Станислав Куняев - Жрецы и жертвы холокоста. История вопроса
Конечно же, это исповедь «цивилизованного колонизатора». Но чтобы показать бесчеловечную последовательность одного из идейных основателей сионизма, приведу еще одно его высказывание, полное предельного высокомерия и полной уверенности в том, что судьбами народов можно распоряжаться, как деревянными фигурками на шахматной доске:
«Европа морально «наша» <…> этический пафос, создавший все ее освободительные движения, легший в основу ее социальных переворотов, вскормлен нашей Библией <…>. Ее экономический прогресс был бы немыслим без международной торговли и без кредита <…> от «Авицебрана» до Эйнштейна десятки тысяч индивидуальных евреев в разных странах лично делали науку философию, художество, технику политику и революцию, одни на высотах мировой славы, как Спиноза, или Гейне, или Дизраэли, или Маркс, другие во втором, и третьем, и десятом ряду…»
«Европа наша; мы из ее главных созидателей <…> мы начали ее строить еще до того, как начали ее строить афиняне. Ибо главные черты европейской цивилизации: недовольство, «богоборчество», идея прогресса <…> эти черты дали Европе мы».
«Может быть, мы больше всякого другого народа имеем право сказать: «западная» культура есть плоть от плоти нашей, кровь от крови, дух от нашего духа. Отказаться от «западничества», сродниться с чем-либо из того, чем характерен «Восток», значило бы для нас отречься от самих себя <…> и соседям нашим по Азии желаем того же: скорейшей ликвидации «Востока» (там же, стр. 255–256).
Красиво все изложено. Но если внимательно вдуматься в эту отлакированную Жаботинским историю, то станет очевидным, что он приписал евреям строительство всей европейской цивилизации и умолчал о том, какую страшную цену уплатили народы Европы за участие в этом строительстве еврейства: захват реальной политической власти еврейскими кланами, взращивание и финансирование почти всех европейских революций Домом Ротшильдов и другими финансовыми магнатами Европы, разрушение национальных государств, внедрение в людские души атеистического мышления, выдавливание, выхолащивание христианства из жизни народов, работорговля и создание мировой колониальной системы, организация войн мирового масштаба, унесших десятки миллионов жизней и знатных сословий Европы, и европейского простонародья. Да и, в конце концов, создание общества потребления, являющегося последней ступенью к уничтожению всей земной цивилизации.
В сущности, если отвлечься от деталей, Жаботинский еще в 1910–1915 годах сказал многое из того, что было повторено нацистской верхушкой, состоявшей из «четвертинок», «полтинников» и даже стопроцентных евреев.
Они втайне считали себя потомками сефардов, что давало им право свысока смотреть на восточноевропейское, дикое «хазарское» еврейство, хлынувшее во время Первой мировой войны в города Центральной и Западной Европы.
Сам Жаботинский, видимо, происходил из ашкеназов, но очень хотел стать сефардом. И в этом была его противоречивая раздвоенность, его мировоззренческая шизофрения, и даже несовпадение его внешнего облика с убеждением об избавлении европейских евреев от всего «восточного».
В 1989 году в сборнике «Перестройка и еврейский вопрос», изданном Антисионистским советским Комитетом, было опубликовано письмо девяностолетнего харьковского еврея П. Довгалевского о том, как он, юный гимназист, в 1910 году встретился в Харькове с молодым Жаботинским.
« Низенький, смугловатый, с некрасивым обезьяньим лицом, говоря со мной о сионистском движении, о будущем еврейском государстве, этот человек совершенно преобразился. Он словно вырос; глаза его горели, лицо стало одухотворенным, прямо-таки прекрасным… Жаботинский напомнил мне протопопа Аввакума, Саваноролу, библейских пророков и яростных членов Синедриона»… но «вряд ли видели Жаботинские в мареве своих грез военизированные поселки на склонах гор и в опутанных колючей проволокой долинах, где люди ложатся спать с винтовкой в головах и с пистолетом под подушкой <…>. Как не похож сегодняшний Израиль на то царство, какое рисовалось в мечтах Жаботинскому. Это государство создало свое счастье на несчастье других. Оно изгнало с земли за свои пределы жившее в Палестине арабское население и сотни тысяч людей обрекло на скитания вдали от родины. Сегодняшие сионисты сами посеяли ветер и, если не поумнеют и вовремя не спохватятся, обязательно пожнут бурю».
Но наш прекраснодушный харьковчанин идеализировал в своих воспоминаниях Жаботинского, потому что последний как раз в те годы, когда произошла встреча двух молодых людей в Харькове, писал: «Мир в Палестине будет, но будет тогда, когда евреи станут большинством или когда арабы убедятся в неизбежности такого исхода; то есть именно когда им станет ясно, что «решение проблемы» не зависит от их согласия». (В. Жаботинский. «Избранное», стр. 248).
Вот это уже слова не мальчика, но мужа, сказанные по-гитлеровски за тридцать лет до «окончательного решения вопроса» и до начала Холокоста. В 20-е годы XX века в сущности происходили последние арьергардные бои западников, проигравших историческую борьбу за судьбы еврейства Ахад Хаму и его сподвижникам – российским местечковым комиссарам и эмиссарам палестинского сионизма, уже начавшим по плану Бальфура строить расистское государство Израиль. Их родным советским братьям – выбравшим пятиконечную звезду вместо шестиконечного могендовида, вышедшим из местечкового хасидства, было не до Ближнего Востока. Они получили во владение такое государство, о котором до 1917 года и мечтать-то не смели… Страстные декларации Жаботинского были опубликованы в 1926 году, когда в России еврейское владычество, замаскированное под коммунистическую демократию, поднималось на пик своего могущества. До 1937 года было еще целое десятилетие, и никакие «сионские мудрецы» не подозревали, что произойдет по истечение этого срока.
* * *В еврейской русской среде начала XX века разница между сефардами и ашкенази понималась четко. Об этом свидетельствует, к примеру, история жизни российского композитора, друга и любовника Анны Ахматовой Наума Израилевича Лурье, впоследствии взявшего псевдоним – звучное имя «Артур Сергеевич». Он родился в Петербурге, в семье лесопромышленника, и как пишет о нем биограф И. А. Грэм, «Семья эта принадлежала к очень древнему роду так называемых «маранов», выходцев из Испании, спасавшихся от террора инквизиции во Францию, Голландию и другие страны Европы. Одним из прямых предков этой семьи был знаменитый философ и мистик 16 века Исаак Луриа <…> По достижении совершеннолетия А. С. принял католичество и был крещен в Мальтийской капелле, в Петербурге».
«Отец A.C. был совершенно равнодушен к религии и не исполнял никаких обрядов».
Итак, перед нами типичный выходец из сефардской семьи, но посмотрим, как он относился к своим восточноевропейским соплеменникам из ветви «ашкеназов»:
«A.C. говорил, что еврейство закончило свою «миссию» после явления Христа. Он презирал раввинизм, синагогу с ее гешефтами, талмуд с его скептицизмом и ухищрениями, он говорил, что евреи-сионисты, получив свою обетованную страну, не нашли ничего лучшего, чем создать в Палестине буржуазное государство с… уклоном в фашизм! A.C. настолько презирал Израиль и весь его дух, что отказался вступить в правление библиотеки в Иерусалиме после того, как ему прислали пригласительное письмо. Он негодовал и бесновался, когда евреи в Израиле приняли от немцев «цену крови» – выкуп за тех, кого гитлеровцы замучили или сожгли в газовых печах» (из «Воспоминаний» И. Грэм).
В отличие от образованных сословий народов Западной Европы и западных сефардов российские сефарды и русская интеллигенция (дворянская, творческая, чиновная, клерикальная и прочая) знали, что представляют из себя революционеры хазарского происхождения.
Знали, но не до конца. Потому что даже самые проницательные из них не ожидали, что произойдет после двух революций 1917 года с выдрессированной раввинами массой местечковой молодежи, которая вырвется из-под власти своихжрецов-дрессировщиков и бросит «в мир, открытый настежь бешенству ветров» (Э. Багрицкий) черную энергию своей талмудической ненависти к этому открытому «и для эллинов и для иудеев» бескрайнему христианскому миру. Освободившись от всех внешних оков иудаистского гетто, это поколение ни на йоту не освободилось от чувства, которое Эдуард Багрицкий назвал «мщенье миру».
Василий Витальевич Шульгин, знавший эту публику по Украине и Галиции, так отзывался о них в книге «Что нам в них не нравится». Сначала его поразили «лапсердаки и фантастические пейсы, которые можно было видеть на старинных картинках. Я их впервые увидел «живыми» в 1914 году, когда наши войска вошли в Галитчину; там в полуразрушенном местечке Рава Русская я видел евреев, как бы сошедших со старинных гравюр». Но через три года он писал о них уже куда как с более глубоким знанием: «Коммунисты ухитрились вытащить на социальные верхи <…> тучи мрачных жидов, выскочивших из гетто. Правда, без пейсов, но с косматыми сердцами, а в разряд париев посадили недорезанную часть русского культурного класса» («Что нам в них не нравится», стр. 171).
