Александр Никишин - Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина
В июне 1945 года в связи с окончанием войны в Европе Военно-промышленный комитет США объявил о разрешении возобновить на территории страны выработку питьевого спирта и расширить объем выпуска ликероводочных изделий.
Основными алкогольными напитками США являлись в то время, да и сейчас, виски и ром. Производство виски осуществлялось на крупных заводах из спирта, получаемого из зернового сырья, преимущественно кукурузы, с применением сухого солода. Все процессы производства виски автоматизированы.
Ром-сырец производился на небольших заводах из сахарно-тростниковой патоки. Выдерживание его, купажирование и розлив производились на крупных механизированных заводах США. Импорт водочных изделий в США (после отмены сухого закона) был незначительным и составлял 2–3 млн. декалитров в год. В военные годы, в частности, в 1943–1944 годах импорт был увеличен и составил 4,5 млн. декалитров в год.
В следующей таблице приведены цифры выработки водочных изделий в США до войны с года отмены сухого закона (в млн. дал).
Виски преобладало в ассортименте крепкого алкоголя, выпускаемого в США. В среднем за предвоенное пятилетие (1934–1938 гг.) виски составлял 85,2 % всего ассортимента, в 1940 году – 77, в 1941 – 78 %.
Приведем показатели потребления крепких алкогольных напитков в США с 1937 по 1945 год (млн. дал).
До войны (1937 г.) удельный вес виски в наборе крепкого алкоголя рынка США оставлял 84,5 %. В год вступления США в войну (1941 г.) он возрос до 87,5 %, а в военные годы колебался в пределах 83–92 %.
Таким образом, 4/5 производства и потребления водочных изделий приходилось в этой стране на виски. Водку пили очень мало, а если сравнивать уровень потребления водки и виски, то можно без большой натяжки сказать, что ее не пили вообще.
Моду на водку привезли в Америку ветераны войны с нацизмом. Они-то ее начали пить еще во время войны.
Наиглавнейшая и самая массовая дегустация русской водки произошла в 1945 году на берегах немецкой реки Эльба во время исторической встречи союзников по антигитлеровской коалиции.
Она была ознаменована таким широкомасштабным взаимообменом горячительными напитками – виски на водку и наоборот, – что восхищенный поэт Евгений Евтушенко даже написал на эту тему такие вот строки:
Люблю Америку,которая плылапо майской Эльбе,поднимая вискив усталой правой,подгребая левой,ну а навстречу ей плыла Россияпо майской Эльбе,поднимая водкув усталой левой,подгребая правой,и водка с виски —без! без перевода —так понимали —черт возьми! —друг друганад вспененной водой победы общей!..
Всегда думал, что этот образ сочинен поэтом для красного словца: слабо верилось, чтобы американец плыл через Эльбу с бутылкой виски, а уж тем более – про русского ему навстречу с бутылкой водки, пока не нашел сборник «Yanks meet reds» («Янки встречают красных»), где самые яркие впечатления американцев о встрече с русскими сводились к простой и понятной фразе: «а потом начались тосты»!
Свидетельствует американский ветеран Бак Котцебу, который первым вышел к Эльбе в поисках контактов с русскими. Раньше ни он, ни его солдаты в глаза не видели русских и даже не представляли, какие они:
«В полевой бинокль я разглядел на том берегу людей в защитных гимнастерках. Я решил, что это русские, потому что однажды слышал, что, идя в бой, они надевают награды, а у этих солдат на гимнастерках, отражая солнечный свет, поблескивали медали. Да, это были русские. Взглянул на часы: было 12.05…»
Увлекательный рассказ лейтенанта Котцебу о его переправе через Эльбу я опущу для краткости. Но то, что было потом, процитирую:
«Скованность вскоре прошла. Мы улыбались друг другу и обменивались поздравлениями… Праздничный стол был накрыт еще до нашего приезда. Все были проникнуты счастливым духом Эльбы… Мы провозглашали тосты за покойного президента Рузвельта, за президента Трумэна, за премьер-министра Черчилля, за маршала Сталина и за вечную дружбу между нами…»
Джо Половски, который был в патруле Котцебу, добавляет:
«Русские принесли водки, немецкого вина и пива. Мы обнимались, пили и произносили тосты. Опьянели, но не от того, что выпили… Позже мы узнали, что привели свое командование в смятение. От нас вовсе не требовалось встречаться с русскими… Начальство опасалось, что если наши армии встретятся на полном ходу, сналету, то возможны столкновения. Если две армии, пусть и дружественные, стремительно двигаются навстречу друг другу, многие парни могут быть покалечены… 400 корреспондентов – и американских, и наших союзников… знали, что что-то произошло, и, как говорится, грызли в нетерпении удила. Им предстояло сообщить новость, которую мир ждал со времен Сталинграда, а потом Нормандии. Волнующую, чудесную новость…»
Котцебу и Половски легко отделались! В поисках русских на «виллисах» вдоль линии фронта колесило немало патрулей американской разведки, жаждущих побыстрее увидеть своих союзников.
Старшему лейтенанту 104-й разведроты пехотной дивизии «Тимбер-вулф» Билли Шайку повезло в тот день меньше – в поисках русских он на своем джипе въехал в расположение дивизии СС «Мертвая голова» и был остановлен окриком «Хальт!».
«Кобура у меня была расстегнута, – пишет бывший разведчик в своих воспоминаниях, – на протяжении вот уже нескольких месяцев я упорно тренировался, учась мгновенно выхватывать из нее пистолет. Курок моего кольта был взведен, и в голове пронеслась мысль, что если дела пойдут совсем плохо, я, наконец, испытаю свое счастье. Помню, тогда же подумал: что же будет с матерью, когда она узнает о моей бессмысленной смерти в последние дни войны. И потом – не смерти же мы искали, идя на задание…»
Не смерти, а – русских!
Что было дальше? Билли Шанк, заявив немцам, что «остались считаные часы до встречи русских и американских войск и что сопротивление бессмысленно», предложил им сдаться – раз, а второе – оставить его в покое, так как он ищет этих чертовых русских парней!
Его допрашивают, запирают в сарай. На его нетерпеливую просьбу дать ему возможность встретиться со своим командованием, чтобы ехать дальше и искать русских, он получает ответ, что «напрасно я на это надеюсь».
«Нас опять посадили в «мерседес» и в эскорте двух мотоциклов возили по Торгау и его окрестностям…»
Потом его допрашивал капитан фон Рихтгофен, который «прекрасно говорил по-английски». «Он стоял на обочине и в течение 15 минут выслушивал мои призывы…» На призыв сдаться он «с сожалением сообщил, что практически ничем не может помочь».
Потом его снова куда-то везли, как сказал ему немец, в поисках генерала, который смог бы «принять верное решение». Генерала никак не могли наити, а старшин по команде, майор, напрочь отказывался сдаться. Как пишет Билли Шанк: «Все дело было в самолюбии майора…»
«Подъехали к бункеру, спустились вниз, прошли по коридорам, забитым солдатами… Фон Рихтгофен сказал солдатам – их было около пятидесяти, – что он, тщательно взвесив все как солдат и как простой человек, пришел к выводу: лучше сдаться. Но добавил, что предоставляет им право самим решать этот вопрос. Он несколько раз упомянул меня, восхваляя «благородство» моих усилий. Его торжественная речь несколько раз прерывалась аплодисментами. Когда он закончил, слушавшие по очереди подходили, чтобы пожать мне руку. Оружие свое они грудой свалили на столе… Ровно в 6.00, выходя из туалета, я услышал свист снарядов. Я и шедший впереди солдат одновременно бросились на землю… Потом наступило затишье… Мы… стали выстраивать капитулировавших в колонну. Несмотря на обстрел и пожары, из домов выбегали дети – они подстраивались к колонне и шли за мной. Я почувствовал себя тем самым дудочником в пестром костюме, который увел детей из Гамельна…»
(Для информации. Согласно балладе, кажется, XIII века, некий волшебник истребил всех крыс в немецком городе Гамельне по просьбе его жителей. Однако, не получив от них обещанного вознаграждения, увел из города всех детей, которые пошли за ним, очарованные звуками дудочки…)
Втроем американцы разоружили 150 полицейских и еще 350 солдат и офицеров! «Их пистолеты сложили в два одеяла и, сгибаясь под тяжестью, перетащили на нашу сторону. Фон Рихтгофен сдал свой пистолет лично мне. Я его хранил до недавнего времени…»
В штабе батальона Билли Шайка «полковник устроил мне взбучку за то, что я спутал ему всю операцию, и за то, что перед его КП болтаются какие-то немецкие военнопленные»!
Когда он спросил полковника, зачем они обстреливали город, тот ответил, что «у них было много лишних боеприпасов и их нужно было как-то израсходовать». К моей пущей досаде, в штабе я узнал, что в полдень 69-я встретилась с русскими в Торгау…»
