Нина Соротокина - Закон парности (Гардемарины, вперед - 4)
Он услышал приглушенный всхлип и опять посмотрел на вошедшую.
- Вы все-таки нашли меня,- прошептала юная особа, не отрываясь от дверного косяка, и звук ее голоса поставил все на свои места.
Крупная рука фрау Тесин, державшая девушку за запястье и готовая в любой момент втянуть ее внутрь дома, тоже подсказала Никите, что все это реальность, а не плод его больной фантазии.
Эта Мелитриса совсем не была похожа на ту, что он рисовал в своем воображении. Лицо ее было почти прозрачным, лишенным живых красок, пухлые губы были бескровны, как на выцветшей иконе, и только ресницы и брови были необычайно ярки, словно прорисованные углем, а глаза- сплошное сияние непролитых слез. Вообще-то она была прекрасна, и, будь на ней очки, он бы всенепременно узнал ее с первого взгляда.
Остолбеневшие хозяева почувствовали неловкость, в том, как эти двое смотрели друг на друга, было что-то сакральное, при чем и присутствовать нельзя. Наконец господин Тесин издал горлом нерешительный звук, отдаленно напоминающий покашливание.
- Можно я сяду,- прошептала Мелитриса, и рука фрау Тесин разжалась.
- Княжна Репнинская поедет со мной,- Никита повернулся к хозяину дома.
- Это невозможно. Мы не можем ее отпустить. Мой сын, пастор Тесин, поручил нам заботиться о ней. Кроме того, фрейлейн Милли больна и сегодня первый раз встала с одра болезни.
- Она невеста моя,- проникновенно произнес Никита, не глядя на Мелитрису.
Фрау Тесин негодующе подняла плечи и даже рот открыла, чтобы возразить. Как не хотелось ей женить сына на русской, она уже успела привыкнуть к этой мысли, девушка, как воплощение идеи, стала собственностью, а с любым видом имущества, даже столь деликатным, трудно расставаться.
Но одного взгляда на Мелитрису было достаточно, чтобы понять, она уже не принадлежала этому дому. На лице ее блуждало мечтательное, рассеянное выражение. Оно появляется, когда окоченевшие от холода люди входят в теплую воду, или слышат дивную музыку, или после долгой молитвы поймут, что услышаны небесами.
- Попросите кого-нибудь из слуг вызвать карету, любой извозчик подойдет,- обиходная простота этой фразы решила дело, обсуждать что-либо дальше было бессмысленно.
- Жизни не пожалею, чтобы вызволить из темницы вашего сына,- сказал на прощанье Никита, и родители сразу поверили в правдивость его слов.
В карете Мелитриса осторожно прижалась к Никите. Чтобы ей было удобнее, он поднял руку и положил ее на спинку сиденья. Но Мелитриса выпрямилась и умастила руку спутника на своем плече.
- Если бы вы знали, мой князь, как я устала,- произнесла она блаженно.- Нет, нет, вы не убирайте руку, она мне не мешает. Просто мне кажется, что я сейчас усну. Странно, да? Это самый счастливый день в моей жизни... Разве от счастья засыпают?
Он поцеловал ее во влажный висок. Не застудить бы. Господи... Она такая слабенькая. Мелитриса тронула руку его губами.
- Как вы очутились в доме Тесина?
- Я вам все расскажу... потом. Я всегда знала, что вы меня любите. Много раньше, чем вы узнали об этом,.. Только если я усну, не забудьте меня в этой карете... при вашей рассеянности станется. Ах, мой князь... мой Никита.
Через три дня они обвенчались.
Опала
Первые обвинения Фермеру, присланные Конференцией и императрицей из Петербурга, выглядели почти невинно, во всяком случае в тоне реляций слышались упреки более в недобросовестности, чем обвинения в злоумышленности. Фермеру пеняли за краткость описания Цорндорфской баталии и невнятность военных планов. "План прошлогодней кампании гораздо подробнее был,-раздражалась императрица,- там видно, который полк и когда дрался и что после чего происходило*. На планах же Цорндорфских видно было расположение полков, но в описании действия их либо совершенно умалчивались, либо говорилось все так кратко, что Конференция в Петербурге не могла составить точного представления о кампании.
* Имеется в виду Гросс-Егерсдорфская баталия с фельдмаршалом Апраксиным.
____________
Фермер трудолюбиво отвечал, что описание баталии и не может быть полным, понеже за пылью и дымом нельзя было рассмотреть движение полков и услышать внятные распоряжения офицеров. Тут же фельдмаршал несколько ворчливо присовокуплял, что вследствие непрерывного движения армии и плохой погоды, а именно жестоких осенних ветров (о, эта плохая погода!), он не имеет достаточно времени для написания подробных отчетов.
По одним из дошедших до нас документов. Фермер был англичанином, по другим- лифляндским немцем. Это не суть важно, потому что с рождения он был наделен типическими, несколько шаржированными чертами характера, присущими и той и другой нации. Его английские предки, если таковые существовали, наградили его чопорностью, немногословием и уважением к традиции. Немецкие гены сделали его аккуратным, необычайно трудоспособным и педантичным даже в мелочах. Он был чужд всякого азарта, ненавидел неожиданности. Наверное, этих качеств недостаточно для истинного полководца. Про Александра Македонского или Фридриха Великого не скажешь, что главные их качества порядочность и аккуратность, более того, эти качества характера, награди ими их Господь, были бы ярмом на шее, кандалами на ногах.
Судьба попервоначалу очень разумно подыскала Фермеру место в жизни, он стал интендантом высокого полета, бумаги были всегда в порядке, связи в свете надежды, взяток он не брал никогда, аккуратность сопутствовала каждому его деянию, и вдруг - армия, да еще русская армия, а он в ней фельдмаршалом! Как тут подчинить все бумаге и печати, если русским эта самая бумага вообще противопоказана, а воюют они хорошо только тогда, когда их разозлят, раззадорят, доведут до высшего душевного подъема, когда им на все наплевать: пусть я погибну, но тебя, германца, сук-ку чужеродную с твоим идеальным порядком - пришью, уничтожу, задавлю!
Посылая невнятные с точки зрения Конференции и Елизаветы реляции о Цорндорфской битве, Фермор страдал несказанно. Он действительно не мог представить точного и аккуратного описания битвы, потому что все с самого начала пошло бестолково, по-русски, и дым этот чертов с пылью, что застил всем глаза, и пьянство в самой сердцевине баталии, и сомнительный вывод всего происшедшего- с одной стороны, мы понесли сокрушительное поражение, но с другой стороны, Фридриху так наподдали, что весь летний сезон для него пошел насмарку.
Фермор. любил армию в те минуты, часы и дни, когда она существовала по строго заведенному порядку, а именно в мирное время. Передо мной инструкция фельдмаршала генерал-майору Панину, состоящая из наиглавнейших пунктов как следует соблюдать дежурство в военном лагере. Здесь все учтено: пароли и приказы, отводные караулы, отряды гусар и казаков, кои следует послать ночью по большим дорогам с целью упреждения неприятеля, буде он появится. В инструкции объясняется, как составлять рапорты о больных и дезертирах, как учитывать всех въезжающих и отъезжающих из лагеря, чтобы шпионам туда ходу не было. О предстоящей же баталии сказано только, что в сражении офицерординарец от главной команды должен иметь шарф через правое плечо, дивизионному же адъютанту надлежит иметь левую руку перевязанной белым платком. Последние указания даны, чтобы сумятицы в бою не было, чтоб приказы от начальства сразу поступали подчиненным. Но баталия сразу же уничтожила этот красивый порядок.
Как уже говорилось, Цорндорфская битва воспринималась вначале как победа. Елизавета послала "нашему любимому, ныне в походе находящемуся войску" пышную поздравительную реляцию. "... Победа есть дело рук Всевышнего, и мы с должным благодарением призываем на нас и нашу армию щедро излиянную благодать". Разъяснение истинного положения дел не отрезвило ни Конференцию, ни Елизавету. В Ландсберге армия Фермера соединилась с армией Румянцева, опять войска было 40000, об отступлении не было и речи. От Фермера требовали решительных действий, кои видели в том, чтобы взять крепость Кольберг, "как место нужное для пропитания нашей армии" (к Кольбергу было удобно подвозить продовольствие морским путем) - это первое; прогнать за Одер корпус Дона - второе, а третье: "всемерно желаем, чтоб зимние квартиры для армии нашей заняты были в бранденбургских землях и буде можно по реке Одеру".
Приказ Петербурга был невыполним. Многие реляции Фермера украшались размытым обещанием, мол, все исполним, если "время, обстоятельства и неприятельские движения допустят". Теперь и время, и обстоятельства были против него.
Ну, скажем, крепость Кольберг. Во исполнение приказа для осады крепости был послан генерал-майор Пальменбах с бригадою, двумя полками пехотными, 700 человек легкого войска и артиллерией. Осада велась по всем правилам, артиллерия стреляла, армия штурмовала, но крепость не сдавалась. Шут его знает, что там у Пальменбаха не заладилось! Это ведь только в рапортах "апроши * доведены до самого почти гласиса" **, а как на деле? Ну и черт с ним, с Кольбергом, главный вопрос русской армии сейчас был - чем кормить солдат и лошадей. Дров нет, достать их в этих открытых малолесных просторах негде, лошади по недостатку корма приходят в изнурение, люди болеют. Решено было все тяжелые обозы, худоконную регулярную и нерегулярную кавалерию, пеших гусар и казаков вместе с больными отправить в Польшу. Главную армию оставили на прежнем месте, "пока обстоятельства позволят", однако недостаток дров заставил Фермера в октябре двинуть всю армию к Висле.
