Уве Топпер - Великий обман. Выдуманная история Европы

2

Роль Вильгельма Каммайера в немецкой критике историографии сравнима с таковой Н. А. Морозова в России, хотя первый из них и ис­пытывал гораздо большие трудности при публикации своих работ.

3

Являются апокрифами по терминологии Н. А. Морозова. Такие написанные от чужого лица подделки и поделки имели в первую очередь целью не фальсификацию (чего?), а достижение уровня публикабельности: в первое столетие книгопечатания шанс на успех могла иметь только книга «раскрученного» автора, а таковыми часто были вымыш­ленные «древние», а не реальные современные авторы. Апокрифы не считались фальшивками в ментальной атмосфере эпохи Ренессанса.

4

Т. е. произведений, которым он посвятил свои исследования. Все мы люди, все мы человеки и нам легко понять автора, не желающего пожертвовать своими героями.

5

Критика историографии продолжалась и в XVIII, и в XIX веке. О некоторых критиках Топпер пишет ниже в разных главах. Так, он упо­минает кратко Вольтера в гл. 12. Называя Балдауфа следующим, Топпер подчеркивает свою высокую оценку этого «не замеченного историками» критического автора в ряду наиболее капитальных критиков историо­графии.

6

Т. е. якобы совершенно иного лица.

7

Балдауф обозначил этот том как 4-й, но два запланированных им промежуточных тома, судя по всему, ему не удалось издать.

8

«Было бы крайней глупостью отмахнуться от приведенных выше тезисов и вернуться к каждодневной рутине», – пишет Баддауф в по­следнем предложении цитированного абзаца. Именно это, к сожале­нию, и произошло.

9

До второй мировой войны Каммайер работал нотариусом и юрис­том в Ганновере и в своей критике историографии, к которой он при­ступил в 1923 году, он использовал все тонкости своего юридического ремесла (его первая книга). В Веймарской Республике историки отка­зывались иметь дело с Каммайером и его критикой. Не получил он при­знания и у национал-социалистов. В атеистической ГДР, по возвраще­нию из советского плена, он надеялся на положительное отношение властей к его критике ранней католической церкви (его вторая книга), но опасность его критики для всей исторической мифологии была распознана, оригинал его рукописи конфискован ШТАЗИ, а сам он уволен с должности учителя. Он умер в 1959 году в результате хронического не­доедания (т. е. от голода) и похоронен в г. Арнштадт. Кроме двух ука­занных в списке литературы книг, он опубликовал несколько брошюр, из которых была составлена его третья книга «Правда об истории позд­него Средневековья», изданная впервые в 1979 году.

10

Хроника монаха Йоханнеса де Беза, якобы составленная около 1200 года, «описывает» события 600-1174 годов. Несмотря на разобла­чения Круша, продолжает фигурировать в списках латинских «источ­ников».

11

Такие «документы» указывают на то, что индустрия фальсифика­ции грамот производила на заказ и после соответствующей оплаты лю­бой документ по требованию заказчика. И если оный – не будучи шиб­ко грамотным – сомневался в имени дарителя или одариваемого, в дате или в названии местности и хотел посоветоваться про эти детали с до­веренными лицами, то ему, конечно, изготавливали и грамоту с любым набором пропусков.

12

Не исключено, что параллельно с выдумыванием виртуального прошлого на «высшем уровне» происходил и другой процесс «делания истории» снизу, из гущи недавно народившейся прослойки феодалов. Возникшие много позже, чем это представляют себе живущие с невер­ной хронологией историки, феодальные отношения (приблизительно с XI-XII веков в Южной Франции и в Северной Италии, а затем и в дру­гих странах Европы) привели к захвату угодий будущими феодалами, к разделу между ними громадных территорий. Когда же с распростране­нием грамотности в начале Ренессанса возникла идея о придании захва­там легитимности путем придуманных дарственных, быстро появилась индустрия фабрикации разного рода «древних» документов. С их же по­мощью пытались обосновать свои права и на владения других феодалов или на имперские города. Такой инструментализацией «древних» доку­ментов славился особенно французский король Людовик XIV.

13

Девиз гладиаторов, а не мучеников. Впрочем, истории о гладиа­торах не намного достовернее сказок о мучениках христианства.

14

Впрочем, у института мучеников есть и другие аспекты, например, эмоционализация отношений мирян и церкви. Церковь эксплуатирова­ла сострадание, а миряне во все времена охотно слушали жуткие и увле­кательные, леденящие кровь истории.

15

Т. е. член средневековой религиозной секты нищенствующих Бедных Братьев, распространенной в XIV веке в южной Франции и в Каталунии. Будучи ответвлением от течения францисканства (третий орден святого Франциска) секта продолжала сохранять идеал бедности св. Франциска и после того, как Орден францисканцев превратился в крупного собственника.

16

Более правдоподобным является предположение о том, что твор­ческий зуд немецких гуманистов под влиянием их итальянских собра­тьев, уже выдумавших огромное количество «античных» авторов, был обращен на создание виртуального прошлого и в Германии. Хорошая творческая зависть, дух эпохи и мода на древних авторов привели к по­явлению первой немецкой «Кузьмины Прутковой».

17

В книге Alfred Tamerl, Hrosvith von Gandersgeim. Eine Entmystifi –zierung. Mantis, 1999 автор, продолжая начатый Ашбахом анализ, прихо­дит к выводу, что большинство произведений «Розвиты» написаны жен­щиной и приписывает всю мистификацию перу Хариты (она же Каритас и Барбара) Пиркхаймер, отводя Цельтесу и другим лишь роль помощ­ников и рекламных агентов.

18

Поджо Браччолини (якобы 1380-1459 годы), известный итальян­ский гуманист, историк Флоренции, приложивший активно руку к со­зданию «произведений античных авторов», в том числе, скорее всего, и упомянутых выше произведений Тацита. Его гениальное перо вполне могло служить и Апулею.

19

Естественно, ведь сцена причастия в античном произведении –это вопиющий анахронизм, как, впрочем, и тюрбан, ассоциирующийся с турецкими завоеваниями XV века.

20

Николай Кузанский (якобы 1401-1464 годы) жил в эпоху сом­нительных датировок. Исходя из преемственности математических идей естественно было бы предположить, что он жил много ближе по времени к григорианской реформе календаря. Если сдвинуть время его жизни на сто или хотя бы на пятьдесят лет, то многие противоречия исчезнут.

21

О нациях в это время говорить еще рано. Я бы сказал: локальные или региональные церкви. Не ясно также, были ли эти церкви христианскими. Скорее всего, в это время существовала ранняя форма моно­теизма с большим локальным разнообразием религиозных форм.

22

Ясно, что в таковых могли сохраниться лишь сравнительно недав­но принесенные туда рукописи. Скорее всего, это были рукописи, не имевшие никакой ценности, ибо сырость и крысы приводили к быстрому исчезновению самого материала рукописей. Если Поджо и охотился за такими рукописями, то не из-за их содержания, а с целью использовать старый пергамент для своих подделок. На самом деле, как рассказывает Балдауф, Поджо сотоварищи воровали рукописи из хранилищ монастыр­ских библиотек, а для оправдания потом утверждали, что нашли их в сы­рых подвалах заброшенных башен. Впрочем, и эти рукописи были нужны Поджо в основном для имитации старого языка и стиля в своих поддел­ках, причем древность сворованных рукописей им сильно переоценивалась.

23

Речь идет о Максимилиане I Габсбурге (1459-1519), императоре Священной Римской империи немецкой нации с 1493 г., которому Цельтес в частности поднес произведения лже-Розвиты.

24

Конрад Пёйтингер (1465– 1547) был главой видного аугсбургского кружка гуманистов и одним из основателей немецкой историографии.

25

Т. е. все те же столь распространенные в эпоху Ренессансы апокрифы.

26

Имеется в виду Константин Багрянородный, якобы 905-959, бывший византийским императором с 913 года. Считается, что он был инициатором и организатором издания компилятивных сборников-лек­сиконов, покровителем энциклопедистов той поры.

27

К тому же только сохранение в тайне своего авторства служило более или менее надежной защитой от преследований со стороны ин­квизиции. Не было ли это одним из побудительных мотивов расцвета именно исторического эпохотворчества: чем дальше в прошлом, тем ме­нее вероятно, что текст привлечет интерес искоренителей инакомыслия.