Нина Соротокина - Трое из навигацкой школы (Гардемарины, вперед - 1)
- Мои желания вице-канцлер не может исполнить, - сказал Никита, потому что я сам не знаю, какие у меня желания. Мне бы с отцом поговорить, обсудить, посоветоваться...
- А мои? - Алеша вопросительно посмотрел на Никиту.
- Твои?.. Не знаю. - Никита обратился к Саше: - Понимаешь, Алешка приехал в Петербург похлопотать за свою невесту.
- Похлопотать? - рассмеялся Саша. - За невест не хлопочут у вице-канцлера. Похлопотать! Какой ужасный жаргон! Впрочем, если ты нашел невесту в Ливерпуле или в Венеции... Крюйс-бомбрам-стеньги! Свежий ветер треплет вымпелы кораблей, чайки кричат над гаванью, таверны, бром, ром... И вдруг ты видишь, пьяный шкипер обижает девицу. "Защищайтесь, сэр! "
- По уху не хочешь? - спросил Алеша беззлобно, но решительно.
- А по уху не хочу!
- Сашка, брось дурить. Алешкину невесту обижают сестры Вознесенского монастыря. Их на дуэль не вызовешь...
- Я же тебе рассказывал, Саш, - примирительно сказал Алеша. - Иль ты спьяну ничего не понял? Отец Софьи в 33-м году угодил на каторгу. Вестей о себе не подавал, мы даже не знаем, жив ли он.
- Я думаю, что желания наши Бестужев соблаговолит выполнить только росчерком пера, - серьезно сказал Саша, - а искать твоего будущего родственника - это что иголку в стогу сена...
- Контору бы следовало организовать в России, - едко заметил Никита. - Приходишь к подьячему... Отца, мол, взяли в такомто году, за что - не знаю, что присудили - не ведаю, где он сейчас - и предположить не могу. А подьячий в шкафах пороется и все, что надо, сообщит... Удобно...
- Вот что, сэры. Будем хлопотать вместе. Есть у меня один человек. К нему путь короче, чем к Бестужеву, да и толку, я думаю, будет больше. Алешка, расскажи поподробнее. Кто отец невесты?
- Смоленский дворянин Георгий Зотов.
-10
Каждый новый правитель в России начинал свое царствование с амнистии политических и уголовных преступников. Начала с этого и Елизавета. В ее желании освободить пострадавших в прежнее царствование угадывалась не только обязательная по этикету игра в либерализм, а живое человеческое чувство. Среди огромного количества ссыльных находилось немало людей, которые пострадали за верность ей, дочери Петра. И она помнила этих людей.
По осеннему бездорожью, по зимнему первопутку, по трактам Байкальскому, Иркутскому, Тобольскому, Владимирскому... всех не перечислишь, потянулись убогие кибитки и телеги. Назад... домой. Россия ждала свою опальную родню клейменую, пытаную, битую, а потом заживо похороненную в серебряных рудниках, заводах, острогах и монастырях, где содержались они "в трудах вечно и никуда не отлучно".
Старые доносы не считались больше заслугами, а расценивались теперь как "непорядочные и противные указам поступки", но доносителей не наказывали, разве что отставляли от должности, чтобы никуда не определять. Наверное, каждый согласится, что эти "непорядочные поступки" заслуживают большей кары, чем отставка с должности. Их бы туда, в Сибирь, на еще не остывшие и пока не занятые нары! Но ведь если одни - туда, другие - оттуда, то всю Россию надо с места поднять, не хватит ни дорог, ни кибиток, ни охраны, начнется великая миграция народов - вот что. Освободили пострадавших, и на том спасибо.
Одним из первых вернулся в столицу прапорщик Семеновского полка Алексей Шубин, попавший под розыск и прогнанный по этапу за любовную связь с Елизаветой. Вернули из заточения князей Долгоруковых, Василия и Михаилу, графу Мусину-Пушкину дозволили вернуться на жительство в Москву, детям Волынского вернули конфискованное имущество отца. Вспомнили и об Антоне Девьере, верном слуге Петра Великого. За безвинные страдания пожаловали его прежним чином генерал-лейтенанта, графским достоинством и орденом Александра Невского. А кто знает, безвинны ли его страдания, коли до сих пор жива в народе молва, что поднес Девьер царице Екатерине яду в обсахаренной груше, отчего и померла шведка в одночасье. Да теперь и не разберешь, прав иль виновен. Да и надо ли? Все страдальцы.
Люди эти были близки ко двору, о них радела сама государыня. Возвращение же людей малых чином и знатностью шло много медленнее. Не только дальняя дорога и болезни мешали им вернуться в родные края. Должны были амнистированные иметь усердных напоминателей, которые бы неустанно и настойчиво, продираясь через бумажную волокиту, тупое равнодушие и леность советников, сенаторов, президентов и вице-канцлеров, секретарей, асессоров и прокуроров, щедро раздавая взятки, хлопотали бы о безвинных жертвах бироновщины.
Темное было то время, смутное. Манштейн, даром что немец, русский побоялся бы, да и не до того было, накропал в книжечку сочинение и сберег в мемуарах для потомков страшную цифру - двадцать тысяч человек упекла в Сибирь Анна Иоанновна, а из них пять тысяч таких, которых и следу сыскать нельзя.
Тайная канцелярия часто ссылала людей, не оставляя в своем архиве ни строчки в объяснение, за что и когда был сослан подследственный. Особо опасным или по личным мотивам неугодным преступникам меняли имя, и ехал осужденный под кличкой, недоумевая, почему охранники зовут его Федоров, если ок Петров. Иногда о перемене имени не предупреждали Тайную канцелярию, след человека совсем терялся, и как бы рьяно и отважно не боролись за возвращение ссыльного родственники, все их усилия были бесплодны. Одна надежда-если не умер от тоски и болезней, то, услышав о великих переменах в государстве, сам позаботится о своей судьбе.
Всего этого Белов не знал и только после встречи с Лядащевым понял, какую непосильную задачу поставил перед собой, пообещав Алеше сыскать след пропавшего Зотова.
К Сашиному удивлению, Лядащев с готовностью вызвался помочь. Он удивился бы еще больше, если бы мог прочитать мысли Лядащева: "Поищем выдуманного родственника... По доброй воле мальчишка лишнего слова не скажет. Но если его рядом иметь да осторожно тянуть за ниточку, то, может, и выведет меня он куда-нибудь... в нужное место".
- Если этот твой родственник серьезным заговорщиком был, - сказал Лядащев, - то, пожалуй, его нетрудно будет отыскать - в каком-нибудь остроге или монастыре. Но если он мелкая сошка, как говорится сбоку припека, то долго в бумагах придется покопать.
- Может, письмо написать на высочайшее имя?
- Письмо надо написать. Его наверняка подпишут в утвердительном смысле. Но надо найти сперва, откуда возвращать человека.
Встретились они через три дня.
- Садись. -Лядащев указал на приставленную к окну кушетку. - У меня перестановка, всю мебель передвинул. Сплю теперь при открытом окне, бессонница замучила. По ночам смрадом с Невы тянет, но все легче, чем в духоте.
Перестановка произошла не только в комнате, но, казалось, и в самом хозяине. Саша впервые увидел его без парика. Вместо золотистых, пышных локонов - короткая щетина черных волос, и от этого лицо его стало старше, обозначились болезненная припухлость под глазами, запавшие виски, собранная гармошкой кожа на лбу. Время от времени Лядащев быстрым плотным движением приглаживал стриженые волосы, и жест этот, такой незнакомый, рождал мысли о нездоровье и душевном смятении.
- Ну, стало быть, как там наш Зотов? За этим пришел? Саша смущенно кивнул.
- Задал ты мне задачу, Белов. Бумаг в архиве до потолка. Обвинения самые разные. Фамилию твоего родственника я пока не нашел. В тридцать третьем году много дел было начато. Давай вместе будем думать - от какой печки плясать. Я тут кой-какие выписки сделал.
- Вряд ли я смогу быть вам полезен, -сказал Саша поспешно, но Лядащев, словно не услышав этих слов, принялся листать изящную книжицу.
- Разговоры о делах царского дома, - прочитал он вполголоса. - Это не то...
- Да разве за это судят? - удивился Саша. - Об этом вся Россия разговаривает. Это всех надо брать.
- Всех и брали. Всех, на кого донос имели, - задумчиво сказал Лядащев, продолжая листать книжицу. - Поинтересовался человек, чем великая княжна больна да в какой дом великий князь гулять любит... Любопытство дело подсудное. Кнут и Сибирь.
- А скажите, Василий Федорович, - Саша поерзал на скрипучей кушетке, не зная, как начать, - вот вы разыскиваете по моей просьбе Георгия Зотова... Я знаю, вас и другие просили о помощи и получали ее...
- Откуда знаешь? - насторожился Лядащев. - Ягупов говорил. Так вот... такая помощь - ведь большая работа. Денег вы не берете. Взяток, я имею в виду. "Барашка в бумажке"... И разговариваете так откровенно.
Саша окончательно смутился, покраснел и заметался взглядом. "Я идиот", - мелькнула у него короткая и ясная мысль.
- Пока еще доноса на меня никто не настрочил, - угрюмо сказал Лядащев и подумал: "Надо же... как все на один лад устроены. На коленях стоят, руки ломают - помоги, узнай... А потом тебя же и обругают, трусы! И мальчишка туда же... "- Он опять уткнулся в книжку. - По расхождению в спорах богословского характера не могли твоего Зотова привлечь?
- Кто его знает? Может, и выступал где-нибудь за древнюю веру, - с готовностью отозвался Саша, стараясь бодрым тоном скрыть неловкость.
