Kastelno - Верден. Мясорубка дьявола.
Утром 22 сентября 1915 года началось новое англо–французское наступление в Шампани. Замысел генерала Жоффра без преувеличения можно назвать наполеоновским. Он планировал нанести противнику такой удар, который «…заставит германцев отступить за Маас и, возможно, закончить войну». Вот так, не больше и не меньше! На чем основывался такой оптимизм французского командующего, теперь уже не скажет никто. Как всегда операции предшествовал мощный огненный шквал. Артиллеристы и поработали на совесть: за четверо суток беспрестанной пальбы, по немецким позициям было выпущено около трех миллионов снарядов! В целях корректировки огня с успехом использовалась авиация: аэростаты и аэропланы. Но даже столь чудовищный вал огня сумел полностью разрушить лишь первую линию немецкой обороны. Остальным рядам удалось уцелеть. Поднявшаяся в атаку пехота быстро заняла передовые линии и начала увязать в траншейных боях на дальнейших рубежах. Затем последовала остановка наступления, подготовка свежих частей, пополнение боезапасов, уточнение координат целей, подтягивание артиллерии на новые огневые позиции. Лишь затем начинался штурм следующей линии обороны. Итог атаки оказался ясен еще до ее начала – внезапность первого удара теперь была безвозвратно упущена. Обороняющиеся успели получить резервные подкрепления и подготовится к вражескому наступлению. Приказы генерала Кастельно овладеть укреплениями второй линии «во что бы ты ни стало», не дали никаких результатов кроме большого количества жертв. К 7 октября французское командование вынуждено остановить наступление: армия выдохлась, окончательно захлебнувшись в собственной крови.
Совершенно аналогичным образом развивалось наступление англо–французских войск и в Артуа. Замысел стандартен: шквал огня, с последующим вводом в дело пехотных частей. Передовые позиции немцев опять оказались уничтоженными и занятыми атакующими. Дальше происходит перегруппировка сил и подготовка к новому удару, что требует много времени — перебои со снабжением войск всем необходимым, увы, были самым обычным делом. Но в это время к кайзеровским войскам во всю мчалась помощь и очень скоро они были готовы с честью встретить наступающих. Операция в Артуа продолжалась с 18 сентября по 13 октября 1915 года. Планируемых целей союзники достичь здесь также не смогли. Это стало их последним наступлением на Западном фронте в кампании 1915 года.
Осенние удары союзных армий в Шампани и Артуа, замышляемые с целью осуществления «большого стратегического прорыва, который будет иметь необходимым последствием освобождение национальной территории Франции», кончились полным провалом. У командования союзников отсутствовали грамотно разработанные принципы прорыва глубоко эшелонированной обороны противника. Многочисленная артиллерия имела разные калибры снарядов, что сказывалось на процессе бесперебойности обеспечения ее боеприпасами. Длительная подготовка наступления почти всегда своевременно замечалась немецкой разведкой. Пушки не имели возможности постоянно поддерживать пехоту огнем, таким образом, задача быстрого уничтожения второго и всех последующих рубежей обороны, становилась практически невыполнимой. Пехотные цепи, действуя густыми волнами на очень узких участках наступления, несли огромные потери от пулеметного и винтовочного огня. Управление войсками союзников не выдерживало никакой критики: не раз и не два прорыв вражеской обороны просто было не чем закрепить – оперативные резервы находились слишком далеко или отсутствовали вовсе. А вот германские военачальники, напротив, очень грамотно и умело использовали свои резервные подразделения.
Цена военного гения английского и французского генералитета оказалась страшной… Чудовищной… Жуткой и кровавой…. В Артуа и Шампани Париж потерял около двухсот тысяч молодых и здоровых парней. Лондон – чуть более семидесяти четырех тысяч. Убитыми… Ранеными… Искалеченными… Пленными… Пропавшими без вести…
Война меняет человека, и никто не возвращается с нее таким, каким он был прежде.
IV
Давайте спустимся в первую линию французских окопов под Реймсом, в самом сердце Франции. Исторически, в этом городе короновались почти все французские короли. Представьте, что Вы – обычный армейский лейтенант, командир пехотной роты. Таких по всей армии сотни. Вы уцелели в битве на Марне, отделавшись легким ранением, и теперь вместе со своими солдатами сидите на передовой Западного фронта. На дворе осень тысяча девятьсот пятнадцатого года…
Дождь. Третьи сутки льет без перерыва. В окопах по колено воды, точнее не воды, а жидкой грязи. Вот уж воистину разверзлись хляби небесные, как сказано в Писании. Даже крысы разбежались, забились в блиндажи, хотя воды там чуть–чуть поменьше. Толстяк Гийом, командир второго взвода уверяет, что в соседнем полку уже появились помпы для ее откачки. Говорит, будто на следующей неделе их дадут и нам. Врет наверное, у него язык без костей. Родом с Марселя, первый ругатель во всем полку. Паскудных песенок больше него, уж точно никто не знает. Уверяет, что когда он бранился дома, послушать его собирался весь порт. Толстый как индийский слон, хотя страстью к обжорству не страдает. Зато у него всегда есть коньяк. Где берет – непонятно, даже следили за ним, но ничего не выследили. Но парень счастливый: воюет с первого дня, и ни разу не был ранен. Боится только генерала Нивеля. Ха, а покажите мне хоть одного человека во всей армии, кто его не боится. Тот еще мясник. Вспомнить, сколько этот дьявол народу угробил у Эна – ужас берет! Черт, как же холодно! Ладно, время проверять посты. Набрасываю на себя брезентовую накидку с капюшоном и выхожу в залитую ливнем холодную, осеннюю ночь.
До наблюдательных постов первой линии идти минут десять. Темень какая, ни пса не видно! Незнакомый человек гарантировано заблудится в этом лабиринте, по вырытым в земле ходам сообщения запросто можно петлять часами. Где–то вдалеке ухают артиллерийские залпы. Даже не понятно кто стреляет: наши или боши? (боши – презрительное прозвище немцев, принятое во Франции с конца девятнадцатого века. Особенную популярность эта кличка приобрела во время Первой мировой войны). Бьют без азарта, понятно, что ничего серьезного. Хотя, как посмотреть. Три дня назад вот также палили на нашем участке, и одна такая плюха угодила точно в блиндаж. Пятерых не досчитались. Громкое хлюпанье грязи под ногами привлекает внимание часовых на постах. Называю себя и говорю пароль. Ну как? Вроде, слава Богу, все тихо. Смотрите в оба, мало ли что. Иду дальше. Боже, как же шинель намокла, даже брезент не спасает. Ладно, еще трое суток и нас сменят. Если проживем их конечно. На такой войне нельзя ничего загадывать наперед, главная задача сегодня пережить. Вроде бы все, обход закончен, все в порядке. Попытаться поспать что ли? На обратном пути встречаю Гийома. Видимо, ему то же не спится. Козырнув, он предлагает глоток коньяку. Сейчас это совсем не помешает, вымок до костей, что бездомная бродячая собака. Так что на предложение выпить соглашаюсь с превеликой охотой.
Вернувшись в свой блиндаж, зажигаю лампу. Скидываем брезент и шинели, снимаем каски, садимся, закуриваем. Гийом достает фляжку и протягивая ее мне, рассказывает о письме из дома. Мол, его младший братишка изо всех сил рвется на фронт.
— Как думаешь, командир, — вопрошает он меня, — если бы пацан пару суток посидел в нашем окопном дерьме, поубавился бы его геройский пыл или нет?
Конечно поубавится, здесь враз все геройство исчезнет. С ним у меня отношения более чем дружеские и когда вдвоем, мы всегда на ты. Сошлись еще на Марне, в четырнадцатом. Тогда, в жутком бою под Суэном, к вечеру от нашей роты осталась треть. Еще в полдень погиб наш ротный, капитан Гастон. Пуля угодила ему прямо в сердце, сразу свалился как подкошенный. Командование принял я, единственный уцелевший офицер. Гийому, он тогда был еще сержантом, тут же поручил второй взвод, точнее то, что от него осталось. И не раскаялся. Командовал грамотно, жестко и решительно. Очень удачно выбрал момент для контратаки. Я видел, как он орудовал штыком в рукопашной. Страх просто. Даже подумал: хорошо, что он воюет за нас! И больше мы почти не расставались.
Ну а когда в связи с жуткой нехваткой офицеров меня самого назначили ротным, я немедленно подготовил представление о направлении Гийома в краткосрочную офицерскую школу. Он вернулся в роту блистая погонами су–лейтенанта (младший лейтенант, воинское звание во французской армии. Аналог в российских войсках того времени – подпорудчик), и с удовольствием принял второй взвод под свою руку. Наверное Гийом – самый неунывающий парень во всей французской армии. Даже под самым страшным обстрелом он способен распевать во всю глотку свое «Vive le pinard!» (фр. – Да здравствует вино! Популярная солдатская песня того времени. На окопном сленге, вино фр. — vin, называли pinard). «Пока я жив и есть коньяк – кайзер трепещет», со смехом говорит он про себя.
