Петр Краснов - Исторические очерки Дона. Часть первая: Всевеликое войско донское. Книга первая: С давнего прошлого по сентябрь 1613 года
Иное случилось на верхах, в среднем течении Дона и Донца, на реках Хопре и Медведице. Тамошний казак-старообрядец брезговал магометанками востока, он искал женщин у себя дома, приводил из мест, откуда и сам пришел, своих «родимцев» и «родимок». От них и народился тип казака Верхового. Широкие, светловолосые, голубоглазые и сероглазые, основательные стали по верхам Дона казаки старообрядцы. Крепче там была семейная жизнь и хотя земля там была много хуже, чем на низах, одолевали пески — там раньше стали пахать землю и сеять хлеб. Стал там — казак «лапотник». — «Сипа» презрительно кинул ему воин, низовой казак. Верховый не остался в долгу, ответил: — «чига востропузая». Так и разделился Дон на Верх и Низ, разделился, но не раскололся. По прежнему все войско Донское стояло заедино, «единую думушку думало» — о чести и славе своего родного войска Донского… Когда приходило время — собиралось все войско на низ, к Раздорам, или к Монастырскому городку, выбирать всем войсковым Кругом атамана, решать большие вопросы, с кем и где воевать — ибо война была — жизнь и смысл жизни казака.
Когда появились прирожоные казачки, имевшие отцами казаков, простое сожительство с ними стало неудобным. Девушке нужно было оправдать себя перед родителями. Своя «кровинушка» дорога была казаку. Не хотел он видеть девичьего срама, не хотел равнять свою дочь с пленницей — ясыркой.
Церквей и священников по городкам казачьим в ту пору не было. Жизнь была все еще проста и порядочно дика. Вошло в ту пору в обычай, когда подружится казак с казачкой, заведет себе зазнобу, «любушку», шел он с нею в праздничный день на площадь-майдан, приглашал станичного атамана, стариков и родителей нареченной невесты, брал ее за руку и объявлял всенародно:
— Ты будь мне жена!
— Казачка отвечала:
— А ты мне муж!
— Согласны оба? — спрашивал атаман.
— Ну, чего там еще, — смущенно закрывая лицо, говорила пунцовая от счастья и стыда казачка, — согласны!
— Ну в час добрый…
Еще казачьим новым куренем становилось больше в станичном городке.
Если мужу надоедала семейная жизнь, если вдруг потянет его в большой и опасный долгий поиск, из которого не надеется он вернуться целым невредимым — выводил он жену опять на майдан, становился у часовни-голубца и объявлял казакам:
— Вот, атаманы-молодцы, поглядите, — кому люба, кому надобна?.. Она мне гожа была, работяща и домовита. Бери, кому надобна. — Женщин было мало на Дону, и почти всегда такая покинутая жена находила охотника взять ее себе в жены. За деньги, за вещи, а иногда и просто за попойку муж отдавал свою жену, пропивал ее.
Но, если не находилось охотника взять в жены, казак отпускал ее.
— Иди куда хочешь… Никому не надобна.
Приходилось такой жене мыкать горе по чужим людям, поступать в батрачки, в няни, в прислугу к какому-нибудь семейному казаку подомовитее.
Так в XVI веке зародилась на Дону семейная жизнь донских казаков, о которой в песне про Ермака так поется:
…«Ермак тремя стами казаками город взялГород взял он Казань и царю отдал,Избавил Ермак войско Царское от урона,За то пожаловал Царь Ермака княземИ наградил его медалью именною,Да подарил Ермаку славный тихий Дон.Со всеми его речками и проточками.
Как возговорит Ермак Донским казакам:«Пойдемте, братцы, на тихий Дон, покаемся,Не женатые, братцы, все поженимся»…
Глава VI
Казачий Сыт в XVI веке. Свадьбы. Жена и мать казака. Детские игры и воинское обучение. «Шермиции». Масляничные гулянья. Примерные бои. «Прощеный» день.
Сложнее становилась жизнь казаков по донским станицам. Полнились они уже не только пришлыми людьми, прошедшими тяжелые испытания пути, много перенесшими, крепкими и сильными, но росли по станицам и дети и явилась забота, чтобы выросли они казаками.
Свадебный обряд стал мягче… Уже не на площади среди гуляк казаков, совершался он, но в станичной избе, где в красном углу стояли образа и теплились лампады и свечи. Туда и приходили атаман, родители и родичи жениха и невесты. Жених, принаряженный, являлся туда с невестой, тоже одетой в лучшее платье. Они молились перед образами, кланялись в пояс на четыре стороны собравшимся, потом жених кланялся невесте и говорил:
— Ты, скить, Настасья, будь мне жена…[1])
Невеста становилась на колени, кланялась жениху в ноги и поднявшись отвечала:
— А ты, скить, Гаврила, будь мне муж…
После этого жених целовался с невестой и все присутствующие их поздравляли.
В случае, если брак был не удачен, муж приводил жену в станичную избу и говорил:
— Вот, скить, честная станица, она мне не жена и я ей не муж.
Почти всегда отказанную кто либо из присутствующих прикрывал полою кафтана и тут же брал ее в жены.
Когда в станицу приезжал священник, все, кто раньше не был обвенчан по церковному, венчался у него и это была гордость казачки завершить брак в станичной избе церковным обрядом.
До конца XVI века охотников жениться среди казаков было немного. Свободнее, вольготнее чувствовал себя казак без жены. Жена — обуза… Говорит, рассказывает о том казачья старая песня:
…«Как со славной, со восточной со сторонушкиПротекала быстрая речушка, славный тихий Дон;Он прорыл, прокопал, младец, горы крутые,А по правую по сторонушку — леса темные,Как да по левую сторонушку — леса темные,По Дону-то все живут, братцы, Донские казаки, люди вольные,Люди вольные живут, братцы, Донские казаки,Донские казаки живут, братцы, все охотнички.Собирались казаки — други во единый круг,Они стали меж собою, да все дуван делить.Как на первый-то пай они клали пятьсот рублейНа другой то пай они клали всею тысячу,А на третий становили красную девицу.Доставалась красная девица доброму молодцу.Как растужится, расплачется добрый молодец: —— Голова-ль ты моя головушка, несчастливая…Ко бою ли, ко батальице ты не первая,На паю-то, на дуване, ты последняя,Как возговорит красна девица доброму молодцу: —— «Ах не плачь ты, не тужи, удал, добрый молодец;Я сотку тебе шелков ковер в пятьсот рублей,А другой ковер и сотку тебе во всю тысячу,А третий я сотку ковер, что и сметы нет…»
Казачка оправдала себя не только сотканными коврами, созданным ею уютом степного казачьего быта, но, выросшая в казачьем военном стане, сама в нем дисциплинированная и строго одна блюла себя.
— Не замай!.. Не лезь, пока не спрашивают… А то знаешь!!
Сильная, сноровистая, годная на всякую работу она стала вровень с казаком. Уйдет казак в морской или степной поиск — казачка останется в его курене, за всем присмотрит, все соблюдет, а, если нападет в ту пору татарин на казачью станицу, возьмет и она рушницу или лук и стрелы и пойдет с оставшимися казаками оборонять и ни в чем не уступит казакам. Своего не отдаст дурно.
Из поколения в поколение она воспитывала своих детей, как казаков, внушила им веру в Бога и любовь к родному краю. Века прошли — не изменилась казачка, не забыла заветов отцовских и материнских. Граф Л. Н. Толстой в безподобной своей повести «Казаки», описывающей жизнь Терских, Гребенских казаков в пору завоевания Кавказа дает прелестный облик Марьянки. В романе М. А. Шолохова «Тихий Дон» перед нами казачки уже теперешних, жестких и смутных времен, и какая прелесть они все, каждая в своем роде!.. Да разве это не казачки в советском аду выростили настоящих казаков, любящих свое войско, верующих в Бога, неустрашимых и твердых… В тяжком изгнании, в соблазне европейских городов казачка соблюла казака эмигранта, любящего Родину — Тихий Дон, вольную Кубань, бурный Терек, сибирские просторы, равнины Уральских и Оренбургских степей, пустыни и горы Семиречья…
Когда появились в городках первые «прирожоные» дети — что радости было!.. «Нашего полку прибыло!» В Верхне-Курмоярской станице до последнего времени сохранилось предание о второй, после пленниц женщине в станице. Это была некая «Чебачиха»… Первого младенца ее нянчили всею станицей, а на первый зубок у него смотрели все с особенным восторгом и умилением. А, как гордилась им сама Чебачиха!.. Ну, еще бы! Молодой казак растет! Первый, не пришлый, какой то пришлый будет — Бог его знает, а это уже самый настоящий казак!..
И нужно было воспитать его и обучить казачьей науке. Тогда была эта наука — да и не простая… Меткость глаза, уменье стрелять из лука и из рушницы, уменье ездить и рубиться с татарином. Кажется просто: стрельба на несколько десятков шагов, да промахнуться нельзя. И тактика у казаков была своя. Заманить неприятеля в «вентерь» хитрою лавой, потом сразу обрушиться на него с флангов, закружить и уничтожить его. Теперь эта тактика известная с римских времен применяется в Германской Армии и носит ученое название «Канн» по имени того места, где она впервые была применена римлянами в войне с Карфагенянами. Тогдашние казаки о «Каннах», конечно, никогда не слыхали, а сами своим казачьим умом выработали этот прием и молодежь должна была его знать и понимать.
