Петр Краснов - Исторические очерки Дона. Часть первая: Всевеликое войско донское. Книга первая: С давнего прошлого по сентябрь 1613 года
До пятнадцати лет казачье дитя росло, как Бог укажет. Играли на улице в «айданчики», — бараньи или телячьи кости, поставленные городками, в которые кидали свинчаткой, разбивая городки. Здесь незаметно за игрою — развивалась рука и приобреталась меткость глаза. Зимними вечерами смотрел мальчик казаченок, как в избе под зажженной свечою играли старшие в шахматы — очень была в ходу в ту пору у казаков эта игра, привезенная из турецких и персидских стран, или слушали дети рассказы старших о набегах и поисках, о турках и татарах и знали казачьи дети, что татарин здесь близко, что каждый час может он прискакать на быстрых конях и напасть на городок.
Летом скакали дети на непоседланных конях в табун, отводили отцовских коней и ночью сидели у костра, стерегли коней от волка и от лихого человека. С пятнадцати лет мальчик становился уже казаком и принимал участие во всех казачьих военных играх — маневрах, в ту пору называвшихся «шермициями»…
Бывали те игры обычно на масляной неделе, когда морозы станут помягче, дни станут длиннее, а о походах и поисках еще рано думать: — реки покрыты льдом…
К городку к этому времени съезжались на конях казаки из окрестных станиц — каждая станица приезжала со своим знаменем. Начинались военные игры с упражнений в джигитовке и рубке. Стреляли в глиняные бутылки, поставленные в поле из луков и рушниц. Потом происходили любимые в ту пору кулачные бои, где станица шла на станицу стеною, где начинали бой мальчишки, а потом разъигрывались и взрослые, силачи зазывали силачей, и вот пошла стена на стену, поощряемая криками зрителей и началась драка, часто доходившая до смертоубийства. Тут была жестокая сеча, но она приучала казака к безстрашию и в настоящем рукопашном бою.
В четверг на масляной станичные атаманы собирали «сбор» и объявлялся приказ: — «на гуляньи быть без безчинств»…
Станицы разбивались на несколько «ватаг». Каждая ватага выбирала своего ватажного атамана, двух судей и писаря. Ватаги ездили по станице верхом или ходили пешком и возили знамена. При встрече одной ватаги с другой они салютовали, потом разъезжались и кидались одна на другую в примерный бой в дротики.
Тем временем в степи за станицей строилась крепость из снега с Кремлем и на ней водружалось знамя. Одна часть молодежи станичной занимала гарнизон этой крепости — другая должна была атаковать крепость и сорвать с Кремля знамя. Атаковали на конях большею частью без седел. В ряды молодежи порою становились и старые казаки — для примера…
Вся станица собиралась на степи и пестрою толпою располагалась вокруг крепости. Все принарядились, все празднично настроены, все немного под влиянием винных паров. И крепкого меда и пива и полпива и пенного «арьяна» выпили не мало. Защитники и атакующие возбуждены и готовы на смертный бой.
Раздался сигнал, двинулась стройная казачья лава в атаку. Свищут плети, посылая коней, и вот уже скачут через ров, карабкаются по скользкому скату крепостной ограды. В толпе не выдерживают, кричат, поощряют своих, соболезнуют упавшим.
— Ой, батюшки светы родимые, глянь, да что это, никак наш Пашка Кривянсков упал с коня!.. Ить это его конь бежит.
— Расшибся никак.
— Ничего… Вскочил… На ногах стоит… Бежит!.. Доспевает!..
— Он и пеший в раз потрафит…
— Так его!.. Так его!.. Дай ему раза!.. Да покрепче…
— Не по ладному бьет… Штрахвовать надо-ть таких. Это ему не татарин.
— Егорка на пегом у самого знами свалился.
— Тоже ить не пущают… Не отдают свого дурно.
— Котору атаку отбили, а все идут.
— К чему судьи присудят…
— Не взяли крепости…
— Вот те на!.. Не взяли! Как же оно то будет?..
— Ить казачья крепость" то оказалась, как ее возьмешь?..
Кончился бой. Идет сговор между старыми казаками «с носа по алтыну» — в кабак водку пить.
Жены недовольны. В открытые окна кабака гремит по всей станице слышная песня казачья. Услышит в той песне; казачка голос мужа, накинет платок и спешит выручать мужа из пьяной гульбы. И, если выручит — плати штраф — выставляй честной компании водку на два алтына…
В воскресенье, на масляной — отбой… На станичном майдане в круг поставлены столы и скамьи, навалена закуска — баранина, тарань, осетровые балыки, икра, соленые арбузы, хлебы, чего только нет! Стоят жбаны и сулеи с вином и пивом, с медами и винами заморскими из набегов привезенными. Ватаги собираются к столам со своими атаманами и знаменами… Женщины и дети стоят поодаль: — не место женщине на казачьей беседе…
Собрались, устроились за столами/ Станичный атаман встает и снимает шапку. Встают все казаки и обнажают головы. Седые, лысые, черноволосые головы с примасленными волосами блестят на зимнем низком солнце.
Разобрали чары. Примолк круг станичный. Атаман возглашает:
— Про здравие Царя и Великого Князя Московского!
Молча пьют. Хотя и теснит порою Москва и обижает вольных людей, называет их «татями» — не помнят той обиды казаки, знают за кого по степи стоят, где государское дело вершат.
— Про здравие Войскового Атамана!..
— В час добрый!..
Выше поднимает чару атаман.
— Про здравие всего Великого Войска Донского!.. Радостно зашумел круг…
— Про здравие честной станицы!.. Садись, атаманы молодцы…
Ушло за снежную степь зимнее солнце. Близок конец «прощеного» дня. Темнеет на площади. Глуше пьяное бормотание толпы. Негромко и будто печально ударил у станичной часовни колокол: — зовет к покаянию.
Все встают, поворачиваются лицом к востоку, где в синеющей ночной дымке таинственным фонарем загорается вечерная звезда. Все крестятся и по одному один за другим подходят к атаману, друг к другу, протягивают руки, целуются.
— Прости, атаман, Христа ради, в чем согрешил…
— Бог простит…
— Прости, дед Алпатыч…
— Прости, брат Корней…
Попрощались, притихли. Хмель вылетел из буйных голов. Раздается команда:
— Знамена к относу!..
Хрустят по снегу сапоги. В темноту станичных проулков между заиндевелых плетней казачьих базов уходят знамена.
Так шуткой-игрою, так полным повиновением даже и в самых играх, старые казаки готовили из себя тот рыцарский безстрашный народ, готовый для боя, жаждущий славы казачьей, не страшащийся смерти, глубоко верующий в Бога, знающий свое великое назначение, готовый за себя постоять.
Сегодня — игра… Завтра набег, поиск, далекий поход и новые страны, откуда, может быть, никто не вернется…
Глава VII
Кто был Ермак? Песни-былины. Купцы Строгоновы на реке Каме. Поход Ермака в Сибирь. Бой с царевичем Маметкулом у урочища Бабаган. Бой 22-го октября 1581-го года у городища Атика мурзы. Взятие города Сибири. Посольство Ивана Кольцо к Царю Иоанну Грозному. Смерть Ермака 6-го августа 1584 г.
Самым ярким представителем Донских гулёбщиков-землепроходцев, со славой, уже не донской и русской, но славой мировой является Ермак Тимофеевич.
Кто был Ермак? Его имя, его подвиги так опутаны легендой, сказкой, былинной песнею, что разобраться в том, откуда родом был Ермак, был ли он на Дону пришельцем, или был «прирожоным» казаком нет возможности. Как семь греческих городов спорили о том, какой из них был родиной Гомера, так не одна русская, — да что русская, но и варяжская окраина приписывали себе честь быть родиной Ермака.
Подобно тому, как это бывает с лицами, далеко выделившимися среди современников, когда их жизнь изображается уже в песнях-былинах, сказках и смутных, далеких воспоминаниях, как например, Киевский князь Владимир, крестивший всю Русь в православную веру воспет в былинах, окруженный богатырями русскими Ильей Муромцем, крестьянским сыном, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем и весь овеян сказочным вымыслом — так случилось и с Ермаком.
Песня-былина то посылает Ермака в смелый морской поиск в Азовское море, то приписывает ему подвиг взятия с Донскими казаками города Казани, то описывает его грабежи на Волге, причем Ермак оправдывается перед грозным царем Московским и говорит:
— Ой ты гой еси, надежда православный Царь!..Не вели меня казнить, да вели речь говорить:Как и я то Ермак, сын Тимофеевич,Как и я то гулял ведь по синю морю,Что по синю морю, по Хвалынскому,Как и я то разбивал ведь бусы корабли,Как и те корабли все не орлёные,А теперича, надежда, православный ЦарьПриношу тебе буйную головушкуИ с буйной головой царство Сибирское!
Где же правда? Исторические изыскания скупо и неопределенно говорят о прошлой жизни Ермака. О Ермаке молодом, времен Казанского похода и поисков по Волге и морю Хвалынскому ничего у летописцев не говорится. Самое имя «Ермак» подвергнуто оспариванию. Такого православного имени кет. В песнях Ермака иногда называют Ермолаем Тимофеевичем, но был он действительно Ермолаем, по прозвищу Ермак, или нет, кто скажет точно? В историю он вошел во всяком случае с именем Ермака.
