Иван Ле - Хмельницкий (Книга вторая)
- Как это - в Киев, если егомость пан польный гетман, кажется, советовал пану конюшему поехать в Краков? - спросил маршалок.
Богдан удивленно пожал плечами, отойдя от снаряженного в дорогу коня, подаренного ему гетманом, и вопросительно посмотрел на маршалка:
- В Краков? Зачем мне ехать в Краков? Ведь родом я с Украины, с Приднепровья!
- Пану гетману виднее. По-видимому, и он знает, откуда пан конюший родом.
- Только это и передал мне пан польный гетман? Или, может, сказал еще, и к кому следует обратиться в Кракове, если так таинственно перехожу к нему на службу?
Маршалок почувствовал раздражение и злую иронию в словах конюшего, к которому он с первых дней службы относился с большим уважением.
- Не понимаю, что в моих словах было оскорбительного? Пан Богдан может охать, куда ему заблагорассудится. Это его дело и меня не касается. В такое время не мудрено и к Люциферу в ад попасть... Да сохранит вас матка боска!
Маршалок резко повернулся и ушел. Словно сраженный этими словами, Богдан в тот же миг опомнился. Зря обидел человека.
Торопясь, привязал коня и побежал догонять маршалка. А тот быстро шел, то закладывая руку за борт кунтуша, то раздраженно опуская ее, и Богдан понял, что старик нервничает.
- Przepraszam bardzo, pana Wojceha! [Прошу прощения, пан Войцех! (польск.)] Я был занят своими делами и невнимателен к вам. Прошу простить меня великодушно. Моя ирония адресована лишь Конецпольскому...
- А, ничего... - махнул рукой маршалок, но все же остановился, посмотрел на взволнованного юношу.
- Клянусь, пан Войцех. Разумеется, я еду в Киев, где попытаюсь разыскать хоть друзей, раз потерял родителей. Вы должны понять меня... Я хочу осесть на родной земле, поехать в Чигирин. Там мой родной дом... похозяйничать надо в усадьбе отца. Ничего другого у меня и в мыслях не было, хотите верьте, хотите нет! А сообщение пана Войцеха о Кракове... по воле гетмана, конечно, меня возмутило. Пан Конецпольский совсем иначе хотел бы распоряжаться моей судьбой. Именно поэтому меня не прельщает никакая служба в Кракове.
Слушая трогательное признание конюшего, маршалок все реже поглядывал на дом Потоцких, куда он так спешил, оскорбленный. Окинул Богдана долгим взглядом и, выслушав его извинения, улыбнулся, решительно подошел к нему и пожал протянутую руку. Мир!
Хозяева беседовали с ним еще до встречи пана Богдана с польным гетманом в беседке: маршалок предусмотрительно огляделся вокруг, призывая этим и своего собеседника быть осторожнее. Польный гетман не уверен, что именно на службе конюшим пан найдет свое место среди знатных поляков. Да и жених паненки Елизаветы, по-видимому, невзлюбил пана Богдана. Поэтому польный гетман и считает, что пану следует перейти на сугубо королевскую военную службу, возможно в тех же казацких полках, в которых сейчас просеивают, словно через сито, неугодных шляхте людей... Не удалось же покойному чигиринскому старосте Даниловичу это сделать в приднепровской Украине...
- Покойному Даниловичу? - искренне удивился Богдан.
- Да, уважаемый пан, примерно с неделю тому назад мы получили эту печальную весть. Разве пан конюший не заметил траура в доме? Нет ни званых обедов, ни танцев. Староство теперь без хозяина. А покойный приходился шурином польному гетману по первой жене. Король сейчас щедро одаряет пана Конецпольского - очевидно, староство перейдет ему. Значит, и во всем старостве произойдут большие перемены. Неужели пан конюший не слыхал о смерти своего уважаемого старосты? Его жена, любимая дочь пана Жолкевского, и ее сын Станислав, по-видимому, уговорят пана гетмана помочь им навести порядки в старостве. А управляющий польного гетмана сейчас находится в Кракове. Вот поэтому я и думаю, что вам следовало бы прежде поехать в Краков, чтобы воспользоваться расположением пана Конецпольского.
- Да, да. Это и в самом деле проще всего... Сердечно благодарен вам, пан Войцех, за это сообщение... Но все же...
Богдан вдруг умолк на полуслове, посмотрел на оседланного коня. Все чужое, панское. Подарок хитрого иезуита!..
- Мне уже пора, пан Войцех. Нашему брату все равно где служить, покуда наша жизнь зависит от пана старосты. Надеюсь, что у нас с вами и в будущем сохранятся хорошие отношения! - Еще раз протянул руку, теперь уже на прощание. - И все-таки я еду не в Краков, а... на Днепр, уважаемый пан Войцех! Прошу так и доложить Потоцкому.
И вернулся к оседланному рыжему коню, который нетерпеливо бил передними ногами.
Маршалок дружелюбно снял с привязи поводья и подал их Богдану. Отошел немного в сторону, чтобы полюбоваться, как садится казак в седло. При нем простая австрийская сабля. К седлу привязаны сумки с пожитками. В осанке всадника ничего не осталось от замкнутого в себе, всегда озабоченного службой недавнего конюшего.
Прижал шпоры к бокам, и конь рванулся точно ужаленный, Казак отправлялся в путь.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВЗБАЛАМУЧЕНЫ СТОЯЧИЕ ВОДЫ
1
Чигирин этой мирной осенью был очень многолюдным. Такое не часто бывало, разве что в военные годы.
Чигирин находился далеко от Порогов и Переяслава, а Киев казался чигиринцам уже "другим миром". Здесь собирались казаки перед морским походом, отсюда уходили они и на Дунай. Но даже когда приезжал в Чигирин староста со своими войсками, в городе было значительно просторнее.
Наступила уже осень со слякотью, когда казаки и хлебопашцы готовились сушить стельки на печи, как говорили в Чигирине. Начались ненастные дни, моросил мелкий, холодный дождь. В Чигирин со всех сторон, особенно от Днепра, прибывали казаки. Они шли группами, десятками, а то и в одиночку. Возмущенные нападением королевских гусар под Киевом и постоянными столкновениями с польскими войсками на дорогах и селах, казаки особенно были поражены несправедливостью в выплате им денег. Королевское правительство, вместо того чтобы отблагодарить казаков-украинцев за их участие в победе над турками под Хотином, стало на путь провокаций под Киевом и Кагарликом. И вооруженные украинские крестьяне не видели иного пути, как идти к казакам. Король и шляхтичи стремились снова заставить крестьян взяться за панский плуг, сделать их своими крепостными. Именно потому, что считают их своими крепостными, шляхтичи не заплатили им за участие в кровавых боях под Хотином. Король и польская знать упорно и настойчиво старались ограничить число реестровых казаков.
В такой обстановке и стали распространяться по Украине слухи о большом походе казаков за "казацким хлебом". Это одобряло воинов, вселяло надежду на сохранение казацкого положения для всех вооруженных во время Хотинской войны крестьян-казаков.
Единственная чигиринская корчма не могла вместить всех желающих. Вооруженные люди укрывались от холодного осеннего дождика под крышей сараев, а то и прямо в овинах хлебопашцев. Непогода предвещала скорое наступление зимы, а значит, и вынужденной передышки, затишья. Не на казацкий Круг собираться бы в такую пору. Даже священник вдруг затеял в церкви службу, давая приют многим пришлым казакам.
Но никому в голову не приходило, что именно из-за непогоды собрались в Чигирин вооруженные люди. Как известно, и прежде перед большими походами казаки всегда съезжались в определенном месте. Нечто подобное происходило и сейчас.
- Тьфу ты, мать родная, что тут творится, в этом Чигирине! - воскликнул пожилой запорожец Онысько, обращаясь к моложавому казаку. С ним он только что вошел в город, приехав с Сечи.
- А можно мне спросить у кого-нибудь, где мой батько? - спросил Данило, впервые приехав из Запорожья в Чигирин.
Онысько разрешил. Посоветовал не забираться далеко, поскольку дождь все усиливался. Укрылись от дождя под широким навесом сарая. Были благодарны хозяину за то, что коней разрешил поставить в сарай.
Одетый в отцовский запорожский жупан, Данило чувствовал себя как на большом празднике. То, что мокрый от дождя жупан был заметно великоват полы пришлось подоткнуть за пояс, - юноша не замечал. Зато на поясе турецкая сабля, за ним пистоль, хотя и незаряженный, а на персидской цепочке игриво болтался рожок для табака! Все это вызывало у юноши приподнятое, воинственное настроение. Он думал, что такое же впечатление производит и на встречных казаков. И сразу оторопел от первых насмешек старших, измученных долгой дорогой и непогодой казаков. Хотя казаки и торопились, но они заметили забрызганного грязью юношу, и кто-то насмешливо спросил:
- Ты смотри, там мать хворостинку для тебя приготовила. Задаст она тебе, казаче, за то, что испачкал отцовский праздничный жупан.
- Ха-ха-ха! - раздалось вокруг.
Данило смутился, попятился под крышу корчмы. Его смуглое лицо еще больше потемнело, покраснев от стыда и злости. Черные глаза, казалось, метали молнии на обидчиков. Точно загнанный звереныш, ежился он от оскорбительного смеха.
- Чего заржали, как на свадьбе у шляхтичей? По чарке все равно не дадут за это. А по... заднице огреть вас мне, младшему, неудобно. Нашли над чем смеяться.
