Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Исход начался в тот же день, 29 сентября, ближе к вечеру. Среди оставлявших свои дома была и семья Руди Бира30. Они уехали примерно на пятнадцать километров от Копенгагена и остановились у деловых партнеров отца Руди: «Это была очень приятная семья, где росли трое дочерей, чуть старше нас. Жили они в загородном доме, окруженном садом. У нас сада не было, потому что мы жили в квартире. Те люди очень хорошо о нас заботились».
Когда семейство Бир уже обустроились в своем новом доме, за пределами Копенгагена, датской полиции стало известно об угрозе депортации евреев. «Я был в полицейском участке, когда услышал новости, – говорит Кнуд Дюбю, – и один товарищ по службе сказал мне, что к нему обратился сосед-еврей, торговец по фамилии Якобсон. Он и его семья очень сильно нервничали и нуждались в помощи». Просто поразительно, особенно если учесть действия полиции в аналогичной ситуации в других оккупированных нацистами странах, таких как Франция или Словакия, что первым желанием Дюбю и его коллег было оказать помощь датским евреям. В данном конкретном случае Дюбю вызвался лично помочь Якобсонам и организовал их побег через узкий пролив между Данией и нейтральной Швецией: «Мы посоветовали им воспользоваться трамваем или электричкой, чтобы добраться до припортовой станции на востоке Копенгагена. Оттуда мы на нескольких такси отправились в порт. Таксисты знали, что происходит, и очень сильно нам помогли, а в некоторых случаях даже отказались брать плату за проезд. В порту мы спрятались в сараях, где немцы обычно хранили сети и инструменты».
Укрыв еврейские семьи в безопасном месте, Кнуд Дюбю отправился на поиски рыбаков, готовых рискнуть и под покровом ночи переправить беглецов на противоположный берег: «Я рассказывал рыбакам, сколько у меня людей, и нам приходилось пускать в ход и мольбы, и деньги, которые мы были вынуждены занимать, чтобы разместить на борту как можно больше людей». На каждом шагу их подстерегала опасность: «Один раз со мной были трое мужчин-евреев, и тут, совершенно неожиданно, появился немецкий патруль и направился прямо к нам. Мы быстро спрятались в канаве и сидели там до тех пор, пока не услышали, что немцы прошли. Это был единственный раз, когда я достал оружие, готовясь защищать всю нашу маленькую компанию… Я не хотел, чтобы меня поймали и отправили в концентрационный лагерь».
Бегству евреев способствовали не только датские полицейские: свой вклад в это дело вносили сотрудники и других государственных институтов, начиная с работников береговой охраны, смотревших в другую сторону, когда бесчисленные лодочки покидали гавань Копенгагена среди ночи, и заканчивая датскими священниками, оказывавших бегству евреев всяческую поддержку. 3 октября во всех церквях Дании озвучили заявление епископа Копенгагена, содержавшее решительную позицию датской церкви по данному вопросу: «По каким бы причинам, будь-то расовым или религиозным, ни преследовали евреев, обязанность христианской церкви – протестовать против таких преследований… Несмотря на различные религиозные воззрения, мы будем сражаться за право наших еврейских братьев и сестер пользоваться свободой, которую мы сами ценим превыше жизни…»31
Тем временем семья Руди Бира почувствовала, что дальше проживать в пригороде, у друзей, небезопасно, и вскоре они тоже двинулись в путь, в Швецию: «Нам нужно было проехать через центр Копенгагена, и там с нами произошел неприятный случай. Наш водитель свернул не туда и остановился прямо перед зданием немецкого штаба. Мы немного испугались, но водитель быстро развернул машину, понял, куда нужно ехать, и прибавил газу». Биров вывезли из Копенгагена, на сорок километров к югу от столицы – в место, наиболее удаленное от границы Швеции. Их защитники решили, что именно здесь безопаснее всего пересечь границу. На рейде стояли два судна, на каждом из которых могло разместиться 200 человек. Биры на шлюпке добрались до одного из кораблей, и около 11 часов вечера их путешествие началось. «Мы находились на палубе, – вспоминает Руди, – моим младшим братьям и сестрам дали какое-то легкое лекарство, чтобы они не плакали, и все время путешествия они проспали». Уже через несколько часов без всяких приключений они достигли берегов Швеции. «Как только мы оказались на шведском берегу, сразу почувствовали разницу. В Дании у нас было затемнение, но в Швеции все улицы были залиты огнями. А население приняло нас с большим гостеприимством. Люди пели – звучали национальные гимны Дании и Швеции, – и бурно радовались тому, что мы оказались вне опасности». Шведы сделали все, что было в их силах. Они отправили лодки с яркими фонарями, чтобы беженцы могли благополучно добраться до берега, а накануне, 2 октября, объявили по радио, что будут рады видеть на своей земле всех прибывающих датских евреев.
Опыт Руди Бира не является уникальным: подавляющее большинство датских евреев благополучно бежали в Швецию. Во время ночной облавы 1 октября немцы поймали только 284 еврея32, а в течение следующих недель – меньше 200 человек из тех, кто старался перебраться в Швецию. Из всего еврейского населения Дании, составлявшего 8 тысяч человек, в результате, были арестованы и депортированы менее 500. Следует отметить такой важный факт: пойманных отправляли не в Освенцим, а в Чехословакию, в Терезинское гетто, где, хоть они и вели жизнь, полную лишений, им не пришлось столкнуться с отбором и систематическими убийствами. В конце войны из 500 депортированных датских евреев домой вернулось более четырехсот.
История спасения датских евреев, разумеется, чрезвычайно воодушевляет на фоне длинного списка предательств и мстительности, превалирующих в огромном количестве других историй депортации. Но двойственное отношение немцев к арестам и депортации датских евреев демонстрирует: хотя эта история, несомненно, вызывает восхищение, она вовсе не так проста, как кажется. В основе этой непростой ситуации лежит весьма любопытное отношение самого Вернера Беста, ведь он не только предупредил датских евреев через посредника, но и контролировал намеренно вялые попытки поймать их. Да, случаи активной деятельности немецких сил безопасности случались – достаточно вспомнить печально известного Ганса Юля («гестаповца Юля»), пытавшегося арестовать евреев в Эльсиноре – но, по большей части, немцы, похоже, не проявляли особого служебного рвения. «Я всегда считал, – говорит Руди Бир, – что, если бы немцы действительно захотели помешать осуществлению спасательной операции, то с легкостью сделали бы это, ведь водное пространство между Данией и Швецией не такое уж и обширное и хватило бы трех-четырех торпедных катеров, чтобы сорвать операцию». Однако немецкие морские патрули не остановили ни одно судно с беглецами.
Подсказка в отношении причин, по которым Вернер Бест повел себя именно так, а не иначе, содержится в отчете, отправленном им в Берлин 5 октября: «Поскольку первоочередной задачей еврейских акций в Дании была деиудизация страны, а не успешная охота за головами, следует заключить, что данная еврейская акция полностью выполнила свою задачу»33. Таким образом, Бест ставит себе в заслугу «освобождение» Дании от евреев методами, которые минимизировали подрыв повсеместной нацистской оккупации. Тот факт, что евреи скрылись в безопасное место, а не были схвачены, также принесло ему достаточно ощутимую выгоду: теперь шансы на то, что датские власти станут более тесно сотрудничать с немцами, резко возросли.
Есть еще одна область, в которой результаты последних научных изысканий бросают вызов общепринятой истории датских евреев: вопрос «альтруизма» тех, кто принимал участие в их спасении. Так, не вызывает сомнений, что первые евреи, бежавшие в Швецию, были вынуждены платить рыбакам значительные суммы. «К сожалению, некоторые беженцы швырялись деньгами, стремясь сесть на первое же судно, – делится Кнуд Дюбю. – А рыбаки были людьми бедными и постоянно нуждались в деньгах. Так что, думаю, некоторые только обрадовались случаю подзаработать». Но можно ли считать требования датских рыбаков чрезмерными? Их просили рискнуть средствами пропитания – и, как они понимали, собственными жизнями, – способствуя бегству евреев. Так ли уж неправильно они поступали, требуя плату за свои услуги? Особенно если учесть, что первые несколько ночей операции никто не мог гарантировать, что в море их не поджидают немецкие сторожевые катера. Учитывая вышесказанное, поведение рыбаков следовало бы считать предосудительным только, если бы они просто отказались идти на риск, невзирая на сумму награды. Немаловажен и тот факт, что не известно ни об одном случае, когда еврея отказались бы перевозить из-за его катастрофической бедности.
Разумеется, действиям датчан помог ряд факторов, которые от них не зависели. Значительную роль сыграла география: в отличие от Нидерландов или Бельгии, рядом находилась нейтральная страна. А относительно вялая оккупация Дании вплоть до лета 1943 года означала, что ключевые институты, такие как полиция и береговая охрана, были более или менее неподконтрольны нацистам. Также следует учесть и момент, в который нацисты решили напасть на датских евреев. Как мы уже отмечали, к осени 1943 года стало очевидно, что немцы проигрывают войну, и датчане понимали: помочь евреям означало помочь целям побеждающей стороны. Еще один важный фактор: нацистская оккупация Дании никогда не была такой жестокой, как, например, оккупация Польши, и мы не знаем, как бы повело себя датское население, если бы преследование евреев, и наказания за помощь им, были бы такими же свирепыми, как в той же Польше. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что датчане в некоторой степени уникальны, как народ, который спас своих евреев, не в последнюю очередь и потому, что в 1930-х годах Дания существенно ограничивала число еврейских беженцев из Германии. Но те, кто пытается приуменьшить значимость датского опыта, почему-то забывают, что даже тогда, когда все считали, что именно немцы победят в войне, то есть в 1940 и 1941 годах, датчане неуклонно придерживались своих моральных принципов и не преследовали евреев, хотя это, несомненно, порадовало бы их нацистских хозяев.
