Михаил Яковлевич Геллер - К началу. История Российской Империи
Взаимоисключающие мнения историков об одном из важнейших эпизодов русской истории заставляют задуматься о возможностях проникновения в прошлое. Каждый из историков обнаружил в эпохе Ивана, в личности царя то, что он хотел увидеть, то, что позволяли ему увидеть его мировоззрение и его время. Сторонники целенаправленной истории обнаруживают в действиях Ивана Грозного планы, стратегию, цели. Те, кто не верит в «законы истории», видят в поступках царя проявления его темперамента, характера, находят элементы безумия.
Историки, люди мысли и пера, понимают Ивана Грозного теоретически, как фигуру из прошлого, как исторический персонаж. Сталин, в поисках модели для практической деятельности, первоначально остановил свой взор на Петре I, но затем выбрал Ивана IV. Начавшееся в 40-е годы величание отца опричнины было поручено не историкам, которые, тем не менее, приложили к ней руки, но прежде всего деятелям культуры романистам, драматургам, поэтам, кинорежиссерам. Эта кампания выражала отношение к Грозному вождя народов косвенно. Прямо свои мысли об Иване Сталин изложил в разговоре с Эйзенштейном и актером, исполнявшем роль царя, Николаем Черкасовым. Разговор происходил 25 февраля 1947 г. по просьбе кинематографистов, желавших убедить Высшую Инстанцию, что осуждение и запрещение второй серии «Ивана Грозного» произошло по недоразумению и что фильм можно исправить, если Сталин даст указания, как это сделать. Отказавшись дать указания, но, согласившись высказать «замечания зрителя», Сталин сообщил, как он видит прошлое, подчеркнув, что видит его правильно. Прежде всего: «Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения… Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (Вы читали о Людовике XI, который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе». Далее: «У вас неправильно показана опричнина. Опричнина - это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамена и уходить с войны, образовалась регулярная армия, прогрессивная армия».
Объясняя смысл политики Ивана, Сталин начинает с трактата о жестокости: «Иван Грозный был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но нужно показывать, почему необходимо быть жестоким». По мнению Сталина, который понимал толк в жестокости, в характере Ивана были изъяны: «Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами. Если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени… Тут Ивану помешал Бог: Грозный ликвидирует одно семейство феодалов, а потом целый год кается и замаливает «грехи», тогда же как ему нужно было бы действовать еще решительнее»111.
Сталин, бравший уроки у прошлого, называет политику Ивана прогрессивной, ибо движение от феодализма к абсолютизму видится ему сквозь марксистские очки, как движение вперед. Сталин - практик, строитель тоталитарного государства - критикует тактику царя, объясняя ее пороки слабостями характера и ощущением греховности казней, которые Иван Грозный считал необходимым замаливать. На фоне выдающегося прогрессивного государственного деятеля, Ивана Грозного, далекий преемник царя - Сталин хочет выглядеть крупнее и прогрессивнее, ибо он учел ошибки создателя опричнины. «Исторические параллели всегда рискованны», - справедливо считал Сталин, но сходство между временем опричнины и эпохой «большого террора», между 1565-1572 и 1935-1938 так велико, что позволяет сравнивать деятельность и цели грозного царя и грозного генерального секретаря. Это сравнение позволяет понять исторические события, разделенные почти четырьмя столетиями: современники сталинского террора становились «очевидцами» опричного террора.
Аресты, ссылки, пытки, казни - результаты многочисленных процессов, жестокие репрессии без всякого суда ударяли по всему обществу. Знаменитая формула «большого террора» - «незаменимых нет!» - могла быть сочинена в годы опричнины, которые Курбский назвал «пожар лютости». Среди многочисленных концепций, рационализирующих политику Ивана, наиболее близкой к реальности кажется точка зрения Василия Ключевского, ибо ее подтверждает практика Сталина. В 60-е годы Иван Грозный столкнулся с противоречием, которое требовало решения: Московское государство было самодержавной монархией с аристократическим (боярским) правящим аппаратом. Можно было искать решения на пути реформ, Иван выбрал опричнину. Легко увидеть здесь аналогию с положением Сталина, захватившего к началу 30-х годов абсолютную власть, ограниченную «старой» коммунистической партией.
Иван не мог поладить с боярским правящим аппаратом, но не мог уничтожить его целиком, ибо заменить было некем. Опричнина - попытка жить рядом, но не вместе: была земская Боярская Дума, появилась опричная Боярская Дума, был Государев дворец в Кремле, неподалеку построили новый Государев дворец. Буйное воображение Ивана создало наводящую ужас форму опричников: в черных одеждах, на вороных конях, с метлой и собачьей головой, притороченной к седлу. Они казались новыми существами, пришельцами из подземного мира. Но ведущую роль в «сатанинском полку» играли бояре: Алексей Басманов, принадлежавший к старшей ветви одного из старейших боярских родов Плещеевых, князь Афанасий Вяземский. Не был «человеком из народа» один из положительных героев фильма Эйзенштейна Малюта Скуратов, главный палач Ивана.
В одном из писем Курбский напоминает Ивану, что в свое время, когда царь посетил в монастыре Вассиана Топоркова, сторонника Иосифа Волоцкого, и спросил его, как царствовать, чтобы держать вельмож в послушании, монах ответил: «Не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя». Иван оставил рассказ Курбского без возражений и, возможно, пользовался советом Вассиана при выборе опричных советников.
Василий Ключевский заключает: «Заподозрив все боярство в измене, (царь) бросился на заподозренных, вырывая их по одиночке, но оставил класс во главе земского управления; не имея возможности сокрушить неудобный для него правительственный строй, он стал истреблять отдельных подозрительных или ненавистных ему лиц… В этом состояла политическая бесцельность опричнины: вызванная столкновением, причиной которого был порядок, а не лицами, она была направлена против лиц, а не против порядка».
Р.Г. Скрынников видит «разгадку опричнины» в уничтожении суздальской знати - четырех суздальских княжеских фамилий (Шуйские, Ростовские, Ярославские, Стародубские), которые оказывали всестороннее влияние на политическое руководство страной. Остается «загадкой» размах репрессий, вышедший далеко за рамки «большой четверки», опустошивший Московское государство значительно больше, чем татарские набеги.
После первых казней 1565 г. наступила передышка, которая была прервана в 1567 г., когда начался период «большого террора», продолжавшийся более трех лет. Нараставшее в среде боярства недовольство выражалось в крамольных разговорах, которые становились известны царю и укрепляли его страх перед заговором и потерей трона, а возможно, и жизни. Литовцы присылали московским боярам обещания помощи в случае антицарского выступления. Перехватив письма, царь потребовал от бояр отвечать, притворно соглашаясь с предложениями, в расчете выяснить обстоятельства заговора, которого, видимо, не было. Никаких его следов, во всяком случае, не сохранилось, если не считать свидетельства очевидцев, оставивших записи, - Г. Штадена и А. Шлихтинга. Но их источником были опричные круги. Иван Грозный затребовал текущие летописные записи и не вернул их, на этом прерывается летописная традиция, начавшаяся много веков назад. Погибли все опричные архивы. Некоторые следы происходившего историки пытаются обнаружить в синодике, поминальном списке казненных, составленном по личному распоряжению Грозного в конце его жизни.
Не имея документов, трудно определить, где кончаются крамольные разговоры, где начинаются заговоры. Иван Грозный, несомненно, верил в существование опасности. В 1556 г. он приказал заложить «каменный город» на крутом берегу реки Вологды и стал думать о переносе в Вологду столицы своего государства. Окруженная непроходимыми лесами, связанная с Белым морем реками Двиной и Сухоной, новая столица могла бы иметь немало преимуществ по сравнению с Москвой. Князь Святослав мечтал Уйти из Киева в Переяславль, его потомок Андрей Боголюбский осуществил мечту, уйдя в непроходимые московские леса. Петр I реализовал план Ивана - Вологда находится примерно на полпути между Москвой и Санкт-Петербургом, если идти на север.
Иван Грозный часто укрывался в Вологде, прожив в ней в общей сложности 3 года и 5 месяцев. Но в 1567 г. он пригласил к себе в опричный дворец английского посланника Антона Дженкинсона и, требуя сохранить строжайшую тайну, передал письмо для королевы Елизаветы, в котором предлагал союз, а также просил убежище для себя и своей семьи. Иван изложил просьбу в дипломатической форме: оба государя должны были тайно взаимно гарантировать друг другу право убежища. Известно, что Елизавета бежать никуда не собиралась.
