Дуглас Рид - Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе
Лорд Ллойд (который в качестве главы структуры, отвечающей за международные отношения, должен в этих отношениях очень хорошо разбираться, но на самом деле он не знает, чем отличается глава государства от главы правительства, иначе бы он никогда не сказал «Президент Австрии Шушнигг{83}»), заявляет, причем делает это дважды и с особым акцентом, что «мы не ведем войну за границы». Он уже разочаровался в национал-социализме (простите, «гитлеризме»), но не в фашизме. Последний, пишет он, «не угрожает ни религии, ни экономической свободе, ни безопасности других народов Европы». (Албания находится в Европе, но Лорд Ллойд не обращает внимания на такие мелочи, когда он занят крупными делами{84}.) Лорд Ллойд также говорит, что «политический механизм фашизма, на самом деле, основан на принципах тред-юнионизма», и так далее.
Таким образом, мы снова читаем сказку про белого бычка, которую нам на протяжении ряда лет рассказывали о гитлеризме (простите, тогда это был национал-социализм). «Этот великий социальный эксперимент», — говорил сэр Невил Хендерсон{85}, и т. д., и т. п.
Я специально привел эти высказывания, чтобы показать, что умонастроения некоторых британских политиков совершенно не изменились. Война началась именно потому, что им настолько нравились некоторые моменты в жизни гитлеровской Германии, что они даже не могли представить, как это они не будут с такой страной дружить. Более того, они не могли поверить в то, что в определенный момент Гитлер нападет на Британию и ничто его от этого не удержит. Нравилось же им в гитлеровской Германии следующее: дисциплинированность рабочего класса, четкие правила во всех сферах жизни, снижение заработной платы, развал профсоюзов, правящая роль большого бизнеса и получаемые им огромные дивиденды. Эти образы они хранят в своих сердцах и по сей день. Фашизм? Ну что вы… сегодня это нечто другое, Муссолини же никогда не заключал договора с русскими.
Но — хватит уже говорить об Англии, точнее, ее состоянии на начало этой войны. На всех ее фронтах британцы выполняют свой долг лучше, чем когда бы то ни было. Дома же, на своей территории, всей полнотой власти обладает правительство, и оно в любой момент может превратиться в правительство «тоталитарное» (если говорить на жутком жаргоне нашего времени). Для того чтобы это случилось, достаточно еще какой-нибудь штуки типа таинственного документа ирландских республиканцев, сфабрикованного Сэмьюэлом Хором, или загадочного антиеврейского заговора, автором которого стал не менее старательный сэр Джон Андерсон{86}.
Предостережение о том, что «зарплата расти не должна, хотя цены, конечно же, должны», уже прозвучало. Отвратительный контраст между тем, что людям говорят, теми идеалами, за которые, как они думают, они сражаются, и правдой, тем, как используют их преданность, энтузиазм, их жизни, наконец, сегодня велик как никогда. Стоящие за кулисами старики, пытающиеся присвоить все, что можно, своими загребущими руками…
Более важные вещи содержат в себе более малые — и классовая борьба, как мне кажется, гораздо масштабнее по сути своей Первой мировой войны, неотъемлемой частью которой она и является.
В наступающем году (1940.— Пер.) мы увидим, будет ли английское правительство, желая удержать зарплаты на прежнем уровне, использовать все более жесткие, диктаторские методы, которые он приберегает на случай. Я не уверен, что подобные вещи можно с успехом провернуть в военное время. Это можно сделать в мирное время, но вот в военное? Еще никто не пытался…
Я думаю, что это опасно. Поживем — увидим.
Итак, это одна часть картины, английская. Теперь поговорим о Германии.
Гитлер сойдет со сцены гораздо раньше, чем я поначалу предполагал. Сказку об Адольфе в стране Грабежании можно, конечно, продлить еще на несколько глав, но конец уже виден. Я не могу сказать, как долго он еще пробудет у власти, будет ли он тянуть до последнего, но то, что ему осталось не очень долго, уже написано большими буквами. Более того, он сам написал эти буквы. Это и правда дело необычное, точнее, дело, для определения которого не существует слов. Брак с Москвой — но без брачной ночи. Выставить Москву в виде честной девушки — и не взять приданого. Некоторые из наиболее влиятельных генералов рейхсвера всегда выступали за военное сотрудничество с большевиками — но сотрудничество без военного союза… что это за непонятная двуличность? И затем этот военный фарс в Финляндии, где советские генералы во главе с генералом-евреем Штерном воевали так, словно малыш, играющий в солдатики в детской?
Удивительный ход событий, предвещающий, в конце концов, падение Гитлера.
И венчает все это, на сегодняшний день, гибель «Графа Шпее». Адольф Гитлер сам наклеил на себя ярлык, который он заслуженно мог получить и от самой истории — Адольф Трус. Приказать такому мощному кораблю, имевшему все основания для победы в открытом бою, открыть кингстоны, чтобы затонуть в какой-то уругвайской гавани?
С этого момента Гитлер — уже отработанный материал. Конечно, с нашей Голгофы еще не видно конца, но даже если смотреть на окружающих нас чудовищ, мы скоро не увидим среди них Гитлера. Потому что если (допустим на минуту) с Германией будет заключен некий договор, договор, безусловно, честный и открытый, за столом переговоров, то наши руководители будут заключать его отнюдь не с Гитлером. Но даже мне трудно такое представить…
Гитлер — это уже выцветшая страница старой книги. Он слишком долго занимал наши мысли. Пришло время поставить эту книгу на самую верхнюю полку библиотечного стеллажа и поискать книгу о том, кто придет ему на смену.
Этот человек, преемник, может появиться либо из числа проживающих на территории Германии, либо же извне. Если Гитлера отстранят от власти могущественные группировки, находящиеся в Германии, то его преемником почти наверняка станет Геринг. Если же фюрер переживет эту опасность и его сметет с трона какой-нибудь взрыв общенародного недовольства, то этот человек, безусловно, придет извне. И этим человеком может оказаться Отто Штрассер.
Давайте рассмотрим вариант с Герингом. Выше я уже писал, что такой сценарий развития труднее предсказать в военное время, чем в мирное, потому что фактор пули играет огромную роль, а пуль во время войны летает много; они рикошетят, летают по касательной… Но все равно я должен сказать, что шансы Геринга на то, чтобы стать следующим правителем Германии, выше, чем у любого другого кандидата.
Однажды, примерно год назад, Гитлер, жалуясь на судьбу, сказал, что он уже выбрал себе преемника; тогда он думал, что безвредный полип, который обнаружили у него в горле и впоследствии удалили, был неоперабельной, злокачественной опухолью. Тогда он не сказал, что этим человеком является Геринг, но я рискнул высказать такую гипотезу в одной из своих статей, которую тогда никто не захотел напечатать, хотя за ее написание я получил кругленькую сумму. С началом войны Гитлер заявил, что Геринг и правда был выбран фюрером номер два.
Делая такой выбор, Гитлер как бы заранее нейтрализовывал неминуемое и, возможно даже предвидя его, спас свою собственную жизнь, ибо, поступая так, он гарантировал, что если время «Ч» наступит, то его преемник, по крайне мере, просто скажет ему спасибо и уж точно не убьет. Ему же самому для того, чтобы силой убрать Геринга, нужна будет неустроенная, коммунистическая Германия, но я не представляю, как это Гитлер может встать во главе коммунистической Германии, потому что слишком много немцев провело несколько лет в концлагерях за свою принадлежность к компартии.
Самый лучший образ Геринга нарисован не в книгах, посвященных ему, а в биографии его первой жены, Карин. В этой книге есть письма, написанные Карин в дни, когда Гитлер после неудачного путча 1923 года сидел в тюрьме, а Геринг лечился от ран в далеком Инсбруке, куда ему пришлось уехать, и будущий триумф Гитлера, который наступит через десять лет, казался плодом горячечного воображения, так вот, в этих письмах выражена абсолютная вера в Гитлера. Подобная лояльность, если, конечно, лояльность что-нибудь значила для Гитлера, могла предопределить выбор Гитлера: Геринг стал его ближайшим другом и был выбран в качестве преемника. Но Гитлером двигали другие соображения.
И вот сегодня Гитлер собирается постепенно на выход (хотя немцы, живущие в Германии, пока и задуматься об этом не могут). У него нет никаких шансов остаться. Он не сможет победить в этой войне; даже если ему пришлось заключить союз с большевиками против своего желания, ему все равно никто не поверит. На этой почве многие могли бы заключить договор с Германией — но только не с Гитлером, поскольку тот буквально через минуту может передумать.
Итак, на сцену выходит Геринг. Его всегда предпочитали Гитлеру, поскольку он выходец из офицерской среды. Своей карьерой он обязан армии, его отец был первым губернатором немецкой Юго-Западной Африки. Гитлеру никогда, на самом деле, не могли простить его происхождения и дилетантства, хотя на время предпочли забыть об этом — впрочем, до того момента, как он заключил пакт с большевиками. Очень многие влиятельные люди хотели, например, выманить Геринга в Англию — это человек, полагали они, похожий на нас, с ним можно иметь дело.
