Наталия Басовская - Столетняя война: леопард против лилии
Дальнейшее развитие английской и французской историографии по проблемам Столетней войны показало, что обе наметившиеся тенденции в ее трактовке получили заметное, но не равноценное распространение.
В монографии английской исследовательницы М. Мак-Кизак «Четырнадцатый век» было впервые сказано, что противоречивые события Столетней войны порождают много серьезных дискуссионных проблем[200]. С этого времени дискуссия и пересмотр прежних концепций стали характерной чертой английской историографии по данному вопросу. Новой была также оценка роли Шотландии: в работе Мак-Кизак позиция Шотландии выглядит, пожалуй, основной причиной войны. В трактовке характера Столетней войны Мак-Кизак неоднократно отмечала угрозу французского вторжения в Англию и фактически подводила читателя к мысли об оборонительном характере войны со стороны Англии (во всяком случае, в XIV в.)[201].
Основательная ревизия традиционных концепций по истории Столетней войны с позиций, близких к тому подходу к историческому процессу, который характерен для так называемого критического направления, началась в английской историографии с трудов Дж. Ле Патуреля[202]. Автор прямо ссылался на Темплемэна как на своего предшественника, однако в выводах шел гораздо дальше. Главной причиной Столетней войны Ле Патурель считает претензии английского короля на трон Франции, которые он рассматривает как совершенно справедливые. Автор даже подчеркивает, что их отстаивание было долгом английского короля. Исходя из такого понимания причин войны, Ле Патурель, естественно, должен был соответствующим образом пересмотреть и ее характер. В его работах предложены два довольно противоречивых решения этой проблемы. С одной стороны, Ле Патурель рассматривает войну не как межгосударственное столкновение, а как взрыв внутренних противоречий во Франции: «Это было восстание наиболее крупных французских баронов против королевской централизации, возглавленное их самым крупным представителем, имевшим огромные ресурсы вне королевства — а именно герцогом Аквитанским»[203]. Это заключение не является принципиально новым. Здесь есть определенная доля истины, так как гасконская проблема была почвой для проявления сепаратизма, носителем которого в данном случае выступал английский король. Другое дело, что к этому нельзя свести все содержание англо-французского конфликта.
Более радикально опровергает прежние представления другая идея Ле Патуреля. Начиная с середины 60-х гг., он стремится доказать, что к началу войны вообще не существовали ни Англия, ни Франция. Эти государства возникли позже, не ранее середины XIV в. До этого реально существовавшими политическими объединениями были владения королевских домов Плантагенетов и Капетингов. При этом автор настойчиво подчеркивает, что Англия не являлась главной среди земель Плантагенетов, а представители этого дома были более тесно связаны с Францией. Высказав такую гипотезу, Ле Патурель обратился к основательному изучению истории владений Плантагенетов на континенте, рассмотрел истоки владений анжуйского дома начиная с X в., собрал обширный фактический материал по истории скандинавских, а затем нормандских завоеваний во Франции. Однако концептуальная сторона его исследования несовершенна. Не учитывая уровня экономического и социально-политического развития отдельных народов в период раннего Средневековья, автор представляет нормандское завоевание в духе колониализма нового времени[204]. Для доказательства наличия «колонизации» рассматриваются только правовые нормы, утверждавшиеся завоевателями.
Ле Патурель стремится доказать, что лишь долгое заблуждение историков привело к появлению самого понятия о войне между Англией и Францией в XIV в. и тем более к представлению, что Франция была объектом разграбления. В свете положения автора об отсутствии таких политических реальностей, как Франция и Англия к началу войны, все это должно выглядеть бессмысленным. Напротив, Англия в свое время явилась объектом завоевания и колонизации. Имея в виду события XI в., Ле Патурель пишет, что тогда Англия была завоеванной страной, колонизированной французами[205]. В таком случае борьба за восстановление владений анжуйского дома в XIV в. теряет международный характер и выглядит делом «домашним», столкновением ветвей королевского дома.
Концепция Ле Патуреля наиболее полно отражает переоценку представлений о Столетней войне, начатую в английской историографии в конце 50-х гг. Кроме того, она, по-видимому, оказала непосредственное влияние на некоторых других современных английских историков.
В 60–70-е гг. Столетняя война стала объектом пристального внимания в английской историографии, в то время как интерес к этой теме со стороны французских историков несколько снизился. Основные положения Ле Патуреля получили наиболее заметное отражение в работах видных медиевистов Д. Хэя и К. Фаулера. Не принимая крайностей взглядов Ле Патуреля, они пытаются совместить в понимании проблем Столетней войны основные положения традиционной концепции со значительными элементами оригинальных построений Ле Патуреля. Так, Хэй сохраняет общий плюралистический подход к анализу войны, не игнорируя материальные мотивы, но и не расценивая их в качестве принципиально важных. Среди причин войны он отмечает роль Фландрии. Автор упоминает, что война во Франции была одним из средств получения дополнительных доходов для рыцарства. Однако главной причиной столкновения он считает гасконскую проблему, трактуя ее в традиционном юридическом плане: отсутствие в XIV в. соответствующих норм международного права сделало вопрос о Гаскони причиной военного конфликта[206]. Хэй определенно стремится уменьшить значение Столетней войны в истории Англии и Франции. В этом позиция Хэя безусловно смыкается с концепцией Ле Патуреля, считающего, что войну между Англией и Францией «создала» историческая традиция.
В зарубежной историографии второй половины XX в. наиболее крупным специалистом по истории Столетней войны признан К. Фаулер. Он посвятил этому сюжету первую после Э. Перруа специальную монографию[207]. Монография Фаулера богата фактическим материалом, образно и ярко написана. В книге представлены разные стороны жизни английского и французского общества периода войны, большое внимание уделено вопросам культуры. Фаулер упоминает, что среди разногласий, вызвавших военный конфликт, имели место и экономические вопросы. К их числу он справедливо относит заинтересованность Англии в гасконских доходах. Не была забыта и Фландрия, являвшаяся объектом столкновения именно экономических, в первую очередь торговых интересов сторон. Правда, упоминание о ней у Фаулера еще более беглое, чем о гасконских доходах. Основное внимание автора отдано юридической запутанности положения английских королей в Гаскони и династическим проблемам. Взгляд на династический вопрос как основную причину войны, предложенный еще в 50-е гг. Темплемэном и получивший затем развитие в работах Ле Патуреля, у Фаулера фигурирует как общепринятый и очевидный. В таком подходе есть определенное рациональное зерно: сосредоточив внимание на давности и глубине династических, разногласий между Плантагенетами и Капетингами, английские исследователи объективно приблизились к пониманию единства англо-французских противоречий в течение XII–XV вв.
Получило развитие в работах Фаулера и стремление расценить характер войны как оборонительный для Англии. Автор пишет о возможности использования для вторжения в Англию крестоносного флота, которым командовал Филипп VI, о гипотетическом плане высадки французской армии в Южной Англии[208]. Стремление найти «несправедливо обиженного» в конфликте двух активно развивавшихся государств снижает ценность научного исследования. Еще Ф. Вольф называл «смешными» попытки подходить к событиям Столетней войны с современными нравственными критериями.
Так же как и Ле Патурель, Фаулер утверждает мысль о несоответствии некоторых устоявшихся общих представлений реальной действительности прошлого. Так, он предлагает полностью переоценить степень отрицательного воздействия войны на развитие Франции, высказывая предположение о сознательном преувеличении современниками и историками разорения страны, на территории которой в течение более ста лет периодически велись военные действия. Положительные же изменения в жизни Франции, порожденные войной, по его мнению, бесспорны: перемещение населения из деревни в город, ломка провинциальных барьеров, создание регулярной армии, усиление роли Генеральных штатов и даже «политическая гармония»[209].
