Анатолий Яковлев - Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина
Его позиция нашла выражение в «Послании о толерантности»: «Но в конечном счете главное соображение, полностью разрешающее спор, заключается в следующем. Даже когда мнение магистрата относительно религии здраво, а путь, который он предписывает, истинно евангельский, то, если внутренне я все-таки не убежден, следовать по нему будет небезопасно. И вообще никакой путь, на который я встану против велений моей совести, никогда не приведет к святым обителям. Я могу разбогатеть способом, который не доставляет мне радости, могу исцелиться от какой-то болезни с помощью лекарств, в которые не верю, но я не могу быть спасен религией, которой не доверяю, и богослужением, к которому питаю отвращение. Неверующий понапрасну будет примерять на себя внешние проявления вероисповедания другого человека. Только верою и внутренней искренностью приобретается Божье признание. Самое подходящее и проверенное лекарство не сможет повлиять на пациента, если его желудок извергнет его, как только он его проглотит. И не следует вливать лекарство в горло больного, если в силу его специфической телесной конституции оно наверняка станет для него ядом. Что бы ни вызывало сомнение в религии, одно во всяком случае бесспорно: религия, в истинность которой я не верю, не может быть для меня ни истинной, ни полезной. А потому напрасно правители заставляют своих подданных присоединяться к своему церковному общению под предлогом спасения их душ. Если они веруют, то придут сами, если же не веруют, то их приход не принесет им никакой пользы. Короче говоря, каким бы великим ни было притязание на добрую волю, милосердие и спасение человеческих душ, людей нельзя принудить к спасению, имеется в них на то воля или нет. И поэтому в конечном итоге они должны быть предоставлены своей собственной совести» [398] .
Политика «единообразия», которую Локк в своих первых работах считал правильной, способствующей национальному единству, и противопоставлял хаосу и беспорядку гражданскои воины [399] , теперь представляется ему угрожающей безопасности государства: насилие и преследования по религиозному признаку порождают в обществе раскол.
Но тогда, в самом «начале 1660-х гг., Локк считал, что магистрат должен иметь неограниченную юрисдикцию над „безразличными [для спасения] вещами“ (adiaphora), включая власть над формами религиозного поклонения – такими, как молитвы, стихарь, время и место богослужения, коленопреклонение во время причастия и использование знака креста при крещении и др. Эти „вещи“ несущественны для спасения, поэтому те, кто возражает против соответствующих приказов светского магистрата, выступает против государства, а также общественного блага и ввергает нацию в хаос и анархию». По словам Локка, «наша единственная надежда заключается в скрупулезном послушании» [400] . Только реставрация навела порядок в стране, и, как надеялся Локк, «никто теперь не будет настолько глуп и упрям, чтобы пытаться еще раз дестабилизировать общество или поставить под сомнение власть магистрата устанавливать законы, касающиеся безразличных вещей» [401] .
По словам Локка, толпа (multitude) – это «звери» (beasts), требующие обуздания, поскольку, испытывая постоянное недовольство, «жаждут» (craving) разрушения существующего порядка, а в религиозном поклонении необходимо иметь «внешние барьеры», которые могли бы подвергаться нападениям и с которыми не жалко в крайнем случае и расстаться, чтобы «не навредить важнейшим и самым святым частям религии, когда ярость и нетерпение [толпы] сделают такое снисхождение необходимым» [402] .
До своего отъезда в Нидерланды в 1683 г. и даже, в меньшей степени, после 1683 г. Локк придерживался концепции «всеобъемлющей» (comprehensive) англиканской церкви. В остающихся неопубликованными «Критических заметках по поводу работ Эдварда Стиллингфлита о вреде и неразумности отделения» 1681 г. Локк приветствует мысль об устранении препятствий к объединению нонконформистов с Церковью Англии. Пребывание Локка в Нидерландах привело к перемене взглядов на «включение» и толерантность, и в «Epistola» и «Послании о толерантности» они нашли свое развернутое выражение, однако основывались уже не на концепции «включения», а на совершенно другой идее – отделения церкви от государства, предполагающей не одну государственно-национальную церковь, а множество независимых от государства и при этом, что очень важно, равных перед законом церквей. Преследования и насилие со стороны англиканской церкви, считал Локк, столь же вредны для государства, как преследования и насилие со стороны пуритан в период кромвелевского протектората.
Единственный выход – равенство конфессий, недопущение с чьей-либо стороны каких бы то ни было форм насилия, даже самых «умеренных». Вопросы «безразличные» (adiaphora) должны быть оставлены на суд индивида, который сам решит, какие формы поклонения лучше для его собственного спасения.
При этом толерационизм Локка не носил абсолютного характера. Это был толерационизм ограниченный и умеренный.
«Считалось, – пишет Марк Голди, – что католики разделяют две подрывные доктрины: иезуитскую идею, что обещания не обязательно выполнять, имея дело с еретиками; и учение о том, что папа наделен властью низлагать [правителей]» [403] . Локк не был одинок в своей позиции, ее разделяли также такие поборники веротерпимости, как Джон Мильтон или Андрю Марвелл, и многие другие [404] . Антикатолицизм доминировал на всем протяжении периода Реставрации.
Правда, здесь очень важна оговорка, которую делал Локк в «Послании о толерантности».
Католики не имеют права на толерантность не в качестве представителей одной из конфессий – все имеют право на свободу вероисповедания, поскольку во всех конфессиях речь идет о спасении индивидуальной души, и это дело индивида, которое он не может перепоручить никому [405] , – а потому, что католики нелояльны, подчиняясь другому суверену, и подобны в этом магометанам. К этой оговорке Локк делал еще одну оговорку, различая католицизм и «папизм».
В письме к Лимборху от 14 и 18 октября 1698 г. Локк писал: «Да простят мне мои ошибки! Я никому не объявляю войну из-за различия во мнениях, будучи сам невежественным и подверженным ошибкам карликом. Я евангелический христианин, а не папист». «Или, если угодно, ортодоксальный христианин, а не папист». Далее Локк писал, что существует всего два вида христиан, евангелисты и паписты: «те, кто, находясь в поиске одной лишь истины, желают сами и желают в отношении других, чтобы их убеждали в ней только доказательствами и аргументами; они спокойно относятся к ошибкам других людей, помня о собственной слабости; прощают человеческие недостатки и невежество и в свою очередь взывают о прощении». Паписты же – это те (к какой бы деноминации они себя ни причисляли), кто считает себя непогрешимым и «присваивает господство над совестью других людей» [406] .
Следует сделать еще одну оговорку. В «Послании о толерантности», если быть до конца точным, упоминается не «ислам», а «турок», что не только напоминает о том, что в это время османские войска стояли под Веной, но и возвращает нас к событиям периода раннего лютеранства и прямой и реальной угрозе завоевания Европы Османской империей. Суверенные папа и «турок» ставятся на одну доску, а в ряде памфлетов Людовик даже именуется «самым христианским из турок», однако речь и в том и другом случае идет не о вероисповедании. Стратегия Людовика XIV в деле установления «универсальной христианской монархии Запада» была, по мнению антифранцузской пропаганды того времени, зеркальным отражением попыток османского султана Сулеймана II установить универсальный исламский режим на Востоке.
Людовик поддерживал наилучшие отношения с султаном. Более того, султану следовало быть благодарным французскому королю, поскольку, несмотря на то что после своего поражения при Вене в 1683 г., нанесенного объединенными протестантскими и католическими силами, турки были изгнаны императором Леопольдом из Венгрии и Сербии, осенью 1688 г. французская агрессия в Германии (нападение Франции на Рейнский Пфальц) заставила императора остановить наступление на Балканах. Инициатива перешла к султану, и поредевшие войска Леопольда отступили к венгерской границе.
Кроме того, известно было, что Франция, заинтересованная в ослаблении Австрии, помогала в 1683 г. деньгами протестантским венгерским отрядам, оппозиционным Габсбургам и входившим в войска султана; тем самым она выглядела косвенной союзницей не христиан, к тому же католиков, а мусульман. В спасении Вены Франция не участвовала, и был сделан вывод, что все османское вторжение – дело рук «великого турка» Людовика, поставившего под угрозу весь христианский мир в целом.
В пропагандистских памфлетах вильгельмитов 1690-х гг. заявлялось, что сделать это королю Франции было нетрудно, поскольку он имел общие с султаном методы и цели, а также отличался тем же безразличием к собратьям-христианам, которое выказывали османы. И даже не безразличием, а враждебным отношением к главным принципам христианской веры. Об этом говорило вероломство Людовика, нежелание держать данное слово, неискренность при заключении соглашений и союзов – все выдавало во французском короле нехристианина, скорее всего – мусульманина.
