Русские воеводы XVI–XVII вв. - Вадим Викторович Каргалов
Наступило 28 августа, день первого сражения Владислава IV под Смоленском, который принес ему и первые разочарования. Потери оказались огромными, а результат – ничтожным…
«Король показался неприятелю уже среди белого дня, и увидя его приготовленным к бою, он приказывает стрелять из пушек на неприятельское войско; а пехоте польской, раздав предварительно по два червонца на каждого солдата, приказывает топорами рубить засеку. Не менее и неприятель стрелял из пушек, на оба фланга нашего войска делал нападения, чтобы ввязаться в рукопашный бой; вслед за тем он бросился с фронта на пехоту, разрушавшую засеку; а когда, несмотря на то, засека была разрушена, все почти неприятельское войско, оставив на флангах только некоторые отряды конницы и пехоты, ударило на наш фронт… Началось сражение, и неприятель сначала отбивал с обеих сторон королевские отряды, но когда напала королевская конница, состоявшая из копейщиков, то неприятель тотчас начал отступать». Но русские ратники не были разбиты, они отступили «в укрепление Измайловское» и продолжали сражаться. Король начал осаждать это укрепление, в помощь ему сделали вылазку из Смоленска войска гарнизона и даже овладели частью укрепления.
А вот дальше в повествовании иезуита начинается не совсем понятное. Он принимается вдруг оправдывать короля, приводя разные причины, помешавшие ему одержать будто бы заслуженную победу: поляки «непременно овладели бы целым укреплением, если бы германская пехота короля вовремя подоспела на помощь. Видя это, польские всадники тотчас слезли с лошадей, чтобы подать помощь жителям Смоленска, но король, не желая подвергнуть опасности этот цвет польской аристократии, приказал дать знак к отступлению, заняв только насыпь, ров и дорогу, ведущую в Смоленск». Попутно выясняется, что смоленский воевода пан Воеводский, возглавивший вылазку, предстал перед королем «покрытый кровью в сражении и простреленный пулею через плечо». В результате этого ожесточенного сражения королю удалось провести в город обоз с продовольствием, что, по утверждению иезуита, «было в тот день единственным его намерением».
В результате укрепленная позиция на горе Покровской осталась за русскими ратниками, а воевода Шеин на следующий день «укрепил гору Покровскую двумя новыми шанцами».
Что-то непохоже все это на победу короля…
Русские же источники прямо утверждали, что в этом сражении было побито много польских и литовских людей и у них взяты знамена. Два дня король не возобновлял военные действия, поджидая подкрепления, в его лагерь приходили «разные отряды, особенно пешие, которым король производил смотр».
Да и в последующие дни поляки больше маневрировали, чем воевали.
3 сентября «пришло в королевский лагерь 50 знамен казаков запорожских, или, как пишут другие, 15 000 казаков». Король Владислав IV имел теперь минимум двукратное численное превосходство над войском Михаила Шеина. К тому же начались измены наемников-иноземцев – в королевском лагере с радостью принимали «немецких и французских перебежчиков».
Вплоть до 9 сентября в лагерь Владислава IV подтягивались «королевские пушки» и «остальные войска, пешие и конные». Вечером 10 сентября король «вывел войска из лагеря к горе Покровской несколько другою дорогою».
11 сентября здесь произошло второе большое сражение, еще более ожесточенное и кровопролитное. Главным силам королевского войска на Покровской горе противостоял только полк Матисона, насчитывавший не более 2 тыс. немецких и русских солдат. Какую-то помощь мог прислать из своего стана воевода Шеин, но навряд ли она оказалась бы значительной. Маловероятно, что Матисону помогал из своего стана князь Прозоровский: в тот же самый час «воины литовские пошли прямо против укрепления Прозоровского».
Сражение разворачивалось постепенно. Сначала король «действовал легкими войсками, причем прошло около двух часов времени. Наконец, неприятель начал стрелять из пушек со стены укрепления, которые только что были возведены на этой горе. Королевская пехота, а также и конница, слезши с коней, вместе сделав нападение (это нападение было самое отчаянное в продолжение целой войны), заняла три укрепления, а потом произвела ужасный штурм при помощи складных лестниц и понтонных мостов. Сам король везде присутствовал, исполнял обязанности полководца и простого воина. Теперь, в течение нескольких часов, занята была гора Покровская, на ней поставлено войско, а наши солдаты целый день стреляли с этой горы на неприятеля…»
Выходит, сражение на Покровской горе не было закончено, если солдатам пришлось еще стрелять целый день?
Дальнейшее повествование иезуита Велевицкого подтверждает наши сомнения. «Король, приказав ночью с возможной скоростью вырыть рвы» (от кого были эти рвы, если гора занята?), на следующий день «начал осаду одного шестиугольного укрепления. И, наконец, вечером неприятель был выбит из укрепления. И, таким образом, казалось, что почти была кончена осада Смоленска…»
Но почему-то нет в записях Велевицкого упоминаний ни о пленных, ни о взятых знаменах и пушках, что знаменовало бы победу королевского войска. В чем же дело?
А дело в том, что воевода Шеин после 2-дневного сражения сумел лично провести полк Матисона в свой лагерь со всеми людьми, пушками и пушечными запасами. Ночной марш был проведен столь искусно, что королевские караулы даже не заметили его. Остатки полка были спасены.
На свое донесение о выводе полка с Покровской горы воевода получил от царя довольно невразумительный ответ, который трудно было принять за одобрение: «Мы все это дело полагаем на судьбы Божии и его праведные щедроты, много того в ратном деле живет (бывает. – В.К.), приходы недругов живут, потом и милость Божия бывает…»
13 сентября королевские войска начали активные действия против полков князей Прозоровского и Белосельского, укрывшихся в укрепленном лагере западнее Смоленска. Литовские войска и запорожцы начали обстреливать лагерь из пушек. До приступов дело не дошло, видимо, неприятель просто хотел блокировать эту западную группировку русского войска, помешать ей прийти на помощь русским солдатским полкам, продолжавшим осаду Смоленска с востока и юга. Не было свободного прохода в город и с севера, со стороны Покровской горы, дорога интенсивно обстреливалась русскими пушками. Это видно из записи Яна Велевицкого, который отмечает, что 14 сентября «король с несколькими знаменами конницы вступил в Смоленск», но вечером того же дня отошел обратно, причем иезуит специально оговаривает, что отступление удалось совершить без потерь: «К вечеру, среди града ядер, невредимо возвратился к своим на гору Покровскую». Для действительного освобождения Смоленска от осады требовалось захватить русские укрепления, находившиеся в непосредственной близости от городских стен.
Почти каждый день под Смоленском шли бои. 14 сентября, по сообщению Велевицкого, «король начал из пушек обстреливать укрепления француза Шарлета, а потом припустил на него штурм, но без успеха».
