Геннадий Левицкий - Самые богатые люди Древнего мира
Отцом Соломона был воинственный царь Давид. Его провозгласили царем Иудеи в конце XI в. до н. э.; после этого Давид присоединил к своей территории Израиль, захватил легендарный Иерусалим и сделал этот город столицей государства. Побед в его долгое царствование было множество, но немало и неприятностей. Причем больше всего головной боли царю доставляли собственные сыновья. В том есть вина любвеобильного Давида. Он содержал огромный гарем жен и наложниц, от которых родились непохожие друг на друга дети — им недоставало мудрости отца, но в избытке имелось желание властвовать.
Вирсавия — мать Соломона — оказалась в гареме Давида случайно; ей надлежало рожать детей совсем от другого мужчины.
«Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался на кровле царского дома, — гласит библейская история, — и увидел с кровли купающуюся женщину; а та женщина была очень красива»[1].
Царь послал узнать: кто она? Ему вскоре доложили, что понравившаяся красавица доводится женой Урию Хеттеянину. Давид не был самодуром и безвольным рабом своих прихотей. Иосиф Флавий отзывается о нем как о «человеке от природы праведном, благочестивом и свято чтившем установленные законы».
Но на сей раз искушение было слишком велико, и особенно трудно ему противостоять, когда ты царь и всегда привык получать желаемое. Человек проверяется соблазнами — и каждый когда-нибудь совершает падение. Пришла пора и Давида.
«Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с нею»[2], — читаем в Библии.
Царь вдоволь насладился красотой Вирсавии и отправил обратно в дом мужа. Увлеченный государственными заботами, Давид начал забывать о мимолетном приключении, и тут напомнила о себе Вирсавия. Женщина сообщила, что беременна, и просила царя найти какое-нибудь средство скрыть ее грех, ибо в противном случае ей, согласно закону, грозила смерть. Отнести беременность на счет мужа не представлялось возможным: храбрый воин Урия находился в походе.
Для Давида не существовало неразрешимых ситуаций, надеялся он благополучно избавиться и от этой проблемы. Царь срочно вызвал Урию в столицу, якобы для того, чтобы тот доложил о ходе боевых действий. Какой солдат проедет мимо дома, где томится в ожидании красавица жена? Нашелся такой лишь один, и это был бедняга Урия. Он отправился прямо во дворец и добросовестно описал ситуацию на войне, которую Давид прекрасно знал и без него.
«И сказал Давид Урии: иди домой и омой ноги свои»[3].
Перед уходом Давид велел хорошо угостить гостя с его собственного стола, царь надеялся, что Урия, разгоряченный вином, уж точно поспешит к жене. «Урия, однако, не сделал этого, но спал в ту ночь перед дверьми царя в обществе прочих его оруженосцев, — описывает ситуацию Иосиф Флавий. — Когда царь узнал об этом, то спросил Урию, почему он накануне не вернулся к себе домой и не провел ночи в объятиях своей жены, как это обыкновенно делают все те, которые были в отсутствии продолжительное время и возвращаются к себе. Но воин ответил, что было бы несправедливым отдыхать и наслаждаться с женой, пока его сослуживцы и сам военачальник валяются на голой земле лагеря, в неприятельской стране. Получив такое объяснение, Давид приказал Урии остаться еще этот день у него, так как собирается отпустить его к главнокомандующему на следующий день. Затем он опять пригласил его к себе обедать и так угостил вином, что тот дошел до полного опьянения. Тем не менее Урия опять переночевал у порога царя, не подумав даже о возможности радостного свидания с женой».
Поведение преданного солдата очень огорчило царя; он понял, что спасти женщину от позора и смерти избранным путем не удастся. Тогда Давид написал своему военачальнику, что Урия очень перед ним провинился и его следует наказать. При этом царь придумал такой вид наказания, чтобы самому остаться непричастным. Он приказал командиру поставить Урию во время боя на самый опасный участок, где бы его настигла неминуемая смерть. Письмо, являвшееся смертным приговором храброму воину, Давид запечатал собственной печатью и ему же приказал доставить.
Урию с отрядом послали штурмовать городскую стену. Мероприятие было совершенно безнадежным, и скоро всех солдат вернули назад. «Урия же, считая позорным обратиться в бегство и покинуть занимаемое место, стал выжидать натиска врагов. Когда последние бросились на него, ему удалось перебить немалое их количество, но затем он был окружен со всех сторон и пал под их ударами. Вместе с ним пало также несколько его товарищей».
Царю послали сообщение, что штурм города окончился неудачей и в числе погибших был и храбрец Урия. Давид сказал, что военачальники сделали оплошность: город следовало брать при помощи осадных орудий и таранов. Впрочем, гнев царя скоро смягчился: он велел передать командующему, «что такая случайность может выпасть на долю всякому человеку и что такова уже участь военных действий: удача клонится то в одну, то в другую сторону». И вдобавок приказал: после взятия города перебить всех его жителей.
Вирсавия, «узнав о гибели мужа, облеклась на несколько дней в траур по нем. После того как ее печаль и слезы по Урии поутихли, царь ее немедленно взял к себе в жены, и у него родилось от нее дитя мужского пола».
Безоблачного счастья Давиду Бог не мог дать, так как жил царь с женой воина, им преданного и отданного врагам на убийство. Но за грехи родителей платят дети; родившийся младенец заболел, и с каждым днем ему становилось хуже и хуже.
Давид успел полюбить только что родившегося сына и страшно опечалился его болезни. Вот как страдания царя описывает Библия:
«И молился Давид Богу о младенце, и постился Давид, и, уединившись, провел ночь, лежа на земле.
И вошли к нему старейшины дома его, чтобы поднять его с земли; но он не хотел и не ел с ними хлеба»[4].
На седьмой день ребенок умер. Слуги Давида, видя, как он страдал во время болезни сына, долго боялись сообщить ему черную весть. Однако поведение царя, когда он узнал о случившемся, озадачило весь двор.
«Тогда Давид встал с земли, и умылся, и помазался, и переменил одежды свои, и пошел в дом Господень, и молился. Возвратившись домой, потребовал, чтобы подали ему хлеба, и он ел.
И сказали ему слуги его: что значит, что ты так поступаешь: когда дитя было еще живо, ты постился и плакал; а когда дитя умерло, ты встал и ел хлеб?
И сказал Давид: доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не помилует ли меня Господь и дитя останется живо?
А теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я пойду к нему, а оно не возвратится ко мне»[5].
Младенец своей смертью искупил тяжкий грех Давида. Спустя некоторое время у них с Вирсавией снова родился сын: его нарекли Соломоном. «И Господь возлюбил его»[6].
«…Будь тверд и будь мужественен»
Соломон прославился как мудрейший из царей. Он получил трон еврейского государства в обход старших братьев в возрасте примерно двадцати лет, но не потому, что его братья были неспособны к управлению царством, а сам он блистал глубиной мысли.
«Когда царь (Давид) заметил, — рассказывает Иосиф Флавий, — что дела его начинают с каждым почти днем идти все лучше и лучше… то счел за грех в то время, как он сам живет в великолепнейшем, высоком и с чудной обстановкой дворце из кедрового дерева», Богу почести отдаются в простом шатре. Давид решил возвести в Иерусалиме храм. Но в ближайшую ночь Бог явился во сне к пророку Нафану «и повелел передать Давиду, что Его очень радует благое и столь сильное желание царя построить храм, тем более что никто раньше его не возымел мысли сделать это, но что Он вместе с тем не может позволить Давиду приступить к сооружению святилища, так как он вел множество войн и обагрил руки свои кровью убитых врагов. Вместе с тем Господь сказал, что после смерти Давида, которая постигнет последнего в преклонном возрасте, храм этот будет сооружен тем его сыном, к которому впоследствии перейдет царская власть, а именно Соломоном. При этом Предвечный поручил передать Давиду, что Он будет охранять Соломона и заботиться о нем, как отец о сыне, а также сохранит и передаст царство его потомкам, а самого Соломона, в случае каких-нибудь с его стороны прегрешений, накажет лишь болезнью и неурожаем».
Давид действительно прожил долгую жизнь. В конце ее царю пришлось завести еще одну наложницу, так как весь гарем состарился. Наложница понадобилась, однако, не для телесного наслаждения:
«Когда царь Давид состарился, войдя в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться.
И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего, царя, молодую девицу, чтоб она предстояла царю, и ходила за ним, и лежала с ним, — и будет тепло господину нашему, царю.
