Руслан Скрынников - Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века
Чтобы устрашить столичное население, Отрепьев велел предать названных лиц публичной казни. Дворянина Петра Тургенева вывели на пустырь (Пожар) и там обезглавили.[103] «Новый летописец» ни словом не упоминает о мученичестве Тургенева. Лишь монах Авраамий Палицын называет его новым мучеником, обличителем «вора». Сохранилось предание, что торговый человек Федор Калачник, идя на казнь, во все горло кричал, что новый царь — антихрист, и все, кто поклоняется этому посланцу сатаны, «от него же погибнут».[104]
Лжедмитрий и его окружение не желали раздражать дворянства. Зато с простонародьем они не церемонились. В первые же дни правления нового царя, — записал Масса, — пострадало много простых людей и горожан в Москве, так что ночью и втайне только и делали, что пытали, убивали и губили людей.[105]
Автор «Иного сказания», близкий к Шуйским, утверждал, что князь Василий и его братья были арестованы на третий день после вступления Лжедмитрия в Москву, а три дня спустя 25 июня их передали в руки палача.[106] Приведенная дата ошибочна. Достоверно известно, что казнь Шуйских была назначена на воскресенье 30 июня.[107] Как бы то ни было, все очевидцы события единодушно подтверждают, что дело князя Василия Шуйского решилось в считанные дни.[108]
Установив хронологию заговора Шуйских, С. Ф. Платонов писал: «Трудно понять причины той торопливости, с какою они постарались отделаться от нового царя»; «…Шуйские необыкновенно спешили и… все их «дело» заняло не более десяти дней. Очевидно, они мечтали не допустить «розстриги» до Москвы, не дать ему сесть на царстве».[109]
С. Ф. Платонов принял на веру официальную версию заговора Шуйских. Между тем эта версия заключает в себе слишком много неясного и едва ли заслуживает доверия.
В массе своей народ приветствовал нового царя. На его стороне была военная сила. Лжедмитрий был на вершине своих успехов. Планировать в таких условиях переворот было безумием. Шуйские же всегда были трезвыми и осторожными политиками.
Спешили не столько Шуйские, сколько Лжедмитрий. Даже если заговора не было и в помине, ему надо было выдумать таковой.
В Польше коронный гетман Я. Замойский, выступая перед сеймом в начале 1605 г., резко высмеял россказни самозванца и заявил, что если уж поляки хлопочут о возведении на московский трон старой династии, то им надо иметь в виду, что законным наследником Московского княжества «был род Владимирских князей, по прекращении которого права наследства переходят на род князей Шуйских».[110] О речи гетмана говорили по всей Польше, и самозванец не мог не знать о ней.
Василий Шуйский был единственным из начальных бояр, отказавшимся подчиниться приказу Лжедмитрия и не встречавшим его в Серпухове. Все это усилило подозрения самозванца. Последний имел все основания беспокоиться о том, что князь Василий предъявит претензии на трон при первом же подходящем случае.
Отрепьев мог расправиться с Шуйскими тем же способом, что и с царем Федором Годуновым. Но с некоторых пор он был связан договором с боярами. Следуя традиции, Лжедмитрий объявил о созыве собора для суда над великим боярином.
Л. В. Черепнин возражал против отнесения названного собора к разряду Земских соборов. По мнению Л. В. Черепнина, то был, скорее, акт политической расправы, облеченный в форму соборного приговора.[111] По существу такая оценка представляется вполне верной.
Продолжая наблюдения Л. В. Черепнина, В. Н. Назаров акцентировал внимание на участии в соборном суде выборных земских людей.[112] Нет данных, которые бы позволили реконструировать состав соборного суда. Однако имеющиеся свидетельства принадлежат непосредственным очевидцам и могут быть подвергнуты взаимной проверке. Находившийся в те дни в Кремле патер Лавицкий писал, что Шуйских судили на большом (многочисленном) соборе, состоявшем из сенаторов, духовенства и других сословий.[113]
Капитан Маржарет, перешедший на службу к Лжедмитрию, утверждал, что Шуйские подверглись суду «в присутствии лиц, избранных от всех сословий».[114] Следуя рассказам поляков из окружения самозванца, Г. Паэрле записал, что в суде участвовали как сенат (дума), так и народ.[115]
Свидетельства иностранцев полностью совпадают с данными русских источников. Как подчеркнул «Новый летописец», Лжедмитрий «повеле собрати собор» с приглашением духовных «властей», бояр и лиц «ис простых людей».[116]
Самозванец пришел к власти на волне народных восстаний. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в первые дни после прибытия в Москву он еще продолжал видеть в восставшем народе союзника. На соборный суд представители столичного населения были приглашены, чтобы нейтрализовать возможные выступления сторонников Шуйских на суде. В высшем государственном органе — Боярской думе позиции Шуйских были исключительно сильны, и Лжедмитрий имел все основания опасаться происков их сторонников.
С обвинениями против Шуйских на соборе выступил сам Лжедмитрий. По «Новому летописцу», царь объявил членам собора, что «умышляют сии на меня».[117] Со слов секретаря Лжедмитрия, С. Немоевский записал обширную обвинительную речь государя. Главный тезис самозванца сводился к тому, что род князей Шуйских всегда был изменническим по отношению к московской династии. В доказательство Отрепьев ссылался на то, что его блаженной памяти отец семь раз велел казнить своих изменников Шуйских, а брат Федор за то же казнил дядю Василия Шуйского. В своей речи Лжедмитрий фактически отказался от версии о наличии разветвленного заговора. Трое братьев Шуйских якобы намеревались осуществить переворот своими силами: «подстерегали, как бы нас заставши врасплох, в покое убить, на что имеются несомненные доводы».[118]
Поскольку сам царь поддерживал обвинения и утверждал, что имеет несомненные доказательства заговора Шуйских, никакого разбирательства с допросом свидетелей и другими формальностями на соборе не было.
Авраамий Палицин отметил, что Василия Шуйского осудили вскоре после публичной казни Петра Тургенева и Федора Калачнина.[119]
Под впечатлением убийств и казней даже близкие к Шуйским члены думы и священного собора не посмели выступить в их защиту. Инициатива полностью перешла в руки «угодников» Лжедмитрия — патриарха Игнатия, бояр Б. Я. Бельского, П. Ф. Басманова, М. Г. Салтыкова, новоиспеченных думных людей из путивльской «думы». Как с горечью отметил «Новый летописец», «на том же соборе ни власти, ни из бояр, ни из простых людей нихто же им (Шуйским. — Р.С.) пособствующе, все на них кричаху».[120]
Опытному царедворцу Василию Шуйскому пришлось пережить грозу в правление Бориса Годунова, которая едва не стоила ему головы. Он знал, чем можно заслужить снисхождение, и повинился во всех преступлениях, которые ему приписывали. «Виноват я тебе… царь государь: все это (о расстриге и пр. — Р.С.) я говорил, но смилуйся надо мной, прости глупость мою!» — будто бы сказал Шуйский. В заключение князь Василий смиренно просил патриарха и бояр сжалиться над ним страдником и просить за него царя.[121] По словам поляков, Василий признался во всем в самом начале розыска, «боясь быть на пытке».[122]
Собор осудил Василия Шуйского на смерть, а его братьев на заключение в тюрьму и ссылку. Лжедмитрий спешил с казнью и назначил экзекуцию на следующий день. Все было готово для казни. По существу самозванец ввел в столице осадное положение: «по всему городу уготовлены быша все стрельцы, вооруженны во всем оружии, яко на битву».[123]
На Пожаре распоряжался новый глава Стрелецкого приказа боярин П. Ф. Басманов. Стрельцы оцепили всю площадь полукругом. Преданные самозванцу казачьи отряды и поляки с копьями и саблями заняли Кремль и все ключевые пункты города. По словам поляков, были приняты все меры безопасности против возможных волнений.[124]
Выехав на середину площади, Басманов прочел приговор думы и собора о винах Шуйского.[125] Вслед за тем палач сорвал с осужденного одежду и подвел его к плахе, в которую был воткнут топор.[126]
Сообщение о том, что Василий Шуйский продолжал обличать еретика Гришку, будучи на эшафоте, а московский народ рыдал, слушая его речь[127], можно отнести к числу вымыслов.[128]
На площади осужденный вел себя совершенно так же, как и на суде. Стоя подле плахи, он с плачем молил о пощаде. «…От глупости выступил против пресветлейшего великого князя, истинного наследника и прирожденного государя своего», просите «за меня — помилует меня от казни, которую заслужил…» — взывал князь Василий к народу.[129]
