Екатерина Брешко-Брешковская - Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920
«Хождение в народ» стало для интеллигенции возможностью направить свою энергию в правильное русло, и ее не могли остановить даже жестокие наказания. Разумные люди прекрасно понимали, что путь к революции пролегает через необъятный океан российского крестьянства. В 1873–1875 гг. революционная работа вышла из подполья на свет. Сотни инициаторов движения были арестованы. Те их последователи, что остались на свободе, продолжали жить среди крестьян и вести пропагандистскую и организационную работу. Однако преследования усиливались, и вскоре работа с массами стала невозможна. Именно тогда народники решили ограничить свою борьбу политической деятельностью. Они поняли, что осознание гражданских прав и обязанностей является абсолютно необходимой предпосылкой того, что их усилия и жертвы окажутся не напрасными. Так была создана партия «Народная воля».
Главной целью «хождения в народ» было тщательное изучение обычаев, обрядов, верований и надежд крестьян как единственного слоя населения, чьи желания и идеалы расходились с существующим порядком вещей. Крестьяне четко понимали свое право на землю и настойчиво его добивались. «Хождение в народ», однажды усвоив этот факт крестьянской психологии, с тех пор неизменно основывало свое революционное учение на неотчуждаемом праве трудящегося на средства производства и плоды его труда. Таким образом, лозунг «Земля и воля» происходит из самых глубин народного сознания.
Во время «Процесса 193-х» обвиняемые впервые заявили, что являются организованной партией. До этого события революционеров в официальной прессе именовали «шайкой бунтовщиков», «бандой преступников», а то и вовсе «негодяями». После процесса эти названия исчезли, и мы стали известны как Партия социалистов-революционеров или просто «социалисты». Либеральные газеты с готовностью подхватили эти термины, и даже консервативная печать пользовалась ими, так как считала слово «социалист» оскорблением. После этого процесса революционеры перестали быть шайкой юных заговорщиков, смутно понимающих, чего они хотят добиться. Они впервые огласили откровенное, бесстрашное заявление, что являются врагами существующего порядка и будут продолжать борьбу, пока на смену нынешнему режиму не придут гуманность и справедливость.
«Хождение в народ» охватило огромные территории и долго жило в памяти крестьян, которые вступали в контакт с его участниками. Когда после многолетней ссылки и каторги я вернулась на берега Волги, крестьянин из села Царевщина сказал мне с улыбкой:
– Я знаю. Знаю. По нашему селу в лаптях разгуливала Софья Перовская.
Перовская была великой женщиной и по-прежнему остается символом революционного духа. Она обладала характерным величием человека, который относится к страданиям и смерти как к чему-то совершенно несущественному; ее взгляд всегда был устремлен к далекому горизонту, где сияет священный идеал всеобщего братства.
Начиная с поразительной книги Радищева и прекрасного учения Новикова, мы можем проследить долгую историю попыток русской интеллигенции вырваться на свободу и положить конец тирании, которая высасывала жизненные соки из крестьян и низводила их до положения зверей. Но эти первые попытки предпринимались одиночками. Заговор и восстание декабристов – молодых людей, вдохновляемых идеалами французской революции, – доказали, что в России есть много честных сердец. К несчастью, подробности суда над декабристами оказались на много лет похоронены в тайных архивах полиции. Русский народ знал о них лишь по слухам либо из короткого лживого сообщения, сочиненного под руководством самого царя. Членов организаций Петрашевского, Нечаева, Каракозова и Долгушина сажали в тюрьму и ссылали в Сибирь, но и это не испугало нашу молодежь. Бесчисленное множество людей было выслано из-за одного лишь подозрения в либеральных настроениях.
Такие выдающиеся люди, как Щапов, профессор истории из Казанского университета, как Костомаров, еще один талантливый историк, и Чернышевский, которым мы так гордимся, были объявлены преступниками и тайно приговорены к ссылке. Чернышевский провел несколько лет на каторге, и лишь вследствие настойчивых требований либеральных газет ему, утратившему здоровье, позволили вернуться в Россию. Многим из наших выдающихся ученых пришлось покинуть страну, чтобы избежать смерти в сибирских болотах. Поистине, за стремление к знаниям Россия заплатила своими лучшими умами. Такие прекрасные души, как Герцен, Бакунин, Лавров и Мечников, были вынуждены расстаться с родиной и поселиться в других странах. Нередко можно услышать, что революционное движение – заслуга исключительно российской молодежи. Может быть, это и так, но причина в том, что опытным, зрелым умам не позволялось остаться в стране. После каждой такой катастрофы появлялись новые, молодые работники, но и их, в свою очередь, выкашивали.
В шестидесятые годы, после унизительного поражения в Крымской войне, которое возмутило всю мыслящую часть населения, и после освобождения крестьян, породившего новую надежду на переустройство народной жизни, молодежь преисполнилась отваги. Ковалик, Войнаральский, Мышкин и их сторонники решили, что пришло время вести работу открыто. Они поняли, что метод тайных заговоров, который требовал отложить всякую работу до тех пор, пока большинство крестьян не воспримет революционного учения, ведет в никуда, поскольку молодые агитаторы обычно оказываются в тюрьме прежде, чем успеют наладить контакты хотя бы с несколькими крестьянами. Поэтому молодежь вышла на свет и возвысила свой голос – и ее слова упали на плодородную почву. С того момента голос истины уже никогда не умолкал в России. Были периоды, когда движение загоняли в подполье, но история последних пятидесяти лет доказывает, что энергия наших революционеров беспредельна и что все свирепые попытки сокрушить ее ни к чему не приводят.
Я не собираюсь излагать историю революционного движения в России. Хотя все этапы его развития в течение полувека моего участия в нем до сих пор сохраняются в моей памяти, тем не менее не считаю, что могу во всех подробностях описать те сложные и постоянно меняющиеся условия, в которых я жила и работала. Одиннадцать лет жизни в подполье во время основания Партии социалистов-революционеров требовали почти непрерывных переездов, и зачастую я не могу точно вспомнить последовательность событий. Поэтому ограничусь анализом психологии людей, с которыми я поддерживала связь в течение всего этого периода.
При этом я описываю самых лучших представителей нашего революционного движения не потому, что пытаюсь изобразить всех своих товарищей героями, а только для того, чтобы мои юные читатели могли представить себе ту колоссальную энергию и высокие моральные качества, необходимые для подобной работы. Не все из нас были вождями. Рядовые работники тоже играли важную роль, хотя не отличались столь незаурядными способностями, и от них требовались только искренность и верность. Что касается нежелательных типов, то они в большей или меньшей степени неизбежно встречаются в любых крупных организациях. Чем возвышеннее этические стандарты и учения, которые образуют фундамент партии, тем жестче она подходит к отбору своих членов и изгнанию тех, кто не соответствует ее стандартам, благодаря чему нежелательные элементы становятся несущественным фактором.
В деле социального реформирования, как и во всякой другой работе, непременным условием высочайшего успеха является неизменная, страстная любовь к работе и непоколебимая преданность своему делу. Рвение русских революционеров невозможно понять, если не признавать той любви и преданности, которая лежала в основе их труда.
Возьмем, например, Егора Сазонова. На втором году обучения в Московском университете он называл себя «эстетом» и чрезвычайно интересовался всем добрым и прекрасным в произведениях искусства. Его внимание переключилось с искусства на человечество в тот момент, когда жандармы загнали несколько тысяч студентов и курсисток в огромное здание московского Манежа и оставили их там на милость отряда конных казаков, которые стегали беззащитную молодежь нагайками, а девушек подвергали оскорблениям и насилиям. Воспоминания о тех днях в Манеже оставили неизгладимый след в сердце молодого человека.
С того времени он посвятил себя исключительно борьбе за счастье человечества. Сазонов вернулся к себе домой в Уфу не эстетом, а бойцом. Он немедленно вступил в партию и взвалил на свои юные, неопытные плечи тяжелый крест. Вовсе не слабое здоровье – итог ранений, полученных им при взрыве бомбы, которую он бросил в Плеве,[69] – в конце концов заставило его покончить с собой и не желание избежать адской жизни в сибирских тюрьмах, где раздавались нескончаемые стоны истязуемых и где оскорбления и порки были частью повседневного распорядка. Сазонов покончил с собой, потому что считал своим долгом привлечь внимание всего мира к варварскому режиму, способному довести политических заключенных до самоубийства. Его товарищи умирали один за другим, а общественность оставалась в неведении. Однако Егора Сазонова знали по всей России и Европе, и причину его смерти скрыть было невозможно. Он расстался с жизнью ради обширной огласки, которую получил бы этот акт. В письме, написанном перед смертью, он заявляет: «Думаю, что мое самоубийство, совершенное специально для того, чтобы привлечь внимание публики к ужасам сибирских тюрем, возбудит протест в лучших слоях общества, и мои товарищи по тюрьме будут знать, что правительство, при котором пытки и смерть стали обычными атрибутами тюремной жизни, подвергается осуждению».
