Борис Греков - Грозная Киевская Русь
1. Управление племенем советом вождей, избранных родами. Эта форма господствовала по общему правилу у племен, стоящих на низшей ступени варварства.
2. Координирование между советом вождей и высшим военачальником. Этот порядок сложился на средней ступени варварства.
3. На высшей ступени варварства наблюдается управление советом вождей, народным собранием и высшим военачальником.
Этот порядок продолжал существовать до «учреждения политического общества», т. е. государства.
«По общему правилу совет (вождей. — Б. Г.) был открыт для каждого частного лица, пожелавшего высказаться на нем по поводу общеизвестного дела… Но решение выносилось советом».
Так как совет избирался племенем пожизненно, но члены его могли всегда быть смещены, то, естественно, в совете «народный элемент неизбежно должен был иметь доминирующее влияние»[403].
Появление государства изменяет эту систему.
Начальный момент в истории образования государства Энгельс для германского общества изображает в следующих чертах:
1. «Наступил момент для превращения власти военного вождя в королевскую власть, и это превращение совершилось». 2. «Совет старшин, если он давно не исчез, не мог бы собираться и был вскоре заменен постоянными приближенными короля». 3. «Старое народное собрание продолжало для вида существовать, но также становилось все более и более собранием лишь низших военных начальников и вновь нарождающейся знати»[404].
Конечно, в разных частях Европы, у разных народов от этой схемы, естественно, должны были быть некоторые отклонения, но в основном эти этапы в развитии государственной власти верны и для других народов. Древнейшие и притом достаточно ясные сведения о политическом строе славян мы имеем у Прокопия (середина VI в.): «Славены и анты, — пишет он, — не управляются одним лицом, но с давних времен живут в демократическом правлении, и поэтому у них всякие дела решаются общим собранием». Об этом общем собрании (вече) Прокопий рассказывает по поводу событий, связанных с именем греческого воеводы Хилвудия. Для решения вопроса собрались «почти все анты». Они решили действовать сообща. Тут же они принуждают псевдо-Хилвудия принять на себя роль подлинного Хилвудия и намечают поход на Византию и подунайских славян.
Маврикий (конец VI в.) характеризует славян приблизительно так же: «Они не имеют правления, — пишет он, — и живут во вражде между собою: у них много начальников, которые не живут в мире, поэтому полезно привлекать некоторых из них на свою сторону обещаниями, словами или подарками, в особенности ближайших к нашим границам, и тогда нападать на других славян, чтобы общая война их не спаяла и не объединила под одну власть»[405].
У Иордана (VI в.) мы имеем очень интересное сообщение о наличии у антов князя или короля (гех), который упоминается здесь вместе с 70 старейшинами, вождями (primates). Остготский Винитар воюет с антами, анты его бьют, но потом ему удается взять их князя Божа (regem eorum Boz nomine) в плен. Этого Божа вместе с сыновьями и 70 старейшинами он распинает[406].
Анты, вне всяких сомнений, — славяне, жившие на территории современной Украины и севернее ее. Бож, несомненно, — военачальник значительных сил, старейшины — едва ли не вожди, избранные родами. Трудно как-либо иначе понять эти сообщения.
Перед нами родовое славянское общество высшей ступени варварства.
В X в. существование Киевского государства тоже не вызывает у нас никаких сомнений. Тут, как мы уже видели, налицо власть киевского князя с подчиненными ему князьями и боярами. Имеется при князе совет старейшин, в экстренных случаях, быть может, в городах собирается и вече (точных сведений у нас нет), но, во всяком случае, это уже не то вече, о котором упоминал Прокопий. Ни в X в., ни в первой половине XI в. для развития вечевого строя благоприятных условий в Киеве нет. Власть киевского князя слишком сильна, город политически еще слишком слаб, чтобы рядом с нею могло процветать городское вече. Если не считать исключительных случаев, известий о вечевых собраниях в X в. у нас нет. Исключительные случаи я вижу в описании двух осад городов печенегами (Киева в 968 г. и Белгорода в 997 г.) в отсутствие князей с их дружинами.
Под 968 г. описывается осада печенегами Киева в то время, когда Святослав с войском воевал в Болгарии Дунайской. В описании этой осады ни разу не называется вече, но оно как бы подразумевается. Осажденные оказались в безвыходном положении. «И въстужиша людье в граде и реша: „Несть ли кого, иже бы могл на ону страну дойти и рещи им: аще не подступите заутра, предатися имамы печенегом“. И рече один отрок: „Аз прейду“; и реша: „Иди“». Перед нами народное совещание, на котором обсуждается тяжелое положение киевлян и способы спасения. Другой подобный случай — осада печенегами Белгорода. Сообщение о событиях 997 г., несомненно, легендарного характера. Оба события записаны позднее, уже в XI в. Во втором случае вече называется полным своим именем.
В рассказе об осаде Белгорода отмечены некоторые черты городского строя X в., надо думать, сильно переплетенные с фактами того же рода XI в. Тут мы имеем старейшин градских и людей — горожан. Нетрудно заметить руководящую на вече роль старейшин градских. Белгород — это княжеский любимый город-замок. Осада его печенегами происходит в отсутствие князя и дружины. Горожанам пришлось выдержать осаду и проявлять свою инициативу. Собирается вече; оно выносит решение о необходимости сдачи города. Один старец, не бывший на вече, но имевший свой собственный план защиты города, желает приостановить решение веча и обращается с этой целью к «старейшинам градским». Старейшины с радостью отменяют вечевое решение. («Они же ради обещашася послушати».) Надо думать, что если они с такой легкостью отменяют решение веча, то, очевидно, они, во-первых, очень активно участвовали в принятии первого решения и, во-вторых, имели силу провести отмену решения. Для суждения о вече с этими фактами, конечно, необходимо считаться, но с серьезными оговорками. Необходимо также обратить внимание и на другую сторону дела: если бы был здесь в это время князь с дружиной, едва ли бы вообще понадобилось собирать вече. Князь с дружиной действовали бы по собственной инициативе, как это вытекает из многочисленных аналогичных случаев. Как правило, в X в. при наличии князя в городе вече не встречается. При князе мы видим всегда совет старейшин города, или, иначе, старцев градских, бояр и дружину.
Со старейшинами и боярами Владимир решает вопрос о принятии христианства, по совету старцев и бояр он отправляет послов в Византию для ознакомления с христианским культом, перед ними же, старцами и боярами, отчитываются эти послы в исполненном поручении, князь со старцами и боярами решает вопрос о преимуществах вир перед местью. Летописец, подводя итоги политической деятельности Владимира, говорит о нем так: «Бе бо Владимир любя дружину и с ними думая о строи земленем, и о ратех, и о уставе земленем»[407]. Но нельзя все-таки сказать, что народ безмолвствует даже в это время наибольшей силы княжеской власти в Киеве. Мы уже видели, как этот народ вел себя в осажденном печенегами Киеве в 968 г. «Люди» киевские активно участвуют в различных киевских событиях, хотя и не играют здесь решающей роли. Под 983 г. в летописи записан рассказ о двух варягах-христианах, сыне и отце, погибших вследствие нежелания отца выдать своего сына в жертву языческим славянским богам. По предложению «старцев и бояр» был брошен жребий, который и выпал на юношу-варяга. Когда же отец его решительно отказался принести в жертву своего сына, посланные от «старцев и бояр» обращаются к «людям» («…шедше поведаша людем»), и эти «люди» «вземше оружие, поидоша на нь (варяга) и роззяша двор около его»[408].
Конечно, это не вече. Это не народное собрание, но все же — народная масса, энергично реагирующая на создавшееся положение. Под 987 г. сообщается в летописи аналогичный факт. «Старцы и бояре» сообщают свои впечатления о религиях разных стран и народов в присутствии князя и народа: «И бысть люба речь (их) князю и всем людем», конечно, тем, которые здесь присутствовали в это время. Конечно, и здесь нет никакого веча. Это люди, которых часто приглашал к себе Владимир. Под 996 г. летопись рассказывает, как Владимир праздновал крупные события своего княжения: после постройки Десятинной церкви он «створи праздник велик в то день боляром и старцем градским…», после победы над печенегами он «сотвори праздник велик, варя 300 провар меду, и созываше боляры своя и посадникы, старейшины по всем градом и люди многые, на Успенье св. Богородица, и ту пакы сотворяше праздник велик», сзывая «бещисленное множество народа…»[409] «И тако по вся лета творяше». Нужно помнить, что рассказы эти не современны своим сюжетам. Кого подразумевать под этим народом, мы точно сказать не можем. Ясно все-таки, что это — не бояре, не старейшины, не посадники, т. е. не верхи киевского общества, а городские люди, очевидно, те самые, которые несколько позднее будут говорить с князьями иным языком и при иных политических условиях. Необходимо здесь подчеркнуть, что даже самый сильный из князей этого периода нашей истории считается с городской массой и, по-видимому, не считаться не может. Так дело обстояло в Киеве. Но не будем забывать, что «империя Рюриковичей» — империя «лоскутная», т. е. не спаянная в единый крепкий организм, не монолитная и в смысле этническом, и в смысле стадиальности развития своих частей.
