Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Подходя к государю, послы били ему челом, а состоявшие при них бояре громко объявляли их имена, после чего государь жаловал гостей к руке, подавая ее для целования, а затем спрашивал о здоровье того лица, от кого послы приехали. Наконец, государь спрашивал и самих послов, поздорову ли они приехали. Совершив этот торжественный прием, государь звал посла к своему столу. Герберштейна Василий Иоаннович в первый его приезд сам пригласил словами: «Сигизмунд, ты откушаешь с нами нашего хлеба-соли». Торжественный обед давался обыкновенно в Грановитой палате, где чрезвычайно быстро дворовые служители, стряпчие и ключники расставляли столы и ставили поставцы. Государь обедал, сидя на своем царском месте, перед которым на его помосте или рундуке ставился для него стол, кованный золотом и серебром и накрытый аксамитом – золотым бархатом. К столу приставлялся приступ о двух ступеньках для кравчего, который входил на него, подавая пить и ставя есть на царский стол. От этого стола вправо накрывался большой стол, а влево – так называемый кривой, так как влево от царского места стена образовала угол. За этими столами садились строго по порядку местничества – бояре; если присутствовали великокняжеские братья, то они занимали места, ближайшие к государю. Стол же послов ставился обыкновенно против государева.
Вместе с расстановкой столов ставились и поставцы: государев – помещавшийся посреди палаты, с драгоценной посудой, приводившей в восторг иностранцев; поставец сытного дворца, собственно питейный, с всевозможными ведрами, ковшами, кубками, чарами и другими сосудами с винами; поставец кормового дворца – с сосудами, заключавшими в себе уксус и лимонный рассол, а также и для постановки кушаний; разного же рода хлебные яства ставились на поставец хлебенного дворца. Все поставцы обивались шелковыми полосатыми фатами; столы покрывались скатертями, и на них расставлялись судки, то есть перечницы, уксусницы, лимонники и солоницы, а затем раскладывались калачи. Тарелки, ножи и вилки подавались только почтеннейшим особам, остальные же ели попросту руками, тем более что кушанья подавались по большею части совсем уже готовые и порезанные; ложки же приносились вместе с горячим.
Когда все было готово, то докладывали государю, и он после молитвы садился за трапезу, причем все приглашенные, занимая места, били челом, касаясь правой рукой до земли. Затем боярин-дворецкий являл перед государем чашников, стольников и стряпчих, которые должны были служить у стола. Он шел впереди, а они чинно следовали за ним по двое, держась рука об руку, в одеждах из золотой и серебряной парчи, затем после низкого поклона государю они шли исправлять свои подачи.
Перед началом обеда иногда государь из собственной руки рассылал водку присутствующим. Перед началом же обеда он рассылал также почтеннейшим приглашенным хлеб, каждому особо, громко называя его по имени. Стольники, поднося хлеб, также называли по имени, кому он предназначался, и говорили затем: «Великий государь жалует тебя своим государевым жалованьем – подает тебе хлеб». Принимая эту почесть, гость вставал и кланялся, а с ним вставали и кланялись и все присутствующие. Иногда государь рассылал и соль. Это считалось, по словам Герберштейна, высшею милостью, так как присылка хлеба означала только благосклонность, а присылка соли – любовь.
Обед начинался с жареных лебедей, а затем шли обычные русские блюда, уже нами упомянутые, число которых в торжественных случаях доходило до пятисот. В течение всего обеда государь милостиво рассылал почетным гостям подачи, а вместе с тем приказывал относить их на дом и своим сановникам, не присутствовавшим почему-либо за столом. Вместе с подачей блюд шла также подача вина и меда, причем при каждом сказывании царской подачи все вставали и кланялись государю. При приеме послов государь пил здоровье их повелителей; для этого он предварительно вставал и троекратно крестился.
Старинное русское радушие и гостеприимство требовало, чтобы гости были употчеваны допьяна, после чего они с особою бережностью доставлялись на дом. Если же послы отправлялись домой трезвыми, то к ним вслед за обедом являлись стольники в сопровождении нескольких ведер вина и меда и объявляли, что присланы потчевать гостей. «Вслед за сим, – говорит Герберштейн, – приносят с напитками сосуды и кубки и всеми мерами стараются посланника сколько можно упоить. В сем искусстве русские весьма сведущи: если не имеют они способа заставить кого-нибудь выпить, то начинают пить за здоровье императора (от коего прибыл посол) или за здоровье великого князя и других знаменитых особ. Они думают, что отговариваться и не пить за чье-либо здоровье не должно и не можно. За здоровье пьют таким образом: тот, кто предлагает пить, становится посреди горницы и учтиво произносит имя, за чье здоровье он пьет, и говорит, что желает ему всякого благополучия. Выпив же, переворачивает кубок на голову, дабы показать, что он его опорожнил в знак желания совершенного благополучия тому, чье имя перед тем произнес. Потом идет в передний угол, в большое место, приказывая налить многие кубки, подносит их каждому и произносит имя того, за чье здоровье пить надлежит…».
Кроме подробного описания приема послов, барон Герберштейн оставил также любопытное описание царской охоты, которую очень любил Василий, бывший вообще страстным охотником, и притом, по-видимому, преимущественно с гончими и борзыми.
Описанная охота была под Москвой, в полях, изобиловавших, как мы говорили, огромным количеством зайцев. Послы (граф Нугароль и Герберштейн), завидя государя, сошли с коней и подошли к нему. Он ласково приветствовал их словами: «Мы выехали для своей забавы и позвали вас принять участие в этой забаве и получить от этого какое-нибудь удовольствие. Поэтому садитесь на коней и следуйте за нами».
С государем был бывший казанский царь Шиг-Алей и два молодых князя, из коих один держал топор с ручкой из слоновой кости, а другой шестопер; у государя же на поясе висело два продолговатых ножа и кинжал; кроме того, на спине под поясом у него был так называемый буздыхан – булава с шарообразным наконечником. Перед началом охоты Василий Иоаннович объявил послам, что по обычаю он и все бояре сами ведут своих собак, и советовал им сделать то же. Затем выстроились загонщики и охотники верхами, которых было много. Первыми спустили собак государь, Шиг-Алей и послы, а потом по приказу Василия Иоанновича спустили и все остальные охотники своих меделянских и ищейных (гончих) собак. «И подлинно, – говорит Герберштейн, – весьма приятно было слышать столько собак с их весьма разнообразным лаем. У государя имеется огромное множество собак, и притом превосходных; было там также очень большое количество соколов белого и красного цветов и отличавшихся своей величиною». С охоты государь отправился к одной деревянной башне, отстоящей от Москвы на 5000 шагов, где было разбито несколько шатров; там, переменив платье, он принимал своих гостей и угощал их вареньем, орехами, миндалем и сахарами (конфектами), а затем милостиво отпустил их.
Мы видели, что причиной развода Василия с бесплодной Соломонией было желание иметь потомство. Однако и второй его брак с Еленой Глинской был первые три с лишним года бесплодным, что очень печалило государя, сильно привязавшегося к своей молодой жене; в угоду ей он даже сбрил себе бороду, что вообще не было принято у наших князей, кроме самых первых – Рюрика и Игоря. Великая княгиня Елена ездила со своим супругом во многие дальние обители и ходила пешком в ближние, усердно моля Бога о даровании ей сына. Наконец какой-то юродивый предсказал ей, что она будет матерью и родит сына широкого ума. Действительно, 25 августа 1530 года, в 7 часов утра, во время ужаснейшей бури и грозы Елена родила первенца, будущего Иоанна Грозного; вскоре затем у нее родился и другой сын – Юрий.
Радость государя по случаю рождения старшего сына была неописуемая. Через десять дней он отвез его в Троицко-Сергиевскую лавру, где младенца окрестил игумен Иосаф, а восприемниками были 100-летний инок праведной жизни Кассиан Босой и известный подвижник святой Даниил Переяславский. Взяв из купели сына, Василий положил его на раку преподобного Сергия и, обливаясь слезами, просил святого быть ему заступником во всей последующей жизни. По возвращении в Москву были оказаны щедрые милости: снята опала со всех князей и бояр, бывших у Василия под гневом за ясное намерение предаться польскому королю или за недоброжелательство к Елене; все темницы были открыты; золото сыпалось без счета для раздачи бедным; народ постоянно толпился в Кремле, принося поздравления великому князю; сюда же слали из далеких обителей и скитов пустынники и отшельники благословение державному младенцу. Затем в знак признательности первым чудотворцам московским великий князь повелел сделать богатые раки: золотую для митрополита Петра, истинного духовного основателя Московского государства, и серебряную – для святого митрополита Алексия. Наконец в 1531 году по древнему умилительному обычаю руками всего народа во главе с великим князем был выстроен в один день обыденный храм во имя Иоанна Предтечи на Ваганьковом поле.
