Юлий Анненков - Флаг миноносца
- Все ясно? - спросил Арсеньев.
Командир дивизиона кивнул головой:
- Завтра в пятнадцать ноль-ноль будем в указанной точке, в районе хутора Красный. Там встретим Земскова.
- Земсков вышел. Будет раньше вас. - Арсеньев протянул руку: - Ну, счастливо!
Первый дивизион с юга, а полковая разведка с юго-востока шли в одну и ту же точку. Больше суток пробирались машины Николаева через горный перевал. В самом начале пути они проскочили пространство, простреливаемое артиллерией врага, и скрылись в глубоком ущелье. Отсюда тропа вела все время в гору. На буксире у тракторов машины подымались вверх, отвоевывая у горы метр за метром.
Все выше, выше. Одна машина за другой.
- Отдать трос!
- Цепляй! Пошел!
Вот уже кончились дрожащие мокрые деревья, их сменили редкие кусты, а еще выше открылась безлесая вершина, давшая название этой горе. Верховой ветер хлестал дождем под низкими облаками. Еще полкилометра - и кончится вязкий глинистый подъем.
В кабине первой боевой машины ехал командир взвода Шацкий. Трактор, который тянул машину на буксире, выполз уже на сухое место. Под его гусеницами загрохотали мелкие камни. Но вдруг Шацкий почувствовал, что машину относит вправо. Он раскрыл дверцу кабины. Весь грунт вместе с машиной, с последним чахлым кустом, медленно двигался вправо. Оползень!
Машина угрожающе накренилась. Гудя и дрожа, натянулся до предела трос, и трактор остановился.
Шацкий посмотрел налево - почти отвесная стена, направо - даже у такого человека, как Шацкий, закружилась голова и клейкий комок подступил к глотке. Скользкая почва круто уходила вниз, под обрыв. Там, на глубине более километра, деревья казались мелкими кустиками. Едва заметный, извивался поток. Люди соскочили с машины, схватились за трос. Сзади, задыхаясь, бежал в гору Николаев. За ним, скользя, падая, цепляясь за кусты, поспевали матросы. Еще несколько человек, и командир дивизиона вместе с ними, ухватились за трос, но зыбкая почва уходила у них из-под ног.
Николаев видел бледные лица, искаженные напряжением. У него мелькнула мысль: "Сейчас вместе с машиной все сорвутся в пропасть". Но люди не хотели погибать. Кто-то отпустил трос, и сразу все руки оторвались от натянутой струны. Только Шацкий у самого радиатора повис, навалившись всем телом на буксир, будто он один мог удержать машину. Его глаза, выпученные от натуги, встретились с глазами командира дивизиона. Николаев вскочил на крыло машины, рванул за тесьму, охватывающую чехол, сорвал мокрый брезент. Бело-голубой Флаг миноносца захлопал на ветру.
Должно быть, как всегда в минуту смертельной опасности, Николаеву захотелось увидеть этот Флаг, не дать ему обрушиться в пропасть скомканным, в мокром чехле. Все это Николаев понял только много дней спустя. В тот момент он сам не знал, что делает.
Маленький Дручков отпустил куст, за который он держался:
- Флаг! - закричал он. - Наш Флаг! - И, подбежав к машине, ухватился за крыло. Шацкий, перебирая руками вдоль троса, добрался до самого трактора. Он ощутил под ногами неподвижную землю и гаркнул во всю силу легких:
- Матросы! Сюда - на твердое!
Его поняли мгновенно. Люди кинулись вперед. Хватаясь друг за друга и за уползающие кусты, они добирались до твердой земли и снова хватались за трос. Сорок пар исколотых ржавой проволокой рук тянули изо всех сил, а оползень продолжал свое безостановочное движение вниз. Но боевая машина уже тронулась с места, и сразу двинулся вперед трактор. Машина встала на твердую почву, а еще через несколько секунд оползень соскользнул с обрыва вместе с кустами, как скатерть со стола, и обнажился свежий пласт земли.
Прошло немало времени, прежде чем матросы пришли в себя. Николаев провел грязной рукой по лицу, посмотрел на машину, на которой развевался флаг, потом на своих людей и вдруг улыбнулся. Замполит Барановский, шатаясь, пошел за второй машиной. За ним тронулись остальные.
Через два часа все машины дивизиона форсировали перевал. Лысая гора была побеждена.
Дальше встретились еще и кручи, и спуски, раздувшиеся потоки грозили захлестнуть моторы, в седловине между гор скопилась жидкая грязь, доходившая людям до пояса, но самое трудное осталось позади. На следующий день в пятнадцать часов десять минут Николаев увидел несколько серых домиков, прилепившихся к склону горы. Он сверился с картой - поселок Красный. С левой стороны сквозь густую штриховку дождя проступала продолговатая каменистая высотка, отмеченная на карте "Два дуба". Командир дивизиона остановил колонну и вместе с Шацким пошел к крайнему домику. Из-за сарая вышел человек в маскировочном комбинезоне и бескозырке с надписью "Ростов". Рыжая щетина топорщилась кустиками на его лице вперемежку с веснушками.
- Принимай гостей, разведка! - Шацкий с ходу облапил Косотруба. - Ну дорожка, я тебе скажу!
Валерка освободился из дружеских объятий.
- Тихо, братки, старший лейтенант лежит раненый. Разрешите, товарищ комдив, проведу машины на огневую позицию. Через двадцать пять минут первый залп.
8. СВЕТ ГРЯДУЩЕЙ ПОБЕДЫ
Передовые наблюдатели из пехотных полков поливановской дивизии видели своими собственными глазами, как в расположении противника, далеко за передним краем, начали рваться десятки снарядов. Горы сотрясались от грохота. Сверху, прямо из облаков, с вершины, задернутой сырой пеленой тумана, обрушивались залпы гвардейских батарей.
Генерал Поливанов без шинели и фуражки сидел на своем командном пункте, положив руку на плечо радиста. С передовых НП сообщали открытым текстом: "Залп лег в расположении альпийского полка "Тюрингия". Все заволокло дымом". Генерал чуть наклонил голову, скосив глаза на стоявших рядом командиров:
- Так, так, давай дальше, давай!..
"Немцы оставляют траншеи вдоль железнодорожной линии. Взорван склад боеприпасов", - передавал радист.
Поливанов поднялся, выпрямился, взял поданную ординарцем измятую шинель:
- Ну, теперь пошли!
Выйдя из блиндажа, он услышал совсем близко рев реактивных установок. Прямо с дороги вели огонь боевые машины Сотника. Поливанов вставил ногу в стремя и легко, как юноша, вскинул свое маленькое тело в седло. Кролик пошел частой, деловитой рысью. Вот и траншеи передовой линии. Генерал не слезал с седла, он хотел, чтобы его видели все, потому что много значит для солдата, когда в час смертельной опасности он видит своего начальника, словно заговоренного от пуль.
Старый солдат презирал показное молодечество: "Велика важность рискнуть одной головой! А вот ты попробуй пережить и преодолеть и страх, и боль, и щемящее чувство риска за тысячи голов и сердец, в которые вселилась твоя воля!" Но сейчас, сегодня, надо было находиться здесь, с людьми, потому, что этот момент должен запечатлеться навеки в сердце каждого поливановца. Пусть помнят они, как отбили назад железнодорожный разъезд между двух гор, как бежали от их штыков оглушенные залпами альпийские стрелки. Пусть озарится этот тусклый осенний день светом грядущей большой победы. Будут еще и трудности, и временные поражения, и голод, и холод, но уже не вернутся те дни, когда катились на восток дивизии и армии, оставляя один рубеж за другим. Пусть мало еще пушек, пусть еще не слышно в небе наших самолетов. Это придет. Это будет. Куда важнее то, что люди уверились в своих силах, что созрело в человеческих душах наше наступление, как созревает крепкий и здоровый плод на здоровом дереве, даже если поранили его тело жестокие морозы.
Генерал поднялся на высотку, где недели две назад он встретился с Арсеньевым. Арсеньев снова был тут. Он направлял огонь двух дивизионов, которые прокладывали путь наступающим подразделениям шахтерской дивизии. Немцы вели огонь по высотке из артиллерии крупного калибра. Снаряды врезались в склон, подымая грязевые каскады. Эта вражеская батарея была в недосягаемости для артиллеристов поливановской дивизии и гвардейских дивизионов Арсеньева. Но еще вчера занес ее на свой планшет старший лейтенант Земсков, когда, карабкаясь по горам, как дикие козы, его разведчики уточняли расположение огневых средств врага.
Земскова везли на тряской полуторке в обратный путь через Лысую гору, а в Хуторе Красном командир дивизиона Николаев отмечал на планшете Земскова уже накрытые цели.
Дождь перестал. Облако с серой горбатой спиной и оранжевым брюхом сползало с макушки Лысой горы в золотистый разлив заката.
- Ну, еще один залп. Цель номер двенадцать.
Николаев обвел кружком крупнокалиберную батарею, спрятавшуюся глубоко в складках гор. Ее не видно было отсюда, но твердая рука разведчика отметила на планшете все, что надо артиллеристу: буссоль и прицел.
Двух минут было достаточно для подготовки данных. Николаев учел высоту своей огневой позиции, определил необходимую плотность огня и подал команду. Восемь командиров установок взялись за рукоятки на пультах управления боевых машин. Машины стояли шеренгой на каменистой площадке у самого обрыва, а чуть правее колыхался на шесте, воткнутом в расселину между камней, розовеющий в закатных лучах Военно-морской флаг.
