Революции 1917 года в России как серия заговоров - Коллектив авторов -- История
Да и не было времени – каждое поколение должно разрешать актуальные проблемы выживания. Нынешние задачи ложатся на наши плечи.
Известно, что Ленин предвидел (как позже и Сталин), что по мере развития советского общества в нём будет возрождаться сословность («бюрократизм»), и сословные притязания элиты создадут опасность для общественного строя. Так и произошло. Никаких принципиальных идей о том, как этому можно противодействовать, Ленин не выдвинул (как и Сталин). Не выдвинуты они и до сих пор, и угроза России со стороны «элиты» растёт.
Ленин преувеличивал устойчивость мировоззрения трудящихся и рациональность общественного сознания, его детерминированность социальными отношениями. Он не придал адекватного значения тому культурному кризису, который должен был сопровождать индустриализацию и урбанизацию, а значит, быструю смену образа жизни большинства населения. Этот кризис и смены поколений свели на нет тот общинный крестьянский коммунизм, который скреплял мировоззренческую матрицу советского строя. Требовалась смена языка и логики легитимации социального порядка СССР, но эта задача тогда не была поставлена, к ней не готовились ни государство, ни общество. Общественная наука не была адекватна таким проблемам, тем более в социалистическом обществе и с идеологией, которая плохо стыковалась с реальностью.
Казалось, что возникавшие проблемы общественного сознания можно было разрешить административными и чрезвычайными способами, а с конца 50-х годов контроль за их развитием был утрачен. Западные социологи изучали эти проблемы в своих обществах, а теперь мы видим, что есть общие, фундаментальные проблемы.
Советское общество 1930–1955 гг. было скреплено механической солидарностью, т. е. подавляющее большинство населения по своим образу жизни и культуры, по мировоззрению были очень близки. Особенно после Гражданской войны и до конца 1950-х гг., население было в состоянии «надклассового единства трудящихся». Война – и бедствие, и победа – ещё сильнее сплотила советских людей. Основная масса интеллигенции и служащих госаппарата, даже уже с высшим образованием, вышла из рабочих и крестьян. Они строили СССР и воевали и на опыте знали, что и почему они делали.
В ходе индустриализации, урбанизации и смены поколений философия крестьянского коммунизма теряла силу и к 60-м годам XX в. исчерпала свой потенциал, хотя важнейшие её положения сохраняются и поныне в коллективном бессознательном. Вышло на арену новое поколение, не знавшего ни войны, ни голода, ни массовых бедствий. Возникло множество разных профессий, субкультур, сплочённых своими ценностями, нормами и авторитетами. Механическая солидарность резко ослабла, перед обществом возникла задача создать сложную сеть так называемой органической солидарности. Это очень трудная задача – выработать совершенно новую матрицу для консолидации множества сообществ, которые с энтузиазмом расходились по множествам дорожек.
Для интеграции советского общества и сохранения гегемонии политической системы требовалось строительство новой идеологической базы, в которой советский проект был бы изложен на рациональном языке, без апелляции к подспудному мессианскому чувству и крестьянскому общинному коммунизму. Однако старики из старой гвардии этой проблемы не видели, так как в них бессознательный большевизм был ещё жив, а новое поколение номенклатуры искало ответ на эту проблему (осознаваемую лишь интуитивно) в марксизме, где найти ответа не могло.
Подростки и молодежь 1970—80-х годов были поколением, не знавшим ни войны, ни массовых социальных бедствий, а государство говорило с ними на языке, которого они не понимали и стали посмеиваться. Неявное знание стариков не было переведено на язык новых поколений, а формальное знание было неадекватно реальности. Теперь осваивать рассыпанные элементы знания о революции и первом этапе советского строя молодежи придётся самой.
Этот провал надо закрыть в ближайшие годы.
Часть вторая
«Заграница нам поможет»
Англичанка гадит». По ту сторону «красных» и «белых»
К. А. Черемных
Островные и континентальные империи имеют разный способ мышления. Природное ограничение малой территории, ограниченной морем, предрасполагает империю с большими амбициями к поискам торгового и военного доминирования, которое достигается не только и не столько достижениями экономического ума и не только совершенством военно-морской мощи. Управление большей частью мира с небольшого острова – прежде всего искусство манипуляции соперниками, игры на их слабостях, что требует исключительно «знания местности». В отсталых обществах посланцы такой империи являются под маской наследников славных местных империй прошлого (например, в Индии – в роли потомков Великих моголов); к ближним соседям – под маской добрых советчиков, носителей ноу-хау; в обоих случаях в стране, избранной мишенью экспансии, выискиваются чиновники, предприниматели и общественные деятели, поддающиеся соблазну, а в случае опалы им щедро предоставляется убежище на острове и особый, подчеркнуто престижный статус. Таков был опыт и навык Британской империи. Актуален ли этот опыт и навык, если роль диктатора мировых судеб взяла на себя американская цивилизация, и не Royal Navy, a US Navy, вкупе с US Marine Corps, бороздит просторы всех океанов, и не Secret Intelligence Service, а совсем недавно сложившаяся система CIA, DIA, NSA, FBI и Офиса контроля зарубежных активов (OFAC) чутко отслеживает помыслы и действия всех держав, претендующих на субъектность и сферу собственного влияния?
Тот вклад в глобальное управление, который вносила Великобритания с середины 1980-х по наше время, отражает специфическую роль в разделении труда с США. Не Вашингтон, а Лондон был местом, где подвергся первому соблазну Михаил Горбачев еще до того, как стать генсеком. Не к Вашингтону, а к Лондону прислушивался Борис Ельцин, когда в 1992 году неожиданно для его команды сменилась партийная власть в Белом Доме. Британский истэблишмент был и остается составной частью самых влиятельных в мире клубов и институтов – от Богемского клуба до Атлантического совета. Американский президент может быть даже заочным выпускником одного из университетов Ivy League, и не обязательно посещать тайные институтские клубы. Однако те американские стратеги, которые задействованы в политических и идеологических манипуляциях мирового масштаба, почти все – родсовские стипендиаты, от автора рецептуры саботажного «ненасилия» Джина Шарпа до собирателя «молодежных движений» (youth movements) для «арабской весны» Джареда Коэна. В Оксфорд, а не в Гарвард, ездил в канун «арабской весны» зять основателя «Братьев-мусульман» профессор Тарик Рамадан. Саудовский муфтият, отыскивая корни апокалиптической философии ИГИЛ, нашел их не в RAND Corporation, а в Британском музее, где с выходом на сцену Абу Бакра аль-Ба-гдади обнаружился древний исламский апокриф о пророке с таким именем.
Британский истэблишмент хранит и бережет знания о слабых местах цивилизаций и память об успешной игре на этих слабых местах. В столицах-мишенях британская игра кажется то враждебной, то дружественной. Турецкое
