Олег Мороз - Хроника либеральной революции

В действительности, как мы знаем, в начале реформ, в первые месяцы 1992 года эта политика была достаточно жесткой и достаточно эффективной. Потом ее в самом деле успешно торпедировал человек по прозвищу «Геракл».

Надо сказать, этот персонаж древнегреческого эпоса немало крови попортил не только Гайдару, но и самому Борису Федорову. Однако для Бориса Григорьевича затяжное противоборство с председателем ЦБ было еще впереди…

На заседании президиума правительства, состоявшемся 20 января, были обсуждены итоги прошедшего года и планы на 1993-й. Итоги были неутешительные. По словам Чубайса, спад производства в 1992 году составил 18 процентов, месячная инфляция в декабре — 25 процентов; в январе же она может достичь 50 процентов. Причина — увеличение кредитной эмиссии в середине прошлого года.

В качестве основных ориентиров на 1993 год правительство с подачи Бориса Федорова выдвинуло снижение инфляции к концу года до 5 процентов в месяц, сокращение дефицита бюджета до 5 процентов ВНП. По мнению Федорова, этих целей можно было достичь лишь при условии значительного снижения уровня дотаций и субсидий малоэффективным предприятиям и упорядочения системы банковских платежей.

О планах правительства в области финансов Черномырдин 28 января сообщил Верховному Совету. Премьера было не узнать. «Крепкий хозяйственник» советского разлива как-то незаметно превратился в реформатора-рыночника. По крайней мере, если судить по словам. Премьер заявил, что отныне его кабинет будет проводить ужесточение кредитно-финансовой политики более последовательно, чем правительство Гайдара. За счет этого он намерен добиться финансовой стабилизации и укрепления рубля.

Черномырдин сказал, что намерен прекратить практику выдачи кредитов и субсидий «за красивые глаза», которая и стала основной причиной инфляции. По данным председателя правительства, только 20 процентов кредитов использовались для поддержки производства, а остальное «превращалось в многотысячные зарплаты». Отныне, заявил Черномырдин, кредиты будут выдаваться исключительно под конкретные проекты, которые могут в обусловленные сроки принести прибыль.

Здесь премьер почти слово в слово повторил то, что несколько ранее, на встрече с журналистами 18 января, сказал его зам Борис Федоров: по словам вице-премьера, кредиты следует выдавать только тем госпредприятиям, которые способны эффективно их использовать.

Хорошо, когда у тебя есть грамотный заместитель.

Естественно, возникал вопрос: а как же двухсотмиллиардный кредит, который премьер в декабре щедро выделил ТЭКу? Предвидя его, Черномырдин сообщил, что в январе его использование было подвергнуто правительственной ревизии. По ее итогам, сказал премьер, «пришлось жестко сократить объемы предоставленной суммы». Этот черномырдинский пассаж был не очень-то понятен. Дело в том, что льготный кредит ТЭКу правительство провело через Верховный Совет. Стало быть, и его сокращение могло быть оформлено лишь постановлением ВС. Но никакого такого постановления парламент не принимал. Наконец, выдачу самого кредита Центробанк «притормозил» по неким «техническим причинам». Похоже было, что весь разговор о ревизии, будто бы проведенной в ТЭКе, — не более чем вольная импровизация премьера, призванная успокоить тех, кто выражал недовольство, что этой родной для Черномырдина отрасли предоставляются столь масштабные бюджетные поблажки.

Кроме всего прочего, непонятно было, собирается ли правительство провести такую же ревизию, допустим, в агропромышленном комплексе, куда оно вознамерилось закачать еще больше средств — триллион рублей. Было вполне очевидно, что там, в этой «черной дыре», бюджетные средства будут использованы еще менее эффективно, чем в какой-либо другой отрасли.

Вернулся Черномырдин и к своей недавней провалившейся авантюре с ценами, заметив, что «попытки административного регулирования или фиксирования цен на продукцию предприятий, не являющихся монополистами, не могут решить проблем экономики». Премьер твердо заверил, что возврата к регулированию цен не будет.

Центральный вопрос: как быть с расходами на социальную сферу? По словам Черномырдина, их увеличение не должно быть произвольным, рост этих расходов должен сопровождаться сокращением дотаций, выдаваемых неэффективным предприятиям, базироваться на взвешенном отношении к госбюджету.

В общем-то, все это, конечно, азбука рыночной экономики, однако из уст Черномырдина подобные утверждения мало кто ожидал услышать, причем в такой категоричной форме. Многие восприняли это заявление премьера, вроде бы свидетельствовавшее о смене его приоритетов в экономической политике, как сенсацию. Видно было, что просветительские усилия его помощников, таких, как Борис Федоров, не проходят для него бесследно.

Перемену в экономических установках Черномырдина — по крайней мере как они провозглашались на словах, — заметили многие. Одобрительно о ней отозвался Егор Гайдар, которого сам Черномырдин не уставал критиковать. «Действия правительства Виктора Черномырдина, начиная с середины января, заслуживают по крайней мере поддержки», — сказал бывший глава правительства.

Газеты тогда писали, что «новый курс» Черномырдина на приоритетную поддержку промышленности просуществовал чуть более месяца. Финансовая стабилизация вновь названа первоочередной задачей правительства. Глубокомысленные дискуссии о том, пригодны ли «западные теории» для России, сразу же умолкли, едва только угроза гиперинфляции, а с ней и реального краха экономики обрела реальные черты.

У парламентской оппозиции доклад Черномырдина, естественно, вызвал раздражение, хотя она и не торопилась вступать в прямую конфронтацию с новым премьером. Один из ее лидеров Владимир Исаков заявил, что из доклада премьер-министра не видно, чтобы правительство готово было пересмотреть экономический курс (естественно, подразумевался гайдаровский курс; то, что Черномырдин отошел от своих собственных первоначальных позиций, Исакова со товарищи, понятное дело, никак не устраивало). Как явствует из доклада, сказал оппозиционер, практика шоковой терапии будет продолжаться. Исаков предрек: поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется «в плачевном состоянии», а оборонный комплекс России вообще «перестанет существовать как явление природы».

Очень любили оппозиционеры при каждом удобном случае предрекать неизбежный и скорый Апокалипсис. Непонятно было, кого они больше хотят испугать — окружающих или самих себя.

Кто вы, господин премьер?

Конец января. Вот уже более месяца просвещенная публика, хотя бы мало-мальски интересующаяся общественной жизнью, теряется в догадках, относится ли новый премьер Виктор Черномырдин к когорте реформаторов или наоборот.

Признаков того и другого было примерно поровну. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой — за него дружно проголосовал Съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой — что «против лавочников». С одной стороны, подмахнул антирыночное постановление о регулировании цен, с другой — быстро его отменил…

Но где-то в двадцатых числах января появились несравненно более веские, чем собственные действия и слова премьера, свидетельства, что Черномырдин все-таки больше тяготеет к лагерю реформаторов, чем антиреформаторов: сезон критики его правительства открыл спикер ВС Хасбулатов.

Конечно, критиковать никого не возбраняется. Это ведь когда еще было сказано, что у нас нет зон, закрытых для нее. Обращали на себя внимание некоторые обстоятельства этой критики. Во-первых, — уже упомянутый небольшой срок с момента избрания нового премьера. Во-вторых, — безапелляционное взваливание на него ответственности за хроническую и, в общем-то, безнадежную проблему борьбы с растущей преступностью (именно с ней была связана критика). И в-третьих — неадекватная угроза «убрать» правительство в случае, если оно эту явно непосильную для него проблему быстро не решит.

Разумеется, неадекватность здесь еще не достигала уровня «червяков», «дилетантов», «растерявшихся ребят» и прочих лестных выражений, которые летели из уст плехановского профессора в адрес правительства Гайдара, но тоже доложу я вам…

К этому моменту Хасбулатов явно оставил надежду увидеть в Черномырдине своего зама по работе с правительством и надежного соратника по антиельцинскому блоку. Выразительнее всего об этом свидетельствовало само время, выбранное для разносных атак на высший орган исполнительной власти, — напряженное время политической борьбы, предшествовавшей апрельскому референдуму. С тактической точки зрения, гораздо выгоднее было бы, если уж не удается сделать нового премьера своим горячим сторонником, попытаться хотя бы нейтрализовать его. Когда же и на это надежды нет, когда все ясно, — тут уж можно идти до конца…