Витольд Новодворский - Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582
В Книге польских посольств (№ 2, стр. 300–304, московский арх. мин. иностр. дел) так описывается пребывание Воропая в Москве.
Лета 7080 г. приезжал к царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Русин короны польское и великого княжества Литовского от панове рады от Франциска Красинского, бискупа краковского, да от Велирцыиана, бискупа виленского, да от воеводы виленского от Николая Юриевича Радивила, от Стефана Збаражского, воеводы тройского, от Остафея Волока каштеляна Троцкого, от Яна Еронимова старосты жомойтского, гонец Федор Венков с грамотами. А Государь в те поры был в столице, а в грамотах паны рады писали о том, што Государь их Жигимонта короля не стало и Государь бы на незгоду их не стоял и ко всем бы панствам и землям государя их держал мир по своей перемирной грамоте а войны не подносил и рати не всчинал и в землю в ифлянскую вступатися и воевать не велел до перемирного сроку и лист свой опасный на большие послы их до них через посланца их послати рачил и до коих мест послы будут и до тех бы мест с обе стороны мир и покой держати. А правил гонец от панов рад Государю челобитье, да привез к Онтонию митрополиту, да ко князю Юрию Такмакову грамоту, а писали Юрия боярином и наместником и воеводою московским и Государь царь и великий князь литовского гонца отпустил, а послал с ним к панам радам грамоту. А в грамоте писано, што Государь о смерти Жигимонта короля велие жалоствует, да о том, што бесерманская рука высится а хрестианская рука ущипок примает а государи крестиянские изводятся и оскудевают, а бесерманские государи размножаются; а государь жалеючи незгоды хрестиянские и видечи их склонност для покою христианского хочет додержати мирное постановенье по перемирным грамотам до тех мест, как послы их у Государя будут и договор учинят и наместникам и воеводам по городам заказать велел, штоб ни в чем не задирали и ратей и войны не вчинили и городов и земель не заседали и новых городов не ставили и о всем бы были покойно по перемирным грамотам, доколе послы их у государя будут; а ониб потомуж во всех городех воеводам и наместником и державцом и справцом заказали. А што писали к лифляндской земли, штоб в нее не вступатися и воевати не велети и о том прежде того присылал к Государю Государь их Жигимонт король Михаила Галабурда (sic!), просячи о Государеве отчине, о полоцкие и о всем повете полоцком, а Государю поступаючи лифлянские земли и Государь на том велел приговорить, што тому делу так меж Государей их быть; а ныне и с ними по тому же хочет и потому не возможно статися, што Государь своей отчины Лифлянской земли не очищати; а ведь многие городы лифлянские за свейскими и от свейского без престани многие грубости Государю и того Государю терпеть не возможно, а литовские ведь люди там живут. Притом же и ониб паны рады похотели покою крестьянству таким невеликим делом Государя потешили на приговор Государя своего утвердили как прежде того Государь их тое государство вотчины хотел Государю поступитеся, а лифлянскую землю покою крестьянского и избавы от бесерман не нарушивал и послов бы своих прислал не мешкаючи да и опасную грамоту на послы их Государь с гонцом их послал а титло в обиих грамотах писано по прежнему с полоцким и смоленским и лифлянским; да прибавлено в титле перед прежним самодержавец. А после того был посланник на государеве дворе у бояр у князя Ивана Федоровича у Мстиславского, да у Михаила у Яковлевича Морозова, да у Никиты Романовича Юрьева и бояре посланнику говорили, што митрополит Антоней правит на Москве свой святительской престол, а князь Юрей в отъезде а пишут князя Юрия паны рады боярином и наместником и воеводою московским не гораздо и князь Юрий у Государя не боярин и не наместник воевода. Да послали к панам радам грамоту о том же, што и в государеве грамоте писано, да приказали с ним к панам радам поклон. А был гонец у государя трижды, а на приезде ел у Государя, а стол был у Государя в столовой избе, а сидел гонец на окольничем месте, а подача ему была после больших дворян. А после стола ездил его подчинять на подворье с меды Михайло Темирев; а стола дождался гонец на приезжем дворе; а являл посланника дьяк Василий Щелкалов, а дары являл печатник Роман Ольферьев, а приезжая гонец к Государю ссадился в городовых воротех, а наперед себе Государь велел распрашивать его дьяку Василию Щелкалову, для чего гонец ездил и от кого, а после того как гонец был у Государя расспрашивал его о королеве смерти и о всяких дел Малюта Скуратов, дьяки Василий Щелкалов, Афанасий Демьянов, а пристав у него был в дороге и на Москве Михайло Темирев.
А как Государь посланника отпустил и посланник бил челом, штоб ему позволил послать наперед человека и Государь его пожаловал человека велел отпустити и корм дати. А людей было с посланником сорок человек да шестьдесят лошадей.
Примечания
1 Перемирные грамоты Иоанна и Сигизмунда-Августа от 1570 г. у кн. М. Щербатова (Ист. Рос., т. V, ч. IV, № 16, стр. 92–123), в Книге посольской метрики Великого княжества Литовского, ч. I, №№ 191 и 192 и в Сборн. Имп. Рус. Ист. Общ., т. LXXI, стр. 724–734.
2 Г. В. Форстен. Балтийский вопрос, т. I, 532–540.
3 Akta podkanclerskie Pranciszka Krasińskiego. Bibljoteka Ordynacji Krasińskich Rok 1870, № CXXIX.
4 Bibl. Ord. Eras. Rok. 1871, стр. 60.
5 Г. В. Форстен. Акты и письма к истории Балтийского вопроса в XVI и XVI ст. (Записки Историко-филологического факультета С.-Петербурского университета, т. XXI, стр. 128, № 54).
6 Bibl. Jrd Kras. Rok. 1870, стр. 167, 201, № CLVIII.
7 Об этих происшествиях мы почерпаем сведения из двух источников: литовского и московского. Подробности, сообщаемые тем и другим, согласуются между собою, расходясь только в том, что литовский источник умалчивает об оскорблениях, которым подвергались Москвитяне, а московский представляет обиды, который наносились посольству, как наказание царя за дерзкое поведение послов. См. Despekty i obelzywosci, ktore siy działy nam posłom I. K. Mosel etc. (A. Przezdziecki, Jagiellonki polskie V. 116–172 по-польски и по-латыни у Aug. Theiner, Vetera monumenta Poloniae et Lithuaniae gentiumque finitimarum illustrantia II. 752–737) и Сборн. Рус. Имп. Общ. LXXI. 713–715, 723.
8 L. Gornicld, Dzieje w Koronie polskej (Dzieła wszystkie Warszawa 1886. t. III. 236).
9 Приключение с литовским писарем Иоанн приказал послам, которых он отправил в Польшу для ратификации перемирного договора, так объяснить: «…и Ондрей учал соболи на землю метати и в те поры прилучился царского величества приказный человек Булат Дмитреевич Арцыбушев и он с Андрея снял юпу для соболей, чтобы соболем в грязи убытка не было и хватил невежливо и за то царское величество на Булата словесную опалу великую наложил» (Сборн. Рус Имп. Общ. LXXI. 786). Аббат Цир, состоявши при дворе Сигизмунда-Августа посланником, со слов одного из литовских послов изображает в письме к императору Максимилиану II сцену еще более сильную. Послы являются во дворец. Разгневанный царь, окруженный опричниками, начинает грозно кричать на послов. Опричники готовы броситься на них, чтоб их перебить. Жизнь послов находится в опасности. Тогда перед разгневанным Иоанном бросается на землю митрополит (Кирилл) и молит даровать жизнь послам. Царь смягчился, и послы были спасены.
10 Despekty i obelzywosci etc., op. cit. V. 171. Факт ограбления Армян и Греков подтверждается самим Иоанном: «…и мы о тех о всех статьях справливались с казначеи и с дьяки царского величества и они нам сказывали, что те кони и товары иманы в цене царского величества у арменьи и у греков и в прежних обычаях того не было, чтоб с литовскими послы арменья и греки приходили» (Сборн. Рус. Имп. Общ. LXXI. 757–758).
11 См. Alexandri Giuignini Veronensis Omnium Regionum Moscoviae Descriptio (A. Starczewski, Historiae ruthenicae scriptores exteri I. 41–43). Этот писатель изображает ужасные сцены. По его счету, было перебито до 160 человек; некоторых царь собственноручно умерщвлял. Мы знаем, что сочинение Гваньини считается памфлетом, но такой общий приговор, по нашему мнению, не может мешать нам пользоваться — с должной, конечно, осторожностью — этим сочинением, как историческим источником: ведь и памфлетист может сообщить много верного, чтобы придать своему памфлету характер правдивости. К сожалению, критического разбора сочинения Гваньини мы не нашли. Чиполля (Carlo Cipolla, Un Italiano nella Polonia e nella Svezia tra il XVI e il XVII secolo в Miscellanea di storia italiana t. XXVI p. 585) принимает сообщения Гваньини о жестокостях Иоанна на веру. Но известие об избиении литовских и польских пленных подтверждается автором рассказа «Despekty и obelzywosci» (1. с. V. 171–172). О пребывании польско-литовского посольства в Москве мы имеем еще сообщение флорентинского купца Тедальди, проживавшего в московском государстве долгое время (см. Purling, Un попсе du pape en Moscovie. Paris 1884, p. 173–174). По его словам, Иоанн не обращался так дурно с послами, как об этом ходили слухи: послы сами своими насмешками над Москвитянами и своим поведением раздражали Иоанна; особенно сильно рассердил его еретический проповедник (Рокита), которого они привезли с собой. В рассказе Тедальди замечается желание представить Иоанна лучше, чем он был на самом деле: Пирлинг (Papes et tsars, p. 208) называет Тедальди апологетом царя. Что оскорбления посольства были сильны, доказывает тот факт, что Стефан Баторий припоминал впоследствии Иоанну эти оскорбления, считал их оскорблениями самого короля и приводил их как один из поводов, вследствие которых он объявляетет царю войну, см. Acta Stephani Regis (Acta historica res gestas Poloniae illustrantia t. XI № CXIV, стр. 167).
