Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Ко второй части относились хоромы непокоевые, назначенные для торжественных собраний; из них главное значение принадлежало Грановитой палате, где принимались иностранные послы и собирались по другим особо выдающимся случаям.
К третьему отделению принадлежали все хозяйские постройки и службы, расположенные по большей части особыми дворами или дворцами: конюшенным, житным, кормовым, или поваренным, хлебенным, сытным и другими. Великокняжеская казна, состоявшая из драгоценных сосудов, дорогих мехов и редких тканей, сохранялась, по древнему обычаю, в подвалах каменных церквей. Кроме того, для этого же между Благовещенским и Архангельским соборами был выстроен особый казенный двор.
Отдельные хоромы в Государевом дворе соединялись между собой, как и в древней Руси, переходами или открытыми сенями. Из дворца было несколько выходов с лестницами и крыльцами, из которых особенной известностью пользуется и до наших времен Красное крыльцо; на него выходят русские государи показаться ликующему народу в торжественные дни их Священного венчания на царство и при других важных событиях русской жизни.
Со стороны, выходившей на Москворечье, к дворцу примыкало два сада, расположенных над каменными сводами огромного здания Запасного двора: верхний и нижний; в садах этих, называемых красными и обнесенных красивыми решетками, кроме обыкновенных фруктов, воспитывались также виноград, грецкий орех и разводились арбузы. В них же по углам стояли особые беседки, чердаки или терема, затейливо украшенные, а в нижнем саду был, кроме того, устроен и пруд с дном, обитым свинцом; в этом пруду впоследствии Петр Великий, будучи ребенком, стал впервые заниматься потешным мореходством. В летнее время в садах висели клетки с канарейками, соловьями и попугаями.
Что касается убранства царского дворца, то главным его украшением была роспись стен, преимущественно разными назидательными картинами и притом большею частью из церковной жизни, по издревле присущей русскому человеку склонности – всему учиться и научаться посредством изображения и картины.
Подъезжая к Царскому дворцу, который являлся в глазах русских людей как бы Божьим храмом, всякий слезал с лошади на довольно далеком от него расстоянии и затем приближался уже пешим; только высшие сановники имели право слезать с коня в нескольких саженях от крыльца; также разрешено это было и иноземным послам в дни их приема.
В своей домашней жизни московские государи являлись образцом умеренности и простоты. Они вставали обыкновенно в 4 часа утра и убирались при посредстве постельников, спальников и стряпчих. Умывшись и одевшись, государь шел прямо в крестовую, где его ожидали духовник или крестовой поп и крестовые дьяки; здесь он молился около четверти часа, причем на налой ставился образ того святого, память которого праздновалась в тот день. По окончании молитвы священник кропил государя святой водой, называвшейся «праздничной»; она привозилась из разных монастырей и церквей всего государства, прославленных чудотворными иконами, и освящалась там в дни храмовых праздников; затем крестовой поп читал духовное слово из особых сборников, составленных из поучений Отцов Церкви, преимущественно Иоанна Златоуста.
Прослушав поучение, государь посылал ближнего человека спросить государыню о ее здоровье, если почивал особо, а затем и сам шел к ней здороваться, после чего они вместе отправлялись в одну из своих домашних церквей слушать заутреню, а иногда и раннюю обедню. В это время все бояре, окольничьи, думные и ближние люди собирались уже во дворец, чтобы ударить челом государю, а затем и присутствовать в Государевой думе.
Поздоровавшись с боярами, государь шел в сопровождении их всех к поздней обедне, служившейся часу в 9-м в одной из придворных церквей. Тут же иногда он принимал и доклады бояр.
Затем государь возвращался в комнату и слушал доклады и челобитные, а в известные дни присутствовал и в думе, в которой обыкновенно бояре сидели, а дьяки стояли; когда же случалось долго заниматься, то государь приказывал садиться и дьякам.
После приема докладов или сидения в думе государь шел обедать, обыкновенно после полудня, а бояре разъезжались по домам.
Обеденный стол государя отличался крайней умеренностью; хотя на нем и подавали около 70 блюд, но они почти все расходились на «подачи» боярам, окольничим и другим лицам, причем для близких людей государь иногда сам выбирал известное ему любимое их блюдо.
Послеобеденное время назначалось для отдыха; государь почивал до вечера, часа три. К вечеру во дворец съезжались снова все чины, и в сопровождении их он выходил в верховую или внутреннюю церковь к вечерне, а затем иногда опять собиралась дума и слушались дела; обыкновенно же по окончании церковной службы до вечернего кушанья государь проводил время со своей семьей и самыми близкими людьми в домашних развлечениях, причем этими развлечениями, кроме чтения и рассказов бывалых людей о далеких землях, были и беседы с так называемыми верховыми (придворными) богомольцами, древними стариками, весьма уважаемыми за их благочестивую жизнь и глубокую старость. Кроме них были слепцы – домрачеи, распевавшие былины и песни при звуке домры, а также и бахири – рассказчики сказок и басен. В числе любимых развлечений государей была и игра в шахматы. Имелась во дворце и особая потешная палата, в которой жили разного рода потешники, плясуны, скоморохи, гусельники и другие, а также дураки-шуты, а у государыни дураки-шутихи, карлы и карлицы; они пели веселые песни, кувыркались и особенно развлекали юных князей и княжен.
Зимой по праздникам государь любил смотреть на бой человека с медведем, а иногда хаживал на него на охоту и сам; любимой охотой государей была также на зайцев и с ловчими птицами – соколами и кречетами; последние водились, как мы знаем, на Крайнем нашем Севере и очень дорого ценились как в Московском государстве, так особенно за границею.
Свой день государь оканчивал в крестовой комнате; он молился в ней перед сном около четверти часа.
В каждый церковный праздник совершалось торжественное богослужение в одном из кремлевских соборов или же в приходской церкви, на которое государь совершал богомольный выход в полном блеске и великолепии своего наряда и в сопровождении всего двора.
Ф. Солнцев
Серебряный золоченый рукомойник, украшенный драгоценными камнями, финифтью и хрусталем
Особенно торжественно праздновалось Светлое Христово Воскресение, причем в течение всей Святой недели государь принимал поздравления от людей различного рода занятий и званий, жаловал каждого к руке и одаряя всех крашеными яйцами.
Накануне или в самые дни великих праздников – на Рождество, на Светлый день, в прощальные дни Масленицы и Страстной недели, особенно же в Великую пятницу – государь скрытно, только в сопровождении небольшого отряда доверенных слуг выходил из дворца в городские тюрьмы и богадельни, где и раздавал из собственных рук милостыню всем заключенным преступникам и пленным иноземцам, а в богадельнях – дряхлым, увечным, малолетним сиротам и всякого рода беднякам, каждому не меньше полтины, а многим по рублю, иным же по два, по три и по пять рублей – деньги огромные по тому времени. Проведав об этом выходе государя, нищие собирались во множестве по пути его следования, и каждому из них особо он также подавал щедрую лепту из своих рук. Затем нищие собирались тоже у Лобного места, на Красной площади и близ Иверских ворот, где их оделяли от имени государя доверенные лица; кроме того, они приглашались по некоторым дням на обед во дворцовые палаты, причем государь иногда и сам обедал за столом «на нищую братию». В праздник же Благовещения кормление нищих происходило часто в его собственных комнатах.
Так жил Василий III по обычаям своих предков; так же жили московские государи и после него – в XVI и XVII веках.
Особой торжественностью отличались приемы нашими государями иностранных посольств. Барон Герберштейн рассказывает об этом весьма подробно в своих записках. В день представления великого посла пред светлые очи государя запирались все лавки и мастерские, и большие толпы народа стояли на улицах; вся же кремлевская площадь была заполнена войсками. Сойдя с коней в некотором расстоянии от дворцовой лестницы и поднявшись по ее ступеням до половины, Герберштейн и его спутники были встречены государевыми приближенными, которые поцеловали их и повели дальше; наверху лестницы их встретили другие вельможи, более знатные, а войдя во дворец, послы застали в приемной палате уже в полном сборе все высшее боярство. Затем они увидели государя, сидевшего с непокрытой головой на царском месте, под образом в богатой ризе, причем справа от него на скамейке лежала шапка, а слева – посох и таз с двумя рукомойниками и полотенцем, для того, говорит Герберштейн, чтобы тотчас же умыть руки, когда послы будут отпущены.
