Петр Рябов - История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II
Убеждённость, энергия, ораторский дар, искренний пафос, образованность Победоносцева производили большое впечатление на окружающих. Он пользовался абсолютным доверием двух государей. Однако, по справедливым словам С.Ю. Витте, Константин Петрович «страдал полным отсутствием положительно-жизненного творчества, он ко всему относился критически, а сам создать ничего не мог». То же самое полное отсутствие положительной программы и созидательного начала у Победоносцева (кроме желания «держать и не пущать» и «подморозить» страну) отмечают дружно и другие современники. Победоносцев утверждал: «А если воля и распоряжение перейдут от правительства в какое бы то ни было народное собрание, – это будет революция, гибель правительства и гибель России! Если будет конституция и совещательный орган – Россия погибнет!» Он настоял на казни «первомартовцев», на подтверждении Александром III манифестом нерушимости самодержавной власти на удалении либералов из правительства. Однако, что дальше делать Империи, как позитивно воспользоваться стратегической инициативой, он не знал. Реакция конца ХIХ столетия не была реакцией Николая I – последовательной, наступательной, жёсткой – это была полуреакция, без идеи, без программы и решимости, стремящаяся лишь «подморозить», приостановить страну и опиравшейся на серых ничтожеств: чиновников и жандармов.
В Победоносцеве, оказавшемся во главе страны, было что-то желчное, злое, безнадёжное, бесплодное, обречённое. Он не верил, что в людях может быть хоть что-то хорошее – и потому их надо всегда держать под контролем. По словам графа С.Г. Строганова: «Он всегда отлично знает, что не надо, но никогда не знает, что надо». Да, по Победоносцеву, следовало прекратить реформы, задавить оппозицию, уничтожить интеллигенцию (утратившую связь с народной традицией), не допустить парламента и конституции, уничтожить земства, городские думы, новый суд и независимую прессу, поставить все общество под контроль церкви и полиции (неотделимых друг от друга и неуловимо переходящих друг в друга). Но что дальше? Ведь ни вернуть в полном объеме крепостное право, ни восстановить рекрутчину, ни полностью изолироваться от Европы было уже невозможно. А значит, контрреформы могли быть лишь частичными и обречёнными только на временный успех.
Видный реакционер, ультраправый журналист князь Мещерский в своих воспоминаниях писал о том, что, «как в течение более 20-летних дружеских отношений с Победоносцевым мне ни разу не пришлось услышать от него положительного указания в какой-либо области, что надо сделать взамен того, что он порицает, так не приходилось слышать прямо и просто сказанного хорошего отзыва о человеке». Другой выдающийся консервативный деятель, философ и публицист К.Н. Леонтьев хорошо передал сущность идей и личности всесильного временщика: «Он как мороз; препятствует дальнейшему гниению, но расти при нем ничто не будет. Он не только не творец, но даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор, он только консерватор в самом тесном смысле слова: мороз… сторож, безвоздушная гробница, старая «невинная» девушка и больше ничего!» Это признал в конце концов и сам император Александр III, сказавший в конце жизни, что «Победоносцев отличный критик, но сам никогда ничего создать не может». Не великая идея, но лишь великая сила инерции и насилия отныне сдерживала Империю от краха, подготавливая будущий грандиозный социальный взрыв.
Глава церкви прививал прихожанам не духовные начала христианства (любовь, свободу), но апатию, конформизм и циничный, лицемерный нигилизм. Будучи на словах «православным» и возглавляя церковное бюрократическое ведомство, Константин Петрович не знал ни духа, ни стиля православия, помыкал епископами, как лакеями, насаждал в духовных академиях немецкое рационалистическое богословие, превратил церковь в департамент полиции, вёл постоянную переписку с жандармами и всей своей деятельностью способствовал дальнейшему отчуждению народа и общества от казенной церкви. Чрезвычайно характерен для правления Победоносцева такой эпизод. Однажды попечитель одного из учебных заведений пожаловался Константину Петровичу на преподавателя-священника, который, по его мнению, был «безнравственным и неверующим». На что Победоносцев ответил ему: «Зато он политически благонадежен» и оставил священника на его месте. Он не столько занимался делами церкви, сколько делами полиции, экономикой, образованием, финансами, кадровыми вопросами – всем сразу.
Победоносцевской программой – программой двух царствований (Александра III и Николая II) стало «патриотическое здравомыслие»: никаких резких движений, никаких поворотов. «Русский дух» неизменен, статичен, свят– его надо хранить в целости, изолируя от тлетворного влияния Запада. Люди неискоренимо плохи, считали Победоносцев и другие консерваторы (в отличие от веривших в прогресс – социальный и этический – социалистов и либералов). Исправить человека невозможно – можно лишь сдерживать, посредством отеческой власти государя, негативные проявления изначально злой человеческой природы. Император – «отец», подданные – «дети», Россия – «семья», естественная иерархия сословий. Надо восстановить «истинно русские начала управления и чистоту русского духа».
Идеологами и глашатаями реакции, кроме самого Победоносцева, были видный журналист, талантливый публицист, издатель газеты «Московские ведомости» (ставшей главным «официозом») Михаил Никифорович Катков (некогда либерал, а затем ярый ретроград), философ и публицист Константин Николаевич Леонтьев, издатель журнала «Гражданин» (негласно субсидировавшегося царем) князь Владимир Петрович Мещерский, раскаявшийся революционер, главный теоретик и публицист «Народной Воли», ставший теоретиком монархического государства, Лев Александрович Тихомиров и видный славянофил публицист Иван Сергеевич Аксаков. Главным же проводником реакции в правительстве стал граф Дмитрий Андреевич Толстой – алчный, беспринципный, злобный министр внутренних дел и шеф жандармов, ещё более оголтелый реакционер, чем даже сам Победоносцев.
Наиболее видным публицистом-реакционером стал Катков, чью газету «Московские ведомости» называли не иначе как «русская литературная полиция» – умный, одарённый, красноречивый человек. Он выдвинул лозунг реакции, приветствуя назначение Толстого: «Встаньте, господа, правительство идёт, правительство возвращается!» А славянофил И.С. Аксаков шёл в своих мечтах дальше и призывал: «В Москву, в Москву призывает теперь своего царя вся Россия… Пора домой! Пора покончить с петербургским периодом русской истории.» Он звал отвоевать, наконец, у турок Константинополь, завоевать все Балканы, вернуть столицу в Москву, выслать из страны всех евреев и построить «охранительный социализм». Впрочем, не все предлагаемые им рецепты были взяты на вооружение осторожным Александром III.
А издатель журнала «Гражданин» князь В.П. Мещерский 16 декабря 1888 года в своем журнале убедительно обосновывал национальную русскую потребность в розгах: «Как нужна соль русскому человеку, как нужен черный хлеб русскому мужику, так ему нужны розги. И если без соли пропадёт человек, так без розог пропадёт народ». В своих изданиях Катков и Мещерский открыли тотальный огонь против либерализма, против евреев, поляков, интеллигентов, всяческих «говорилен» – в защиту самодержавия. Прежде всего именно эти четыре человека: Победоносцев, Толстой, Катков и Мещерский (подобно С. Уварову, А. Бенкендорфу и Ф. Булгарину при Николае I) и определяли всю внутреннюю политику России 1880-ых – 1890-ых годов.
6.3.3. Контрреформы
Член Государственного Совета, бывший председатель Комитета министров П.А. Валуев в 1883 году записал в свой дневник: «В делах у нас наполовину ход (большей частью задний), наполовину дрейф». Во всех областях, в которых проводились реформы Александра II, при его сыне проводились контрреформы, пик которых пришелся на 1889–1892 годы. И потому уместно говорить о крестьянской, земской, городской, судебной, военной, университетской контрреформах и о контрреформе в области печати. Если при Александре II крестьян освобождали от крепостного права, создавались всесословные (бессословные) учреждения, возникли новые суды и земства, на новых принципах начала строиться армия, появились частично автономные университеты, то, симметрично этому, в 1880—1890-ые годы проводились целенаправленные мероприятия власти по восстановлению пошатнувшейся сословности в обществе, по ликвидации независимых, самоуправленческих общественных институтов, по восстановлению повсеместного надзора и контроля государства за всеми подданными. По всем «детищам великих реформ»: университетам, земствам, судам, печати, по либеральной и радикальной интеллигенции и органам крестьянского самоуправления самодержавием были нанесены мощные удары. Царский режим ощущал себя осаждённой крепостью среди взбунтовавшегося общества и провозгласил курс на национализм («Россия для русских») и на закручивание гаек как свою главную стратегию выживания.
