Евгений Кукаркин - Эти нежные девичьи руки
- Вам легко сказать, порвать, кончить... Мне без них уже жить нельзя.
- Как же ты здесь работала?
- А так... утром приму дозу и четыре часа держусь, до школы еще надышусь...
- Вера, хочешь я тебя устрою лечиться?
- Нет. Даже если я вылечусь, что потом? Опять этот город, те же друзья, та же поганая жизнь, дом, с всегда пьяными родичами. Нет, нет. Я знаю, все опять повториться сначала. У меня нет надежды.
- Но тебе еще нет и шестнадцати, можно попробовать все с начала...
- Уже поздно. Ладно, Федор Иванович, , раз вы не смогли мне помочь, я пойду.
Теперь Вера вся завяла и сгорбилась, как старуха поплелась из кабинета. Что теперь с ней будет?
И все же я пересилил себя. Позвонил в обл здрав отдел и попросил, чтобы Веру Артемову взяли на учет и при первой возможности силком отправили лечиться.
Вторая смена получает деньги. По цеху ходят мастера, проверяя и закрывая свои участки. Я иду на сборочный просмотреть упаковку изделий. На встречу мне попадается наша уборщица Агния Кирилловна, пожилая женщина со шваброй и ведром с водой.
- Федя, - обращается она ко мне, - ты бы приструнил молодежь...
- Что произошло, Агния Кирилловна?
- Опять курят. Весь туалет в окурках, а войти в раздевалку совсем невозможно. Дым столбом, друг дружку не видно.
- Хорошо, Агния Кирилловна, я сейчас.
- Федя, я к тебе еще с одним... Ты не прав, я все слышала, что говорила старший мастер с Корякиной...
- Но вы же были в моем кабинете...
- Это так, но все равно слышала.
Упрямая женщина пола дальше. Мне же пришлось сбиться с маршрута и пойти к кассе. Лидия Петровна все так же наводит там порядки.
- Лидия Петровна, у меня к вам просьба, сходите в раздевалку, боюсь наши девочки там так надымили, что скоро все попадают в обморок.
- Я все поняла, Федор Иванович. Сейчас пойду. Она для порядка цыкнула на рвавшуюся без очереди девчонку и пошла к раздевалке.
Я все же дошел до сборки. Мастер участка, вместе с женщиной из ОТК цеха, аккуратно складывали сборочные узлы в коробки.
- Зинаида Андреевна, что с двумя платами, которые вам прислали для обработки? Их спасли?
Мастер выпрямилась.
- Нет, Федор Иванович, лаборатория выдала отрицательный результат. У одной платы чип сразу вышел из строя, другая фонит, там бесконечные помехи...
- А где они сейчас?
- Я распорядилась отдать их на учебный участок, пусть там новички потренируются.
- Правильно сделали, только надо все оформить, чтобы первый отдел потом не приставал.
- Я уже оформила.
По цеху проносится визг. Две полуголые девчонки, зажав в охапку одежду, пробегают мимо нас.
- Что это? - изумленно спрашивает женщина из ОТК.
- Похоже Лидия Петровна наводит порядки в раздевалке, - отвечаю я. Очень мне не хотелось идти туда, но придется. Пойду посмотрю, в чем там дело.
В раздевалке полуголые девочки испуганно жмутся по углам. Лидия Петровна, как жандарм, ходит вокруг шкафчиков и вытряхивает с несчастных пачки сигарет и папирос. На центре стола уже высится большая горка табачных изделий. Она кивает мне головой.
- Федор Иванович, представляете, я здесь нашла... наркотики. Это уже безобразие.
- Слушайте мой приказ, - суровым голосом говорю я, - отныне, кого поймаем в раздевалке или в туалете курящими или с наркотиками, увольняем сразу с предприятия. Нам не нужны ваши пальцы, пропитанные никотином или трясущиеся после ломки. Выбирайте сейчас. Кто не может стерпеть, может подать заявление по собственному желанию. Лидия Петровна, в соответствии с моим распоряжением, принимайте меры.
- Хорошо, Федор Иванович.
Большинство девочек не глядит мне в глаза, некоторые прикрылись одеждами и полотенцами. Я ухожу в гробовом молчании.
Последним цех закрываю я, гашу везде свет, пломбирую двери и сдаю их охране. На улице меня оказывается ждут, это Саша Калинкина и невзрачная девочка. Саша ласково придерживает ее за плечи.
- Федор Иванович, это Маслюкова Надя с четвертого участка. Боится вас, вот я ее и придержала, чтобы не сбежала.
- С чего это вдруг?
- Ваше сегодняшнее грозное предупреждение о курении сначала не до всех дошло. Надя неправильно повела себя со старшим мастером, когда та вытащила сигареты из ее сумки и, естественно, Лидия Петровна ей сказала, что увольняет ее...
- Понятно. Надя, тебе эта работа нужна?
- Да, Федор Иванович.
- Как же мы договоримся, если я опять пущу тебя на конвейер?
- Я больше не буду курить...
- Надя, ты уже взрослая девушка, я не могу приказать тебе не делать этого или не делать того, но есть в обществе суровые правила, которых надо придерживаться. Ты только не давай мне честного слова, что никогда не будешь курить, если не сможешь сдержаться не надо давать никаких слов, только больше не делай этого здесь на предприятии. Согласна?
Она кивает головой. Саша ласково толкает ее в спину.
- Ну вот видишь, все и уладилось, теперь иди.
Надя послушно уходит.
- Вы наделали шорох новым приказом, Федор Иванович.
- Может я перегнул палку?
- Да нет, так и надо.
Саша уже бесцеремонно берет меня под руку и мы идем по улице.
- Федор Иванович, пойдемте ко мне. Моя мама хочет с вами познакомимся. Я ей вчера показала статуэтку..., она так разволновалась. Мама в молодости окончила Мухинское училище в Ленинграде, а потом с отцом переехала сюда. Теперь работает в местном музее искусствоведом.
- Что же ее так взволновало?
- Не знаю. Пойдемте, Федор Иванович. Мама очень просила меня привести вас.
- Хорошо. Пошли.
Пожилая женщина с интересом разглядывала меня в дверях.
- Роза Григорьевна, - сразу представилась она. - Так вот вы какой, Федор Иванович. Я очень рада вашему приходу. Честно говоря, думала дочь не уговорит вас.
- Это почему же?
- Да так... я вам потом скажу. Сашенька, отведи гостя в гостиную, а я сейчас принесу чая и поесть что-нибудь.
Гостиная не имеет ни одного свободного сантиметра стены, все завешано картинами, иконами, фотографиями. В серванте и на нем десятки фарфоровых статуэток и ваз. Саша сажает меня в кресло перед столом.
- Мама сегодня какая-то необычная, - говорит она.
- А это ее картины?
- Нет. Здесь есть подарки ее знакомых, а кое-что куплено. Мама сама ничего не рисовала и не лепила, но эксперт она необыкновенный. Ее услугами пользуются многие музей и частные коллекционеры России и за рубежом.
Появилась Роза Григорьевна с большим подносом в руках, на котором виднелись чайные приборы и небольшой расписанный чайник.
- Саша, помоги расставить...
Они быстро накрыли стол. Появилась запыленная бутылочка коньяка и несколько бутербродов с икрой и шпротами. Мать и дочка сели напротив меня.
- Давайте выпьем, Федор Иванович, за нашу встречу, - говорит первая Роза Григорьевна.
Она по-мужски вскрывает бутылку коньяка и разливает по рюмочкам. Мы выпиваем. Роза Григорьевна, подхватив бутерброд с икрой, ловко отправляет его в рот.
- Я ведь я, знаете почему, просила привести вас, Федор Иванович?
- Наверно чтобы познакомиться.
- Я с вами давно знакома, очень давно и пригласила, чтобы убедиться, все тот же вы или нет...
- Я вас не помню, Роза Григорьевна.
- Сейчас вспомните, перед этим я расскажу одну историю...
Она поднимается с кресла, уходит за дверь и вскоре возвращается, держа в руках мою фигурку Саши и сделанную из зеленого нефрита фигурку Наполеона.
- Это ваша? - кивает она на мой подарок.
- Моя.
- А это?
На столе среди посуды стоит распетушившийся полководец, у него нежный грязновато-зеленый цвет и вместо глаз маленькие вкрапления черного камня, от чего лицо приобрело злое выражение.
- Тоже похожа на мою работу.
- Она и есть ваша. Сделана той же рукой с неповторимым подчерком.
Роза Григорьевна сделала паузу, пытаясь получить хоть что-нибудь в ответ. Я делаю вид, что с интересом рассматриваю фигурку. Действительно, это моя работа, я даже забыл о ней, столько лет прошло.
- Федор Иванович, это действительно делали вы? - теперь и Саша с любопытством сравнивает две фигурки.
- Помолчи, Саша. Начнем по порядку, начнем с Ленинграда. Я тогда читала лекции по истории Итальянской живописи средины восемнадцатого века в институте Репина. Сашеньке в это время было... десять лет. Так вот, после одной из лекций, профессор Никольский пригласил меня в мастерскую скульптуры, показать творчество молодых... Среди всяких больших и малых гипсовых и сделанных из камня обнаженных фигурок женщин, мне попалась удивительная маленькая скульптура, вырезанная из белого мрамора. Это была фигурка женщины с усталым, замученным лицом, но больше всего поразило то, что вместо глаз вделаны маленькие агаты, отчего лицо приобрело очертание ведьмы.
- Что это? - удивилась я.
- Это у нас есть один нигилист, - пояснил профессор. - Талантливый черт, но совсем неуправляем, делает все по своему. Было задание слепить натурщицу, он и взял ее тело, а голову, говорит, придумал сам.
