Александр Путятин - Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг.
К концу месяца отряды земского ополчения вышли на ближние подступы к Москве. Однако силы эти были очень разнородны. Слишком много времени уходило у них на всевозможные согласования. Действовать быстро и оперативно в таких условиях земские ратники не могли. Замысел Ляпунова был достаточно прост и логичен. После подхода к Москве главных сил он собирался призвать горожан к восстанию, а затем одновременными ударами снаружи и изнутри захватить крепостные укрепления.
Боярское правительство знало о планах земских воевод. Мстиславский издал указ об изъятии у горожан оружия. Солдаты Гонсевского забирали у москвичей не только пищали и сабли, но даже ножи и топоры. На городских заставах стражники тщательно обыскивали обозы. Это не помогало. Посадские жители деятельно готовились к боям с оккупантами. В город тайными путями доставлялись оружие и боеприпасы, мелкими группами просачивались воинские люди. Среди прочих к середине марта в Москву перебрался и князь Дмитрий Пожарский. Р.Г. Скрынников считает, что Ляпунов поручил ему возглавить выступление посадских жителей. «Если бы атака ополчения была поддержана восстанием внутри города, — пишет историк, — судьба боярского правительства была бы решена»{135}. К сожалению, это понимали и поляки. Их командиры сделали все, чтобы спровоцировать жителей на преждевременное выступление…
19 марта солдаты Гонсевского начали втаскивать пушки на стены Кремля и Китай-города. Один из ротмистров, руководивший установкой орудий возле Водяных ворот, распорядился привлечь к работам извозчиков, наблюдавших за поляками со стороны. Русские отказались. Возникшая стихийно стычка быстро переросла в общее побоище. Роты наемников в боевом порядке атаковали безоружную толпу. Множество горожан было убито на месте. Но горы трупов не остановили оккупантов. Наступая от центра к окраинам, поляки продолжали беспощадно истреблять мирных жителей. Однако вскоре ситуация стала меняться. Колокольный звон поднял москвичей на борьбу с завоевателями…
На Сретенке главным очагом сопротивления стала Стрелецкая слобода. Здесь патриотов возглавил Дмитрий Пожарский. Он быстро организовал доставку с Пушкарского двора к Сретенским воротам артиллерийских орудий. Наступающих наемников горожане встретили плотным ружейно-пушечным огнем. Ратники Пожарского у Введенской церкви не только остановили наступление врага. Смелой контратакой они отбросили поляков на исходные позиции. Один за другим возникали очаги сопротивления. В районе Ильинских ворот вооруженных горожан возглавил Иван Батурлин. Его отряд встретил наемников на Кулишках и не пропустил к Яузским воротам. Твердо держались баррикады на Тверской улице. Отряд Ивана Колотовского преградил полякам путь в Замоскворечье. После отражения атаки его ратники установили пушки у наплавного моста и принялись обстреливать Кремль.
Таким образом, первая попытка подавить восстание закончилась неудачей. Польские войска вынуждены были оставить Белый город и Замоскворечье. Тогда Гонсевский приказал наемникам поджечь Москву и продвигаться следом за огнем. Над посадами во многих местах поднялись дымовые столбы. Вскоре пожар охватил целые кварталы. Ветер послушно гнал пламя в глубь Белого города. А следом за огненным валом продвигались вперед вражеские солдаты. Лишь на Лубянке полякам не удалось осуществить свой замысел. Князь Пожарский быстро разобрался в ситуации. Его ратники, не мешкая, атаковали факельщиков Гонсевского и «втоптали» их обратно в Китай-город. Еще один отряд стрельцов, примерно около тысячи человек, укрепился под самыми стенами Кремля, у Чертольских ворот. Всю ночь в городе гудели колокола. Огонь уничтожал одну улицу за другой. Но были и хорошие новости. Посланные 19 марта гонцы ночью вернулись с подмогой. Еще до рассвета передовые сотни ополчения вступили в Замоскворечье. Однако сразу же после них к городу из Можайска подошли польские войска. Теперь у Гонсевского появилась возможность одновременными ударами извне и снаружи прорвать кольцо восставших предместий.
Утром 20 марта из Китай-города к засевшему на баррикадах народу выехали члены Семибоярщины. Приблизившись к завалам, Федор Мстиславский и Иван Романов принялись упрашивать москвичей сложить оружие и покориться Владиславу. Народ отверг эти призывы. Впрочем, Гонсевский ни на что другое и не рассчитывал. Бояре по его замыслу должны были лишь отвлечь внимание москвичей. За то время, пока они вели переговоры, отряды наемников по льду Москвы-реки зашли в тыл стрельцам, укрепившимся в Чертолье, и подожгли кварталы, примыкавшие к баррикадам. Теснимые стеной огня, стрельцы отступили…
Ликвидировав угрозу у стен Кремля, Гонсевский получил возможность сконцентрировать усилия на Замоскворечье. Здесь наступавший извне полк Струся был остановлен у стен Деревянного города. И вновь поляки призвали на помощь пожар. День выдался ветреным, и это облегчило работу факельщиков. Отступая перед огненным валом, отряды ополченцев вместе с населением покинули Замоскворечье. Теперь, когда силы поляков соединились, а угроза с юга исчезла, Гонсевский смог сосредоточить войска против Белого города. Здесь его полки имели подавляющий перевес в людях. Но противостоящий им отряд Пожарского успел выстроить на Сретенке укрепленный острожек. Целый день отбивались стрельцы от превосходящих сил противника. Наконец наемники прорвали русскую оборону. Большинство защитников погибло в сражении. Тяжелораненого Пожарского москвичи вынесли с поля боя и переправили в Троице-Сергиев монастырь.
Пожар в Москве бушевал еще несколько дней. Гонсевский стремился окружить Китай-город и Кремль выжженной пустыней, чтобы подходящему с юго-востока земскому ополчению негде было закрепиться. Русские не могли ему помешать. Рязанские отряды Ляпунова прибыли к Москве лишь 23 марта. Заруцкий и Трубецкой с казаками подошли еще позже. 27 марта Гонсевский вывел свои войска из Яузских ворот и попытался навязать русским полевое сражение в районе Симонова монастыря. Польское наступление не имело успеха. Более того, вскоре ополченцы заняли всю территорию Белого города и приступили к осаде Москвы.
В военных действиях наступила длительная пауза. Ляпунов и его сподвижники не имели многочисленного войска, чтобы блокировать город со всех сторон. Не было у них и тяжелой артиллерии, способной разрушить его стены. Весь замысел наступления изначально строился с расчетом на восстание московских жителей. Сожжение столицы разрушило эти планы. Поляки и их прихвостни удержали Москву в своих руках. Однако оккупанты потеряли при этом больше, чем приобрели. После «огненного наступления» наемников на восставшие кварталы народ окончательно отвернулся от «латинского царя» Владислава и верной ему Семибоярщины.
Отбив натиск земских войск, Гонсевский решил, что пришло время покончить с остатками оппозиции внутри города. Его люди жестоко расправились с Андреем Голицыным. Боярин физически не мог участвовать в восстании, все это время он находился под домашним арестом, но такая мелочь не остановила поляков. Патриарха оккупанты арестовали и бросили в темницу. Его не лишили сана, поскольку по закону сделать это мог лишь соборный суд. А как умеет защищаться «хитроречивый» московский первосвященник, всем было хорошо известно. Поэтому Гонсевский поневоле ограничился заключением Гермогена под стражу. Управление же делами церкви перешло в руки верного Семибоярщине архиепископа Арсения.
Земская власть в воинском лагере под Москвой постепенно набирала силу. В апреле воеводы провели присягу в полках. Русские ратники поклялись стоять всем заодно против короля, королевича и всех, кто с ними столковался. Они выразили готовность очистить Московское государство от польских войск, а потом служить государю, который будет избран «Всей Землей». До проведения царских выборов «Совет Всей Земли» сосредоточил власть в руках трех высших воевод: князя Дмитрия Трубецкого, дворянина Прокопия Ляпунова и атамана Ивана Заруцкого.
Когда города снаряжали ополченцев в поход, считалось само собой разумеющимся, что шапку Мономаха следует отдать одному из русских православных кандидатов. Однако за время осады многие из ратников засомневались в правильности такого варианта. Все «великие бояре», среди которых по понятиям того времени только и можно было найти кандидата в цари, сидели в Кремле с Гонсевским и даже не думали переходить на сторону осаждающих. В головы патриотов невольно закрадывалась мысль: да неужели же мы рискуем жизнью ради того, чтобы посадить на трон одного из пособников жестокого врага?
Стоило только «Совету Всей Земли» начать обсуждение конкретных кандидатур, как среди депутатов-дворян вспыхивали яростные разногласия. Чтобы их преодолеть, «Совет» под давлением Ляпунова вынес постановление о возможности избрания на трон шведского королевича. Это успокоило дворянскую часть ополчения, но вызвало бурю негодования среди казаков и московского «черного» люда. Не успели мы избавиться от одного иноверца, говорили они, а дворяне уже готовы навязать нам другого! Многие казаки, служившие под знаменами самозванца, вспомнили о крещенном по православному обряду «царевиче Иване». Вместе со своей матерью, Мариной Мнишек, он проживал в это время в Коломне. Заруцкий негласно поддерживал эту идею. Будучи любовником вдовой «царицы», он не без основания рассчитывал на пост правителя при малолетнем «воренке». Кроме этого в таборах начали циркулировать слухи, что в Псковской земле появился вот уже трижды спасшийся «царь Дмитрий Иванович». Вскоре этот человек станет известен стране как Лжедмитрий III.
