Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима
Еще через несколько десятилетий публичная декламация собственных сочинений стала настолько частым и распространенным явлением, что уже поистине начала изводить образованное римское общество. О растущем безразличии сограждан к открытым чтениям, некогда столь популярным в Риме, писал на исходе I в. н. э. своему другу Созию Сенециону Плиний Младший: «Большой урожай поэтов в этом году; в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений. Я радуюсь оживлению литературной деятельности и выступлениям талантливых людей, публично о себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются лениво. Большинство сидит в портиках, тратит время на болтовню, и они то и дело приказывают сообщить себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли уже значительную часть свитка. Только тогда они собираются, и то медленно, с задержками и уходят, не дожидаясь конца, — одни тайком и прячась, а другие свободно, без стеснения». На такие открытые чтения — рецитации — людей специально созывали, рассылали приглашения, но и это не помогало. Плиний вспоминает, как поколением раньше рецитацию мог посетить сам император. Теперь же «любой бездельник, которого уже давным-давно пригласили и неоднократно напоминали о приглашении, или вовсе не приходит, или если и приходит, то жалуется, что потерял день, — именно потому, что день не потерян» (Письма Плиния Младшего, I, 13, 1–4).
Первоначально рецитации позволяли писателю легко и быстро ознакомить публику со своим произведением и услышать критические отзывы и замечания — поэтому многие крупные литераторы, а среди них и сам Плиний любили выступать на открытых чтениях. В дальнейшем, как показывает письмо Плиния Созию Сенециону, открытые дискуссии, оценки творчества автора почти исчезли, а присутствие на рецитациях оказалось простым долгом вежливости приглашенных. Не удивительно, что Марциал однажды послал другу шейный платок, чтобы было чем затыкать уши во время публичных чтений (Марциал. Эпиграммы, XIV, 142).
Наилучшей формой литературной критики был обмен письменными текстами и суждениями о них между самими писателями. Тот же Плиний Младший часто посылал свои труды на оценку друзьям и одновременно высказывал собственные мнения об их сочинениях. Советами собратьев по перу римские писатели широко пользовались, вносили необходимые исправления, и бывало, что только под влиянием одобряющих слов старшего, опытного коллеги робкий, начинающий автор решался, наконец, предать свое первое творение гласности.
Напротив, поэты-графоманы буквально одолевали всех и повсюду чтением своих стихов. Самым удобным для них местом были римские бани — термы, откуда случайные, невольные слушатели не так легко могли сбежать от навязчивого стихоплета, каким был, например, Лигурин, иронически воспетый Марциалом:
Почему, Лигурин, тебя завидев,Все бегут со всех ног, боясь встречаться,И сейчас же вокруг тебя все пусто,Хочешь знать? Ты — поэт сверх всякой меры.А порок этот жуток и опасен.Ни тигрица, тигрят своих лишившись,Ни змея на полуденном припеке,Да и злой скорпион не так ужасны.Кто стерпел бы, скажи, такие муки?
Марциал. Эпиграммы, III, 44
Назойливый графоман всюду преследует своих изнемогающих слушателей:
Я стою — ты читать, присел я — тоже,Я бегу — ты читать, я в нужник — тоже,В термы скрылся я — ты жужжишь мне в ухо,Я в купальню скорей — не дашь поплавать,Я спешу на обед — меня ты держишь,Я пришел на обед — сгоняешь с места,Я устал и заснул — меня ты будишь.Видишь, сколько ты зла наделать можешь?Ты и честен, и добр, и чист, но страшен.
Там же
Зачастую, идя к такому стихоплету в гости, его знакомым приходилось запасаться немалым терпением. В другой эпиграмме Марциал атакует того же поэта Лигурина, когда он принимает гостей:
Вот для чего (и для этого лишь) ты зовешь отобедать:Чтобы стишонки свои вслух, Лигурин, мне читать.Я и сандалий-то снять не успел, как уже преогромныйВместе с латуком несут и с разносолами том.Если макрелям не дашь ты проклятые эти поэмы —Дома ты будешь один есть свой обед, Лигурин.
Там же, III, 50
Римская литература моложе греческой почти на пять столетий. Если определить хронологически начало греческой словесности мы точно не можем и даже творчество великого Гомера датируем лишь приблизительно и осторожно, то год рождения римской литературы известен: 240 год до н. э. В этом году римляне впервые познакомились с трагедией и комедией, написанными на латинском языке, точнее говоря, составленными по греческим образцам греком-вольноотпущенником Ливием Андроником. Тот же Андроник перевел на латынь «Одиссею» Гомера и написал по поручению жрецов первую латинскую хоровую песнь. Тем самым он положил начало трем главным жанрам латинской поэзии: эпосу, драме и лирике. В дальнейшем римская литература стала быстро наверстывать упущенное, и уже II и особенно I век до н. э. привели к расцвету поэзии, прозы, научных изысканий.
Все пишущие должны были, разумеется, иметь при себе книги, собственную библиотеку из греческих и латинских книг. Тогда же, во II–I вв. до н. э., в Риме появились богатые библиотеки, вывезенные римскими полководцами из завоеванных стран: уже говорилось о том, как Луций Эмилий Павел перевез в Рим книжное собрание македонского царя Персея, а Сулла отправил из Афин в Рим часть библиотеки Аристотеля, принадлежавшую Апелликону с острова Теос.
Строя дома, богатые римляне предусматривали и создание особых помещений для проведения литературных собраний и для хранения книг, причем книги стояли у них не только в их городских домах, но и в загородных поместьях. Витрувий, рассуждая о том, как надо располагать комнаты в жилых домах в городе, указывает, что для людей знатных, занимающих государственные должности, дома следует делать просторные и великолепные. «Кроме того, их библиотеки, картинные галереи и базилики должны сооружаться с пышностью, в которой они не уступят общественным постройкам…» (Витрувий. Об архитектуре, VI, 5). Далее он обстоятельно описывает, как надо подобрать подходящее место и расположить библиотеку: «Спальни и библиотеки должны выходить на восток, потому что назначение их требует утреннего света, а также для того, чтобы в них не портились книги. Ибо в библиотеках, выходящих на юг и на запад, в книгах заводятся черви и сырость, так как их порождают и питают доносящиеся сюда сырые ветры и, наполняя свитки сырым дуновением, покрывают их плесенью» (Там же, VI, 4). Как выглядело помещение для библиотеки, мы не знаем. Плиний Младший, описывая свою виллу в Лаврентинуме, говорит только, что там его книги стояли в шкафу, вделанном в стену комнаты, «закругленной в виде апсиды; солнце, двигаясь, заглядывает во все ее окна» (Письма Плиния Младшего, II, 17, 8).
Богатую библиотеку имел в Риме и Марк Теренций Варрон, широко образованный ученый-энциклопедист. Луций Лициний Лукулл также прославился не только своим громадным состоянием и роскошными, вошедшими в поговорку пирами, но и ценным собранием книг, о котором он очень заботился.
И другие римские книжники были страстными собирателями, повсюду разыскивали ценные издания, старались поддерживать книги в хорошем состоянии, поручая заботу о них обученным, образованным рабам. Приглашая Аттика к себе в поместье в Антий, Цицерон предлагает: «Увидишь удивительный перечень моих книг, составленный Тираннионом; то, что осталось, ценнее, чем я предполагал». Приведение в порядок библиотеки, очевидно, еще не завершилось, так как Цицерон просит друга прислать ему двух или трех переписчиков, чтобы они помогли Тиранниону в его хлопотах о книгах. Он просит также, чтобы эти переписчики привезли с собой немного пергамена для изготовления титульных листов к книгам (Письма Марка Туллия Цицерона, CIX, 1). В другом письме он извещает Аттика, что получил от некоего Пета множество книг. «Судьба этого его дара зависит от твоей заботливости. Если любишь меня, постарайся, чтобы они были сохранены и доставлены мне. (…) Сбереги, пожалуйста, со всем старанием как греческие, так и латинские книги. Я буду считать, что это подарок от тебя» (Там же, XXVII, 12).
Собирание ценных книг было одной из благороднейших и прекраснейших страстей богатого римлянина, особенно если он умел этими книгами пользоваться, ведь и Сенека, и Лукиан презрительно отзывались о людях, охотно накапливавших большие библиотеки, не зная истинной ценности книг. А в это время бедный римский интеллектуал, живущий в доходном доме, в убогой комнате, мог купить себе лишь несколько книг:
Старый ларь бережет сочинения греков на свитках(Мыши-невежды грызут эти дивные стихотворенья).Кодр не имел ничего…
Ювенал. Сатиры, III, 206–208.
