Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.
Как пишет Стефан Лебек («Происхождение франков V–IX века». М.: Скарабей, 1993, с. 101): «Миф о троянском происхождении франков… зрел в их умах с VI века, прежде чем появилось его письменное воплощение в хронике лже-Фредегера в середине VII века…» Но он «зрел» в умах не одних только франков.
Об исходе из Меотиды рассказывают также Нен-ний в «Истории бриттов», Снорри Стурлусон в «Круге Земном» и ряд других авторов. Современные апологеты троянского «следа» опираются на устойчивую тысячелетнюю традицию (правда, традицию мифа). При всей мифологизации сюжета, эта далекая от культурной ойкумены область, считавшаяся границей между Европой и Азией, — страна, откуда регулярно исходят или в которой живут исторические «варварские» племена; и она же — родина мифических народов, Гога и Магога, ванов и асов, амазонок, поляниц, великанов.
В «Круге Земном» Снорри пишет: «..длинный залив, что зовется Черное море. Он разделяет трети света. Та, что к востоку, зовется Азией, а ту, что к западу, некоторые называют Европой, а некоторые Энеей. К северу от Черного моря расположена Великая, или Холодная, Швеция… С севера с гор, что за пределами заселенных мест, течет по Швеции река, правильное название которой Танаис. Она называлась раньше Танаквисль, или Ванаквисль. Она впадает в Черное море. Местность у ее устья называлась тогда Страной Ванов, или Жилищем Ванов. Эта река разделяет трети света… Страна в Азии к востоку от Танаквисля называется Страной Асов, или Жилищем Асов, а столица страны называлась Асгард. Правителем там был тот, кто звался Одином… Так как Один был провидцем и колдуном, он знал, что его потомство будет населять северную окраину мира. Он посадил своих братьев Be и Вили правителями в Асгарде, а сам отправился в путь и с ним все дии и много другого народа. Он отправился сначала на запад в Гардарики, а затем на юг в Страну Саксов. У него было много сыновей. Он завладел землями по всей Стране Саксов и поставил там своих сыновей правителями. Затем он отправился на север, к морю…» Интересно, что, сравнивая обычаи ванов и асов, Снорри рассказывает, что у первых практиковались браки на близких родственниках, запрещенные у асов.
Этот сюжет весьма напоминает то, что писал об обычаях полян и древлян создатель ПВЛ.
Говоря о Меотиде, не следует, конечно, забывать о весьма слабых представлениях средневековых хронистов о реальной географии. Ср. схолию в хронике Адама Бременского: «Восточное море, море Варварское, море Скифское или Балтийское — это одно и то же море, которое Марциан и другие древние римляне называли Скифскими, или Меотийскими, болотами, гетскими пустынями или скифским берегом. А море это, начинаясь от Западного океана и пролегая между Данией и Норвегией, простирается на восток на неизвестное расстояние». И там же — «Полагаю, что древние знали вышеописанные воды под именами Скифских, или Меотийских болот, "гетских пустынь", а также "скифского берега, густо населенного множеством разнообразных варваров"»[113].
Но и в некоторых славянских легендарных историях первопредки приходят из Сарматии в область Дуная (Хорватия / Иллирия; Паннония; Норик), откуда, оставив Скифа и/или Бастарна, идут к северу (к горам Рипейским — историческая гора Ржип в Богемии[114]) Рус, Славен, Крок (Крак), Лех и Чех (детали разнятся). Правда, Сарматия здесь могла пониматься более широко, чем украинские степи; Мартин Вельский (опиравшийся здесь на взгляды Ваповского и Кромера) в третьем издании своей хроники (1564 г.) писал, что предки славян «заселяли обширную область между реками Волгою и Днепром… и жили в то время языческим обычаем, как ныне татары…».
Еще раз можно повторить сакраментальную фразу — «Свет с Востока!». Это самая древняя традиция из всех существующих, она зародилась еще в мифах первобытных народов, относивших происхождение первопредков к стороне солнечного восхода, и продолжилась уже на иных, более рациональных основаниях у греков, писателей Ближнего Востока и авторов средневековых хроник. «Теории» средневековых писателей особенно легко ПОНЯТЬ: ведь, помимо чисто литературной традиции, подобный тип этногенеза оправдывался вполне реальными, историческими событиями, и не в последнюю очередь — известиями о передвижениях скифов, сарматов, готов и тюркских народов на территории Восточной Европы…
В целом Причерноморье, Циркумпонтийская область, тысячелетиями служило связующим звеном между культурным Югом, с одной стороны, и Севером и Западом — с другой. Это касается культурных воздействий самого различного рода, в том числе информационного характера. Где-нибудь в Крыму или на Кавказе перемешивались не только народы, но и идеи, уже оттуда направляясь в более дальние регионы. На деле мы очень мало знаем о реальной ситуации в тех местах, особенно в эпохи Великого переселения народов.
Среди прочих загадок нашей истории немало вопросов остается по поводу начала русской письменности. Вспомним, что во время своей «хазарской» (а по мнению Ламанского и Карташева — русско-славянской) миссии Кирилл-Константин ознакомился у херсонского ученого «самарянина» с Евангелием и Псалтирью, написанными «русьскими» («роушькими») письменами[115]. Отсюда становится ясно, что еще до проявлений греческого прозелитизма русы испытывали активную религиозную экспансию (в первую очередь с Востока), и тут были возможны влияния любого толка.
Рад ученых говорит об обилии богомильских воззрений в древнерусской литературе и даже связывает с ними волхвов Северной Руси. Некоторое арианство исследователи отмечают в символе веры при крещении Владимира, а в «речи философа» (ПВЛ) — апокрифические и даже еретические элементы. На широком конфессиональном пространстве Юго-Восточной Европы сталкивались болгарские богомилы, готы-ариане, армяне-монофизиты, персы-маздакиты и персы-несториане, тюрки-караимы и близкие к ним евреи-ананиты, и прочая, и прочая.
Исследователь еретических влияний на древнерусское христианство М.А. Буданов (http://tower.vlink.ru/ говорит о наличии на Руси в X–XI вв. следов ариан-ской, богомильской, ирландской и других религиозных традиций. Арианские черты, по его мнению, могли быть занесены из Крыма, Среднего Подунавья или Болгарии. Буданов упоминает точку зрения латинского духовенства на глаголицу как на готское (ариан-ское) письмо. «В дальнейшем, — пишет он, — глаголицу восприняли богомилы и патарены, которые распространили ее в Западной Европе. Можно предположить, что глаголица имела хождение среди различных неортодоксальных общин в качестве тайнописи… В Моравии, где было создано "Житие Кирилла", русской называли именно глаголическую письменность… Новосоставленная кириллица была призвана вытеснить глаголицу и тем самым подорвать в славянской среде воздействие еретических воззрений».
Он также обращает внимание на то, что «орнаментика в славянских глаголических рукописях и русских народных изделиях прикладного искусства… повторяет зооморфические мотивы крымских археологических памятников того же времени, что и символы», а так называемые Корсунские книги, «скорее всего, вообще не были славянскими, а принадлежали неизвестному нам народу русов, проживавшему в одном из районов Северного Причерноморья…».
По поводу грамматики «неизвестного народа», как и влияния на Кирилла зооморфных орнаментов (прямо-таки всюду их искал и обрабатывал!), весьма сомневаюсь. Столь же сомнительны предположения о том, что Кирилл мог использовать германские либо какие-то иные руны (в том числе славянские черты ирезы). Последние хороши для кратких посвятительных надписей, для поэтических заклинаний, но не для того, чтобы излагать ими библейские книги. В качестве маргинального довеска упомянем еще о высказываниях наших старых знакомых, Гриневича и Чудинова.
О том, какой язык мог изучать Кирилл в Корсуни, Гриневич пишет: «такое обучение было возможно лишь в случае близости языка книг, найденных Кириллом, к языку самого Кирилла». Странная логика (впрочем, для Гриневича это как раз нормально).
Еще оригинальнее выгладит теория Чудинова, который, в соответствии с собственными взглядами на появление и строение древних алфавитов, переворачивает принятую хронологию и, фактически, не признает за Кириллом заслуги по созданию азбуки: «вопреки мнению большинства исследователей, видевших в глаголице в силу сложного начертания знаков признаки создания ее одним автором, а не черты эволюционного процесса… глаголица может быть понята как азбука, созданная как на основе заимствования (из слогового письма, германских рун, греческого алфавита и под влиянием кириллицы), так и в процессе развития на собственной основе».
Что тут можно сказать? Только то, что рассуждение это весьма вольное. Солидаризируюсь с очевидным мнением о сложности начертания глаголицы без всяких заметных («эволюционных») упрощений. Какое-либо «предваряющее» письмо должно было быть передано в уже опосредованном виде, т. е. в виде некой «протоглаголицы». И мешать в одну кучу возможные сходства различных алфавитов нельзя: например, коптское письмо прямо происходит из греческого, и какая-либо нужда в его привлечении необъяснима.
