Джон Норвич - Нормандцы в Сицилии
Эадмер не самый объективный биограф, и трудно поверить, что сарацинские войска графа Рожера были столь многочисленны и столь восторженны, как он описывает. В его рассказе содержится, однако, интересное упоминание о том, что граф не позволял сарацинам принимать христианство. В последующие годы правителей Сицилии не раз жестоко проклинали за то, что они хладнокровно посылали мусульманские войска на своих христианских врагов и яростно противились любым попыткам миссионерства. Фанатичным средневековым умам такая политика казалась аморальной, но она полностью оправдала себя на практике. Прежде всего, создав отборные войска из сарацинских воинов под командой сарацинских военачальников, использовавшие традиционные методы ведения войны, Рожер нашел полезное применение боевому духу и военным талантам своих мусульманских подданных; в результате они не чувствовали себя людьми второго сорта, а, напротив, гордились тем, что участвуют в делах нового сицилийского государства. Во-вторых, он знал, какое разрушительное воздействие оказывают любые религиозные санкции на боеспособность христианской армии. Его отношения с папством были вполне дружественными, но никто не ведал, сколь долго они такими останутся. Только при наличии сильного исламского подразделения в его войске он мог гарантировать, что в случае разрыва с папой в его распоряжении останется корпус первоклассных воинов, всецело ему преданных. Наконец, присутствие сарацинского подразделения делало армию графа самой сильной на полуострове, обеспечивая ей превосходство над войсками Капуи и даже армией графа Апулии.
Рожер со временем все больше проникался уважением к военному искусству сарацин, и одновременно нечто подобное происходило в административной сфере. По мере того как он завоевывал их доверие и они начинали признавать его в качестве своего правителя — при том, что их таланты и умения, особенно в финансовых и коммерческих делах, постепенно, проявлялись со всей очевидностью, — всебольше мусульман занимали высокие административные должности. В Палермо правителями всегда были христиане, хотя даже там глава носил арабский титул эмира, который вошел в латинский язык в форме «ammiratus», и от него произошло современное слово «адмирал». Но почти во всехобластях острова, где население было полностью или в основном мусульманским, власть осталась в руках местных сарацинских эмиров. Соответственно, после того как в стране воцарился мир, ожили древние арабские традиции в области науки, искусства, философии: вновь появившихся поэтов, ученых и ремесленников прославляли и привечали, и тем самым были заложены основы для небывалого расцвета культуры на Сицилии в XII столетии, в который арабы внесли самый большой и ощутимый вклад.
Учитывая все это, едва ли стоит удивляться, что, когда в ноябре 1095 г. в Клермоне папа Урбан призвал правителей и народы христианского мира поднять оружие против сарацин и освободить Святую землю от языческой скверны, его слова не нашли отклика у графа Сицилии. Рыцари и бароны Апулии, в чьих сердцах не угасала старая нормандская страсть к перемене мест, отозвались сразу и с величайшим воодушевлением; дошло до того, что Рожер Борса, который — как всегда с дядиной помощью — осаждал мятежный Амальфи, когда весть о Крестовом походе достигла южной Италии, неожиданно обнаружил, что почти половина его войска дезертировала, и вынужден был снять осаду. Через несколько месяцев армия крестоносцев, пересекавшая полуостров, чтобы отплыть на кораблях дальше по дороге, невероятно пополнилась за счет нормандских воинов, которые сотнями присоединялись к ней. Ими предводительствовал великан Боэмунд, и среди его приближенных были, как минимум, еще пять внуков и два правнука Танкреда де Отвиля.
Герцогу Апулии, несмотря на злосчастное дезертирство его армии, этот великий исход казался даром Божьим, ибо благодаря ему он избавился от всех самых опасных и беспокойных обитателей своих владений. Но возбуждение и волнения этого лета не затронули его дядю. Рожер за свою жизнь уже пресытился крестовыми походами. Арабский историк Ибн аль-Атхир рассказывает, как примерно в это время графу предложили присоединиться к французской армии, отправлявшейся в военную экспедицию в Африку против Темима, зиридского султана из династии Зиридов в Махдии, на территории нынешнего Туниса. Аль-Атхир далее пишет:
«Получив эту весть, Рожер собрал своих соратников и спросил у них совета. Все ответили: «Воистину, это прекрасный план для всех, ибо тогда страны станут христианскими». Но Рожер поднял ногу и, издав неприличный звук, сказал: «Я считаю, что это не лучший совет… Когда эта армия будет здесь, мне придется предоставить корабли и еще многое другое, чтобы переправить в Африку их и мои собственные войска. Если мы завоюем эту страну, она будет принадлежать им, а мы должны будем посылать им провизию с Сицилии, и я потеряю деньги, получаемые каждый год от торговли. Если же, наоборот, поход закончится неудачей, они вернутся на Сицилию и станут надоедать мне здесь. Более того, Темим сможет обвинить меня в бесчестье, заявив, что я нарушил слово и порвал связи дружбы, существовавшие между нашими странами».
Ибн аль-Атхир писал примерно через сто лет после смерти Рожера. Факты у него немного спутались, эпизод, о котором идет речь, скорее всего, соотносится с отказом Рожера присоединиться к совместной пизанско-генуэзской экспедиции против Темима в 1086 г. Рассказ аль-Атхира ценен не столько как источник исторических сведений, сколько как свидетельство касательно репутации Рожера в арабском мире. Это также одна из немногих дошедших до нас историй, которые рисуют портрет — пусть неточный и схематичный — Рожера как человека. О его личности и частной жизни мы знаем до обидного мало. Единственное, что можно утверждать, — он в полной мере обладал плодовитостью Отвилей. В сохранившихся источниках упоминается о по крайней мере тринадцати, а может быть, семнадцати детях от разных матерей, на трех из этих женщин — его возлюбленная Юдифь из Эврё умерла молодой — Рожер последовательно был женат, но, возможно, список его потомков этим не исчерпывается. Об остальных чертах его характера мы можем судить только исходя из того, что нам известно о его жизни и достижениях.
Но что это была за жизнь! К тому времени, когда Рожер умер 22 июня 1101 г. в своей континентальной столице в Милето, ему исполнилось семьдесят лет. Из них сорок четыре года он провел на юге, а сорок отдал Сицилии. Будучи младшим из Отвилей, он не имел даже тех щ преимуществ, которыми пользовались его братья, но к моменту смерти, будучи формально всего лишь графом, верным вассалом своего племянника, он считался одним из самых выдающихся государей Европы, и по меньшей мере три короля — Филипп Французский, Конрад Германский (сын Генриха IV)[74] и Кальман Венгерский — были его зятьями. Сицилия при его правлении преобразилась. Остров, некогда отчаявшийся и деморализованный, раздираемый междоусобицами, пришедший в запустение после двух столетий плохого правления, превратился в политически цельную, мирную и процветающую страну, где представители четырех народов — поскольку благодаря усилиям Рожера несколько процветающих лангобардских колоний были основаны в окрестностях Катании — и трех религий счастливо жили бок о бок при взаимном уважении и согласии. Именно в этом лежит важнейшее из достижений Рожера, и его значение выходит — во времени и пространстве — далеко за пределы Центрального Средиземноморья XI в. В феодальной Европе, где кровопролитие стало частью повседневной жизни, оглашаемой шумом тысяч мелких стычек, раздираемой схизмой и постоянно омраченной глобальным конфликтом между императором и папой, он оставил после себя страну — еще не нацию, — в которой бароны не были слишком бурными, а греческая и латинская церкви не боролись ни со светской властью, ни друг с другом. В то время, пока остальные обитатели континента тратили свои силы и позорили себя в крестовых походах, где циничное своекорыстие удивительным образом сочеталось с туманным идеализмом, Рожер — единственный из европейских правителей успевший познать на собственном опыте суетность крестоносного духа — стал поборником цивилизованного политического и религиозного мышления, при котором все народы, веры, языки и культуры в равной мере поддерживались и поощрялись. Подобный феномен, не имеющий параллелей в Средневековье, не часто встретишь и в другие эпохи, и образец, который граф Рожер Сицилийский предоставил Европе в XI в., может с выгодой быть использован большинством наций в современном мире.
Глава 20
АДЕЛАИДА
В то время как другие христианские правители делали все возможное как лично, так и своими щедротами, чтобы защищать и подпитывать наше королевство, словно нежный росток, этот властитель и его наследники никогда до сего дня не обращались к нам со словами дружбы, несмотря на то что они лучше и наиболее удобно расположены, чтобы предоставить нам практическую помошь или совет. Они, по-видимому, всегда помнили обиды и таким образом наказывали весь народ за ошибку, которую, собственно, следовало бы приписать одному человеку.
