Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Среди порядка 80 человек, отобранных для физической работы из советских военнопленных, был и харизматичный лейтенант Красной Армии, Александр (Саша) Печерский. «Он был очень красивым, очень привлекательным мужчиной, – говорит Вайспапир, – высоким и крепким. Его уважали – его слово было для нас законом». Печерский мгновенно привлек внимание всего лагеря, а вскоре стал координатором подпольного движения сопротивления. И до прибытия советских военнопленных заключенные несколько раз пытались совершить побег, в основном – во время выполнения работ за пределами колючей проволоки. «Но где можно скрыться, если даже удастся сбежать в лес? – спрашивает Тойви Блатт. – Практически каждый день владельцы близлежащих ферм приводили в лагерь евреев, пойманных во время попытки спрятаться в полях, и отдавали их за “пять фунтов сахара и бутылку водки”». Но Печерскому и его товарищам удалось переломить обреченную покорность, которая, казалось, полностью овладела лагерем. Они работали вместе с Леоном Фельдхендлером, который возглавлял подполье в Собиборе до появления советских военнопленных, разрабатывая план массового побега.
Спустя всего лишь две недели с момента их появления в Собиборе они попытались прорыть тоннель на свободу – но от этого варианта пришлось отказаться через несколько дней: подкоп затопило. В любом случае, и Печерский это понимал, невозможно было гарантировать, чтобы через такой туннель, за одну-единственную ночь, проползли все заключенные Собибора – более 600 человек, – не вызвав никаких подозрений. Он быстро осознал: единственный успешный массовый побег возможен лишь в случае вооруженного сопротивления. Печерский также осознавал, что действовать нужно как можно быстрее. Первые же снегопады, которые ожидались уже через несколько недель, дадут возможность немцам преследовать беглецов по следам. План стал приобретать конкретные очертания уже через несколько дней, и в его разработке принимали участие некоторые ключевые капо. «Прежде всего, – говорит Тойви Блатт, – следовало собрать холодное оружие – ножи и топоры. Очень многие плотники держали свои инструменты в мастерских». На следующем этапе следовало «заманить» немцев в укромные места, убить их и забрать огнестрельное оружие. Третьим, и последним, этапом должно было стать открытое восстание.
На второй неделе октября подполью стало известно, что некоторые руководящие чины Собибора – включая Вагнера, одного из старших обершарфюреров, – отправились в отпуск в Германию. Таким образом, на некоторое время немецкая охрана в Собиборе была в неполном составе. Этих оставшихся немцев нужно было заманить в мастерские портных или сапожников, посулив им личную выгоду – следовательно, успех восстания зависел от продажности охранников. Печерский приказал Вайспапиру спрятаться в сапожной мастерской на территории лагеря и зарубить топором охранника-немца, когда тот придет на примерку обуви. «Я очень волновался, – признается Вайспарир. – Все мы понимали, что от этого зависит наша дальнейшая судьба». Остальных немцев собирались заманить в швейные мастерские, пообещав сшить новые кожаные куртки – и там убить. А после этого узники должны были совершить побег – прорваться через главные ворота. Расчет был та то, что у охранников-украинцев, которые находились в подчинении у немцев, не хватит ни боеприпасов, ни духу, чтобы оказать серьезное сопротивление.
Восстание началось 14 октября. Днем, в половине четвертого, Вайспапир, вместе с Иегудой Лернером, который прибыл в Собибор на том же транспорте из Минска, спрятался в глубине сапожной мастерской: «Немец вошел, чтобы примерить обувь. Сел прямо передо мной. Я вышел, взял топор и ударил его. Я не знал, что наносить удар следует обухом. И ударил другой стороной, острием. Мы оттащили труп в сторону и накрыли какой-то тряпкой. И тут в мастерскую вошел другой немец. Он увидел труп, подошел к нему, пнул ногой и спросил: «Это еще что такое? Что за беспорядок?» И тут, когда он понял, [что произошло] я и его тоже ударил топором. А потом мы забрали у них оружие и убежали. Потом меня начало трясти, и я очень долго не мог успокоиться. Меня тошнило, я был весь залит чужой кровью».
Лернер и Вайспарир убили в сапожной мастерской двух немцев. Еще трое эсэсовцев были убиты в портняжной мастерской, а остальные, кого не удалось заманить в засаду, – прямо на месте службы. К пяти часам дня большинство эсэсовцев лагеря, всего девять человек, были убиты; но комендант все еще оставался в живых, и это, безусловно, вселяло тревогу в заключенных. Они стали выстраиваться на перекличку, в обычном порядке. «Но неожиданно, где-то без четверти шесть, – пишет Тойви Блатт, – Саша [Печерский] вскочил на стол и произнес речь – я помню ее до сих пор. Он говорил о своей родине, Советском Союзе, и о том, что придет время, когда все будет иначе, когда везде будет мир, и что если кому-то удастся выжить, тот обязан поведать миру о том, что здесь произошло».
Затем, как и было запланировано, заключенные организованно направились к главным воротам, но внезапно очутились под огнем: стреляли охранники на вышках, а также – комендант Френцель, который неожиданно выскочил из барака и открыл стрельбу. Всем сразу же стало ясно: побег через главные ворота невозможен. И заключенные решили попытаться бежать, преодолев колючую проволоку в задней части лагеря, несмотря на то, что территория за оградой была заминирована. Тойви Блатт сражался с проволокой, поливаемый автоматным огнем с вышек, и неожиданно почувствовал, что забор наваливается на него всем своим весом. Тойви придавило. «Моей первой мыслью было: “Это конец!”. Через меня переступали другие заключенные, а в куртку впивались шипы колючей проволоки. Но тут меня осенило. Я бросил кожаную куртку на милость проволоки, просто выскользнул из рукавов. И побежал. Два или три раза падал, и каждый раз думал, что в меня попала пуля, но вставал, и наконец, живой невредимый [добрался] до леса». Во время бегства Тойви Блатт видел, как впереди «летают тела», разорванные взрывами мин, и понял: ему очень повезло, что он покинул лагерь одним из последних.
В конечном итоге, из 600 заключенных Собибора в тот день удалось вырваться на свободу примерно половине. С точки зрения Тойви Блатта, такой успех был достигнут благодаря одному основному фактору: «Они [немцы] не считали нас за людей, не считали нас способными на поступок. Они считали нас отребьем. Они не ожидали, что евреи могут [быть готовы] умереть, потому что видели, как тысячи умирали ни за что». С точки зрения Аркадия Вайспапира, вторым необходимым условием для побега стало прибытие советских военнопленных, которые встречали все лишения лагерной жизни единым строем. Еще один немаловажный факт: эти военнопленные провели в Собиборе меньше месяца, прежде чем подняли восстание. И хотя в предыдущих немецких лагерях они, конечно, страдали, ранее им не приходилось испытывать ничего похожего на ужасы Собибора. Тем не менее несмотря на чудовищную обстановку лагеря смерти им удалось быстро мобилизовать силы и начать действовать. Их военная дисциплина, вместе с исключительной личностью Саши Печерского, оказали решающее влияние на успех восстания.
Большинство из 300 заключенных Собибора, сбежавших из лагеря, не пережили войны. Многие, заблудившись в лесах, бродили вблизи от лагеря, и были пойманы в считанные часы; других позже предали поляки, выдав немцам. Саша Печерский и горстка его товарищей сумели добраться до партизан, симпатизирующих Красной Армии, и в результате влились в ряды наступающих советских сил. Тойви Блатт пережил целый ряд испытаний и несколько раз оказывался на волосок от гибели: одни поляки ему помогали, другие готовы были предать. После войны он решил начать новую жизнь в Америке.
Восстание в Собиборе вызвало серьезное беспокойство у Гиммлера, и сразу же после этого события он приказал уничтожить всех евреев в таких лагерях, как Травники, Понятова и Майданек. Эти убийства, начавшиеся 3 ноября, стали одними из самых кровавых событий «окончательного решения еврейского вопроса». В это время в ходе карательной акции, которая получила кодовое название «Эрнтефест» (Erntefest, нем. праздник сбора урожая), были убиты около 43 тысяч заключенных. В качестве яркого примера того, что для массовых убийств вовсе не обязательно применять сверхсовременные технологии, можно привести такой факт: только за один день в Майданеке было расстреляно 17 тысяч евреев.
Операция «Праздник сбора урожая» проводилась в то время, когда изменилась сама суть нацистской доктрины «окончательного решения еврейского вопроса». Осенью 1941 и весной 1942 годов программа уничтожения евреев хотя бы частично мотивировалась желанием создать «пространство» для новой немецкой империи на востоке. Но к осени 1943 года уже стало ясно, что нацисты проигрывают войну, и тогда центральное место заняла совершенно иная мотивация: месть. Убийства евреев нацистами теперь вызывались, прежде всего, желанием гарантировать, что их главные противники не смогут получить никакой выгоды от войны, независимо от ее итогов. Разумеется, желание убивать евреев всегда подспудно присутствовало в планировании и проведении в жизнь нацистской доктрины «окончательного решения еврейского вопроса». Включение западноевропейских евреев в план тотального уничтожения показывало, что экономические причины и желание «свободного места» никогда не являлись единственной мотивацией для совершения преступлений. Но лишь в тот момент, когда мечта о «новом порядке в Европе» на востоке начала рассыпаться, лидеры Третьего рейха принялись искать утешение в массовом убийстве евреев, руководствуясь лишь чистой, неприкрытой ненавистью.
