Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года
Деятели 4‑го сентября верили в то, что они спасены, что их цель достигнута. Они выставили бок о бок прекращение огня и капитуляцию, «хорошую и плохую весть» (13), уверенные в том, что парижане, отчаявшиеся достичь победы, примут мир с распростертыми объятиями. Париж вздрогнул как от электрошока, в то же время поднялись Марсель, Тулуза и Сент‑Этьен. Возникла такая спонтанность возмущения, что, начиная с одиннадцати часов, под проливным дождем, массы парижан подходили к ратуше cкриками: — Никакого прекращения огня! — Несмотря на сопротивление ополченцев, защищавших вход в отель, народ прорвался в вестибюль. Туда поспешил Араго с помощниками и поклялся, что правительство делает максимум возможного, чтобы спасти нас. Первая масса людей отхлынула, но за ней немедленно последовала вторая. В 12 часов дня у основания нижнего пролета лестницы появился Трошю, полагавший, что выпутается из ситуации посредством демагогии. В ответ прозвучали крики: — Долой Трошю! — Ему на помощь пришел Жюль Симон, и, полагаясь на свое красноречие, даже вышел на площадь перед ратушей, где распространялся о выгодах прекращения огня. Люди отвечали криками: — Никакого прекращения огня! — Ему удалось только вернуться к отелю, попросив толпу выделить 6 делегатов для сопровождения его в ратушу. Их приняли Трошю, Жюль Фавр, Жюль Ферри и Пикар. Трошю в манере Цицерона доказывал бесполезность удержания Бурге и делал вид, будто только что узнал о капитуляции Меца. Прозвучал один из голосов: — Вы — лжец! — Несколько раньше в зал вошла депутация из представителей Комитета двадцати округов и Комитетов бдительности. Некоторые из лиц, присутствовавших в зале, желая подбодрить Трошю, попросили его продолжать свое выступление. Едва он возобновил речь, как на площади прозвучал выстрел, положив конец монологу генерала и заставив оратора в страхе удалиться. Для восстановления спокойствия Жюль Фавр занял место Трошю и подхватил нить его разглагольствований.
Пока в Тронном зале происходили эти сцены, мэры, так долго выступавшие в качестве сообщников Трошю, совещались в зале муниципального совета. Для прекращения беспорядков они предложили провести выборы в муниципалитеты, сформировать батальоны Национальной гвардии и присоединить их к армии. Этьена Араго, козла отпущения, послали предложить это спасительное средство правительству. В 2 часа дня огромная толпа, запрудившая площадь у ратуши, кричала: — Долой Трошю! Да здравствует Коммуна! — неся плакаты с надписями: «Никакого прекращения огня!» Несколько раз протестанты вступали в стычки с милицией. Делегаты, ходившие в ратушу, вышли ни с чем. Около трех часов толпа, потерявшая терпение, ринулась вперед, пробившись сквозь кордоны милиции и вынудив Феликса Пиа придти в ратушу в качестве наблюдателя и войти в Зал мэров. Он голосил, протестовал и возмущался тем, что требования толпы идут против правил. Мэры поддержали его, насколько возможно, и объявили, что предложили проведение муниципальных выборов и что соответствующий декрет готов к подписанию. Многочисленная толпа, все еще рвущаяся вперед, заполняет Тронный зал, прерывая выступление Жюля Фавра, который присоединяется к своим коллегам в правительственном кабинете.
Пока народ шумно толпился у двери, «защитники» голосовали предложение мэров — но за принятие его за основу без определения даты выборов (14): еще один иезуитский трюк. К 4 часам толпа вошла в правительственный кабинет. Рошфор напрасно обещал муниципальные выборы. Люди требовали учреждения Коммуны! Один из делегатов Комитета двадцати округов, взобравшись на стол, провозгласил упразднение правительства (15). Некую комиссию уполномочили решить вопрос о проведении выборов в течение 48 часов. Имена Дориа, единственного министра, который принимал защиту города близко к сердцу, Луи Блана, Ледрю—Роллена, Виктора Гюго, Распая, Делеклюза. Феликса Пиа, Бланки и Мийера приняли с шумным одобрением.
Возьми эта комиссия власть, произведи она чистку в ратуше, провозгласи она сбор выборщиков в минимальный срок, этот день был бы завершен весьма плодотворно. Но Дориа, Луи Блан, Виктор Гюго, Ледрю—Роллен, Распай, Феликс Пиа и Мотту отказались это сделать. Последовали бесконечные дискуссии, возник ужасный беспорядок. Деятели 4‑го сентября почувствовали, что пришло спасение. Они, улыбаясь, смотрели на победителей, которые позволили победе выскользнуть из рук.
С этого времени возникла непреодолимая путаница. Каждый кабинет имел собственное правительство и ораторов. Сумятица настолько усилилась, что около 8 часов реакционные национальные гвардейцы смогли под носом у Флоранса выручить Трошю и Жюля Ферри. Другие гвардейцы выводили Бланки, когда некоторые вольные стрелки пытались его освободить. В кабинете мэра, Этьен Араго и его помощники назначили на следующий день сбор выборщиков под председательством Дориа и Шельхера. К 10 часам об этом оповестили плакатами весь Париж.
Целый день парижане наблюдали за происходящими событиями. — Утром 31‑го октября, — говорит Жюль Ферри, — все население города, от низших слоев до высших, было абсолютно к нам враждебно. Все считали, что мы заслуживаем отставки. — Не только батальоны Трошю не волновались за судьбу правительства, но даже самый надежный из этих батольонов, который привел на помощь правительству генерал Тамисьер, командующий Национальной гвардией, по прибытии на площадь Ратуши опустил свои ружья дулами вниз. Вечером все поменялось, когда стало известно, что члены правительства были заключены под стражу, и, особенно, когда узнали, кто занял их посты. Эта мера показалась слишком радикальной. Тот, кто одобрил бы назначение Ледрю—Роллена или Виктора Гюго, не мог бы примириться с Флурансом или Бланки (16). Напрасно дробь барабанов, звучавшая весь день, взывала к оружию, это подействовало лишь к вечеру. Непокорные батальоны прибыли утром на Вандомскую площадь, большей частью уверенные, на самом деле, что выборы обеспечены. Офицерское собрание у биржи согласилось лишь дождаться голосования по кандидатурам Дориа и Шельхера. Трошю и беглецы из ратуши снова обрели преданную толпу сторонников. С другой стороны, ратуша опустела.
Большинство батальонов Коммуны, уверовавших в победу своего дела, вернулись в казармы. У здания осталась едва ли тысяча безоружных людей, единственный отряд неуправляемых стрелков Флуранса, который ходил взад и вперед посреди этой толпы. Бланки писал и писал памфлеты. Делеклюз пытался спасти некоторые остатки великого движения. Он встретился с Дориа, получил от него официальное заверение, что на следующий день состоятся выборы в Коммуну, и через день выборы состава Временного правительства. Он включил эти заверения в ноту повстанческого комитета, который объявил о своей готовности дождаться выборов, и добился подписей под ней Мийера, Флуранса и Бланки. Мийер и Дориа пошли знакомить с этим документом членов Совета обороны. Мийер предложил им покинуть ратушу вместе, обязав Дориа и Шельхера продолжить дело организации выборов, но при непременном условии, что будут исключены всякие преследования. Члены Совета обороны согласились с ним (17), и Мийер еще только говорил им: — Господа, вы «свободны» — когда представители Национальной гвардии потребовали письменных обязательств. Пленники возмущались тем, что их слова ставят под сомнение, в то время как Мийер и Флуранс не могли довести до сознания гвардейцев, что подписи ничего не стоят. Во время этого предсмертного анархического действа росло число батальонов порядка, а Жюль Ферри вышиб дверь, выходившую на площадь Лобо. Делеклюз и Дориа сообщили ему о соглашении, которого, по их мнению, они достигли, и уговорили его подождать. В три часа утра все еще царил хаос. На площади у ратуши били барабаны Трошю. Батальон бретонской полиции проник по подземному переходу посреди площади в Наполеоновские казармы, разоружил внезапным налетом многих стрелков. Жюль Ферри вломился в кабинет правительства. Недисциплинированная толпа не оказала никакого сопротивления. Жюль Фавр и его коллеги получили свободу. Когда действия бретонцев приняли угрожающий характер, генерал Тамисьер напомнил им о соглашении, заключенном вечером, и в заклад взаимного соблюдения обязательств оставил ратушу во власти сторонников Бланки и Флуранса. Трошю шествовал парадным шагом по улицам среди своих батальонов помпезного вида.
Итак, этот день, который мог бы послужить делу обороны, закончился безрезультатно. Неорганизованность, недисциплинированность патриотов позволила правительству восстановить репутацию, которой оно пользовалось в сентябре. Оно воспользовалось этим для того, чтобы в ту же самую ночь сорвать все плакаты Дориа и Шельхера. Оно согласилось на проведение муниципальных выборов 5‑го ноября, но взамен потребовало проведения плебисцита, сформулировав его вопрос в таком виде: «Те, кто желают поддержать правительство, голосуют «да»». Напрасно Комитет двадцати округов выпускал манифест, напрасно Réveil, Patrieen Danger, Combat перечисляли сотню причин, по которым необходимо сказать: «нет». Через шесть месяцев после плебисцита, сотворившего войну, подавляющее большинство парижан проголосовало в плебисците, сотворившем капитуляцию. Пусть Париж помнит об этом и казнится. В опасении за двух–трех человек парижане открыли кредит доверия правительству, которое прибавило к высокомерию неспособность, и произнесли «Я поддерживаю тебя» 322 000 раз. Армия, ополчение дали 237 000 «да». Лишь 54 000 граждан и 9 000 солдат смело сказали «нет».
