Валерий Сойфер - Власть и наука
. Чтобы убедить руководство страны в последнем, главное место в "Директивном письме" было обращено на обоснование разносторонней враждебной советскому государству научной и организационной деятельности Вавилова. Начинались объяснения с того, сколь злонамеренно Вавилов ограничивает приток в его огромный институт членов партии (якобы всего 10-15 большевиков на 1200 сотрудников), затем утверждалось, что он поддерживает связи с врагами Соввласти за рубежом, что в сообществе с Талановым Вавилов пытался протащить в сельское хозяйство СССР принципы американской организации этого сектора экономики и американские фирмы ("протежирует американские капиталистические интересы в пику интересам Советской власти" /56/) и одновременно "является агентом английской контрразведки" (57), затем объяснялось, как он ненавидит советскую власть ("Политические позиции группировки ВАВИЛОВА резко враждебны коммунистической партии и Советской власти" /58/) и как умело скрывает ненависть к советскому строю и компартии.
Почти половину огромного по объему "Директивного письма ОГПУ" занимали обвинения Вавилова во вредительстве в растениеводстве СССР. Эти обвинения для вящей убедительности были разбиты на множество пунктов и подпунктов, касались вредительских рекомендаций по разным сельскохозяйственным культурам. Были среди них и весьма занятные. Все в стране отлично понимали, что вину за истребление лучших сортов пшеницы и других культур нужно было возлагать на тех в Кремле, кто развязал тотальную коллективизацию и экспроприацию всего зерна у крестьян. Теперь же вину за гибель сортов чекисты возлагали на Вавилова. Он же, оказывается был виновен в "срыве работ по селекции кукурузы, сои, конопли, люцерны и т. д." (59), хотя чуть ниже утверждалось, что он, напротив, "вредил" тем, что призывал занимать "лучшие земли (пшеничные и хлопковые земли)... кукурузой" (60), а еще ниже в вину Вавилову было поставлено то, что он" скрывал зимостойкие и засухоустойчивые урожайные сорта кукурузы" и оказывал "сопротивление продвижению кукурузы на север... и развитию семеноводства кукурузы" (61). Логики в этих взаимоисключающих обвинениях не было. Читая утверждение, что Вавилов виновен в последнем "грехе" -- в сопротивлении продвижения кукурузы на север -- нельзя сразу же не вспомнить кукурузную эпопею Н.С.Хрущева, когда тот требовал продвигать "королеву полей" всё севернее, полностью воспроизводя пожелания чекистов. Время показало, что и чекисты и Хрущев принесли огромный вред стране. Вавилов (если только и эта его "вина" не была высосана из пальца) в этом вопросе оказался прав.
Два пункта обвинения чекистов были вполне понятны: с нескрываемым раздражением они писали о "деятельности... вавиловской группировки по ходатайствам за арестованных [ранее чекистами] вредителей, ... составление списков на освобождение, паломничество родственников арестованных к ВАВИЛОВУ" (62). Поступая так, Вавилов лишал чекистов лавр защитников социалистического отечества, так как оказывалось, что они хватали людей, чью невиновность удавалось легко доказать. Второй пункт раздражения был связан с тем, что Вавилов не опирался на членов ВКП(б), а предпочитал им "быв[ших] чиновников департамента земледелия, представителей земства, помещичьих элементов, деятелей кадетской и эсеровской партий..." (63).
В последней части "Директивного письма" "аналитики" из ОГПУ нашли еще одну тему для глубокомысленных обсуждений -- противопоставление "прусско-датского пути" развития сельского хозяйства "американскому пути". Первый якобы заключался "в апологетике... МЕЛКОГО сельского хозяйства, являлся уделом всех выброшенных и ликвидированных Октябрьской революцией идеологов аграрной контр-революции (КЕРЕНСКИЙ, ЧЕРНОВ, ЩЕПКИН, КОНДРАТЬЕВ, ЧАЯНОВ, ЧЕЛИНЦЕВ, САДЫРИН и др.)" (64), а второй -- в развитии КРУПНЫХ хозяйств по американскому образцу, что поддерживал В.В.Таланов. Воспользовавшись тем, что ЧК-ОГПУ "выбросила и ликвидировала" всех сторонников первого пути, Вавилов и его группа якобы заняли освободившееся место и лишили тем чекистов радости победы над врагом: снова надо было бороться и побеждать, теперь уже "американистов" вавиловского клана. Никакой пользы в "американизме" чекистские авторы Директивного Письма не усматривали, хотя "догнать и перегнать" капиталистические страны (как опять не вспомнить перепев этого же призыва тридцатью годами позже Хрущевым), по их мнению, мешала как раз "американская группировка Вавилова":
"Изменившаяся хозяйственно-политическая обстановка, ликвидация кулачества как класса, коллективизация, строительство крупных механизированных совхозов, социалистическая реконструкция сельского хозяйства уничтожили пути и возможности буржуазной реставрации через рост капитализма в деревне. Поэтому вредительство, срыв, задержка темпов социалистической реконструкции и сопротивление ей, постоянное подчинение сельского хозяйства Союза иностранной, и в первую очередь, американской, зависимости, не давая возможности СССР "догнать", а тем более "перегнать" капиталистические сельско-хозяйственные страны -- являются основными методами и задачами контр-революционной борьбы "американской" группировки Вавилова" (65).
В заключительных абзацах Письма, направленного высшим руководителям страны, был сделан намек на существование еще более разветвленной вредительской организации -- всей Академии Наук СССР:
"...по самым общим оперативным намекам, требующим дальнейшей разработки, можно предположить, что вавиловская группировка является только сельскохозяйственной частью той общей контр-революционной организации, которая складывается в недрах Академии Наук СССР..." (/66/, выделено мной -- В.С.).
Все до одного пункты обвинений были обоснованы не просто беспомощно, а вопиюще беспомощно. Особенно плохо обстояло дело с доказательствами шпионской деятельности Вавилова. По сути ни одного заслуживающего доверия факта, такого как поимка Вавилова с поличным или задержание в момент передачи им на Запад секретных материалов, доказано не было.
Вместо этого были названы фамилии четырех "врагов" советской страны, якобы "изобличенных материалами ОГПУ в руководстве и финансировании к-р [контрреволюционного] движения в СССР". Двое из "финансистов" были бедно живущими в эмиграции учеными, отлично известными во всем ученом мире, -- проф. С.И.Метальников из Пастеровского института и проф. А.И.Стебут из Белградского университета. Назван был еще один эмигрант из России, живущий в Берлине, -- П.Ф.Шлиппе ("автор статьи об истории фирмы Вильморенов в "Трудах по прикладной ботанике"" /67/), и германский дипломат -- Аухаген. Фамилии двух последних приводились и здесь и впоследствии без указания имен, и невольно складывалось впечатление, что даже их имен ОГПУ не знает. Ни одного установленного эпизода обмена ими с Вавиловым чем-то предосудительным не было приведено вообще. Столь же мало доказательны были обоснования всех остальных пунктов шпионажа.
В целом при отсутствии решающих доказательств правоты выставленных обвинений документ носил безапелляционный характер. Обвинения были категоричными, призывы к немедленной расправе с Вавиловым и его ближайшими сотрудниками сформулированы крайне жестко (как это, впрочем всегда было в документах, выходивших из ведомства госбезопасности). В тексте даже присутствовал абзац, в котором было высказано недоумение по поводу причин так долго длящейся безнаказанности "группировки" Вавилова:
успехи группировки "...вызывают законный вопрос о причинах ее сохранения до сего времени и неликвидации в момент разгрома к-р организаций в сельском хозяйстве в 1930-31 г.г. Была ли эта группировка незамечена или деятельность ее не носила такого характера, какой она приобрела в последнее время и надобности в ее ликвидации не имелось?" (68).
Вавилов под подозрением, но пока остается на свободе
Знакомясь с обвинениями Вавилова, зловещими и по форме и по сути, нельзя не задаться вопросом, были ли они заказаны кем-то из тех руководителей страны на самом верху, кто мог приказывать "исследователям темных сторон жизни" из ведомства ОГПУ, или в то время -- в 1932 году -- следователи ОГПУ уже сами знали, на кого следует направить лезвие их сабель, и, основываясь на своем понимании врагов и друзей системы, могли приказывать властям, что делать с найденными ими врагами. Пример Вавилова позволяет дать осторожный и, конечно, неполный ответ на этот вопрос. Против Вавилова, как мы видели выше, уже началась кампания газетной критики, его институт и его самого уже обвиняли в различных грехах, но тем не менее Николай Иванович в 1932 году находился в лучшей форме, был демонстративно ценим властями -- введен в состав законодательных органов страны (ЦИК) и РСФСР (ВЦИК), напрямую общался с лидерами страны, был Президентом ВАСХНИЛ и Всесоюзного Географического Общества, неизменно проводил за границей много месяцев в году, постоянно печатал свои программные статьи в ведущих газетах. Как же так? Почему статьи против Вавилова появились, в недрах ОГПУ его портрет рисовали самыми черными красками, а советской общественности "звериную" суть этого буржуазного вредителя не открывали и "осиное гнездо вредителей" продолжало существовать безбедно?
