемой развития феодального государства. Именно система «война — государство — армия» является предметом изучения в интересных работах Р. Казелля, Р. С. Тимбаля, Ф. Контамина[223]. Проблемы истории Столетней войны затронуты в этих работах мало. Французские историки как бы не принимали вызова, брошенного английскими исследователями англо-французского конфликта.
