Россия: народ и империя, 1552–1917 - Джеффри Хоскинг
Посетивший Россию в 1784 году англичанин Уильям Ричардсон писал: «Крестьяне в России… пребывают в состоянии унизительного рабства и считаются собственностью дворян, которым они принадлежат так же, как лошади или собаки». И действительно, в середине XVIII века крестьян продавали на рынке, иногда отдельно от семьи, а безнаказанная жестокость, с которой обращались с ними помещики, напоминала худшие образцы рабства на карибских плантациях.
И всё же сравнение не совсем верно — различие между рабами и крепостными крестьянами оставалось весьма значительным. Крепостные платили налоги и подлежали призыву на военную службу, что совершенно нехарактерно для рабства. Но самое главное, что, несмотря на все действия землевладельца и государства, крепостные крестьяне были твёрдо убеждены — земля принадлежит именно им. Если дело доходило до откровенного обмена взглядами, их стандартный ответ оставался неизменным: «Мы ваши, но земля наша». Исторически, конечно, они были правы, так как они оседали там первыми. Даже с классической либеральной точки зрения доводы крестьян были сильны, ведь они выполняли обязательное для собственника условие, определённое Локком: «То, что человек берёт у природы, смешивает со своим трудом и присоединяет к тому, чем владеет сам, становится его собственностью». Воплощением подобного глубокого убеждения служили институты крестьянского самоуправления и ведение ими собственного хозяйства: как мы уже видели, большинство землевладельцев не проявляло интереса к непосредственному управлению, передоверяя это своим управляющим, которые обычно старались достичь modus vivendi с сельской общиной и старостой.
С исторической точки зрения помещик — пришлый человек, и для него самым удобным было приспособиться к существующей аграрной практике, выработанной крестьянами. Обычно он так и поступал, если только не был захвачен идеями улучшения и не преисполнен решимостью воплотить подобные идеи на деле. Кроме того, несмотря на очевидные противоречия в интересах землевладельца и крестьян, у них имелось и нечто общее: стабильность и преуспевание сельской общины. Бедность и нестабильность создавали опасность для помещика и, в конечном счёте, для всего государства, причём опасность не меньшую, чем для самих крестьян.
В таких условиях поместье и община обычно достигали соглашения по ведению всех дел и исполнению повинностей. Для обеих сторон было очень важно, чтобы каждый двор получал достаточный урожай, произвёл достаточно продукции, чтобы прокормить себя и внести свою долю в исполнение обязанностей общины. Этот основной императив определял сложную систему обычаев и норм, существовавших на селе, естественно, варьирующуюся в зависимости от региона.
К выживанию в условиях сурового климата и на неплодородных почвах была приспособлена и основная стратегия крестьянской общины: уменьшать риск, распространяя его на все дворы. Практическим выражением стали полосная система землепользования и трёхпольный севооборот, практиковавшиеся очень широко. Таким образом обеспечивалось более равномерное распределение по отдельным дворам земли разных типов — дальней и близкой, плодородной и бедной, сухой и болотистой — и требующий различные способы обработки. Той же цели служила и «круговая порука»: система не только устраивала помещика, но и обеспечивала выживание каждого двора даже в самые тяжёлые времена.
Вообще, привычка к «взаимной ответственности» распространялась на все аспекты крестьянской жизни, влияя на отношение крестьян к закону, собственности и власти; отсюда такие почти обязательные черты, как равенство, взаимопомощь, совместное принятие решений.
Все эти принципы воплощались в деревенском собрании, СХОДЕ, состоящем из всех глав дворов, традиционно — хотя не всегда обязательно — старших мужчин. Очень редко главой двора являлась женщина. Сход отвечал за распределение налогов и повинностей, регулировал землепользование и использование общинных угодий (пастбищ, лесов и т.д.), определял севооборот, занимался вопросами содержания дорог, мостов, церковных зданий и т.д., а также поддерживал закон и порядок. Для руководства повседневным исполнением этих обязанностей сход избирал из своего состава старосту или бурмистра, принимавшего на себя незавидную и многостороннюю роль представителя деревни в общении с внешним миром и улаживании всех вопросов с приказчиком. Староста действовал как (неоплачиваемый или очень скудно оплачиваемый) низший государственный чиновник в вопросах сбора налогов, исполнения рекрутской повинности и поддержания законности и правопорядка.
Обычно староста также председательствовал на сходах, проводившихся в самой большой избе или на открытом воздухе. На них присутствовали от десятка до нескольких сотен крестьян, а так как устоявшейся процедуры ведения собраний не существовало, то и проходили они нередко сумбурно, а решения иногда принимались случайные. Общее мнение чаще всего склонялось в сторону тех, кто говорил громче или привлекал взгляд председательствующего. В таких условиях более опытные, богатые или уважаемые всегда находили возможность использовать своё влияние.
Неудивительно, что многие деревенские старосты испытывали противоречивые чувства к своей сложной, мудрёной работе. Один земский начальник писал, что «некоторые старосты считают свою службу чуть ли не наказанием и откупаются водкой, только бы их оставили в покое; другие, наоборот, домогаются этого места, потому что всё-таки делаются начальниками, и даже подносят водки после выборов. В некоторых деревнях выбирают недоимщиков, чтобы жалованьем их покрыть недоимку».
Во многих частях России сход поддерживал материальное равенство членов общины, периодически перераспределяя главные ресурсы общины, в большинстве регионов это пахотные земли, хотя на Крайнем Севере ими могли быть леса или рыба. Цель подобной процедуры — обеспечивать, чтобы каждый двор мог исполнять свои обязанности и поддерживать своё существование. Так как все семьи проходят циклы роста и упадка, связанные с рождением ребёнка, заключением брака, смертью, продолжительной болезнью, изменением в составе, большинство крестьян считали, что такие перераспределения необходимо проводить так часто, как диктуют обстоятельства. Общим критерием при распределении земли служило количество рабочей силы в каждом дворе, измеряемое единицей, известной как ТЯГЛО. Тягло приравнивалось к физически здоровой супружеской паре в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет. В некоторых районах применялась другая норма, основанная на числе едоков. Количество земли, имевшееся в распоряжении каждого двора, определяло его долю в общем бремени повинностей всей деревни.
Внутри каждого двора также поддерживалась некоторая степень равенства. После смерти главы семьи земля делилась поровну между всеми наследниками мужского пола. В Центральной России вдова имела право на одну седьмую или одну десятую долю всего надела. Таким образом, укоренилась тенденция
