Анри Перрюшо - Жизнь Тулуз-Лотрека
С картинами, которые попали к доктору, расправилась его служанка: сперва она разжигала огонь подрамниками, затем пошли в ход и холсты - их пустили на тряпки. Уничтожив таким образом два десятка картин, служанка решила, что остальными можно заткнуть щели в ее домике в Савойе. Что она и сделала.
В конце концов сохранилась только одна картина. Доктор Бийяр почему-то сберег ее. В 1914 г., рассказывая эту историю одному журналисту "Л'Эклер", доктор признался, что и последнего полотна он лишился. "Один мой пациент уговорил меня обменяться с ним, и я отдал ему полотно за чепуховую картину, которую берегу до сих пор: пусть она напоминает мне о том, как я упустил состояние, которое было у меня в руках, как я был слеп и глух". И доктор меланхолично добавил: "Один мой Лотрек, единственно выживший из восьмидесяти семи, которого я обменял на мазню ценой в сорок су, был в дальнейшем продан за восемь тысяч франков".
Да, живопись не изменила его долю. Когда он посвятил себя такому неблагодарному делу, как искусство, он думал, что упорный труд поможет ему стать крупным художником и он обманет свою судьбу, он надеялся, что искусство спасет его. Но разве человек сам может знать, что он крупный художник? Ведь мы видим себя глазами других. И потом, почему крупный художник обязательно должен быть счастлив?
Как-то в пятницу вечером Лотрек, Анкетен и еще несколько товарищей по мастерской Кормона шли ужинать в "Ра-мор" и на улице Дуэ встретили Дега. "Как я рад вас видеть! - воскликнул Дега, обращаясь к Лотреку. - Я только что от Дюран-Рюэля. Мне показывали ваши вещи. Это совсем недурно. В них есть лицо, характер, да, да характер, - говорил этот желчный человек, постукивая ногой по тротуару. - Я вас поздравляю. Я счастлив, что посмотрел ваши работы. Великолепно! Работайте! У вас чудесный талант..." Высказавшись, этот мизантроп замолк и удалился. Все молча продолжали путь. Лотрек, пораженный неожиданной похвалой, столь несвойственной Дега, был взволнован до слез. Пройдя немного, он спросил Анкетена: "Как ты думаешь, он сказал все это серьезно?" И Анкетен, как всегда, уверенный лишь в своей гениальности, бросил свысока: "Да неужели ты не видел, что он издевается над тобой!" Один из друзей возмутился и налетел на Анкетена, но все-таки слова последнего оставили след в душе Лотрека, и он уже не верил в искренность Дега 1.
1 Рассказано Жанесом.
Может ли живопись что-то изменить? Пишут за неимением лучшего. Лотрек вложил в искусство свою любовь к жизни, все свое горячее стремление спасти себя. И чего же он добился? Магические чары искусства потеряли для него свою силу. Зачем творить, зачем трудиться?
В новой мастерской Лотрек взялся за портрет Поля Леклерка. "Подготовочка", - подмигивая, любил говорить он, принимаясь за какое-нибудь дело, будь то попытка соблазнить женщину или начало нового холста. Теперь "подготовочка" затягивалась. Леклерку пришлось в течение четырех или пяти недель приходить в мастерскую и неподвижно сидеть в одном из плетеных кресел. Лотрек, надвинув на глаза зеленую фетровую шляпу, "чтобы сконцентрировать свет и избежать теней" 1, садился за мольберт, изучал свою модель, клал на картон три-четыре мазка, напевая какую-нибудь игривую песенку, откладывал кисть и вставал: "Хватит!.. Погода слишком хороша!"
И они вместе с Леклерком отправлялись по кафе 2.
Навсегда ли кончилось время плодотворных поисков? Все длительные посещения "Ла сури" дали Лотреку лишь несколько сюжетов для литографий, среди которых меню, украшенное изображением бульдога мадам Пальмиры.
Эта собачья морда вызвала у тридцатидвухлетнего Лотрека такой же восторг, как если бы он был мальчишкой. Да и вообще казалось, будто художник стремится вернуться к своему прошлому, вспоминает, каким он был когда-то. Он снова взялся за тему публичных домов, сделал на литографском камне портрет венки Элизы, обитательницы дома на улице Мулен. В этой литографии он достиг небывалой легкости. Вспомнил он и о "Мулен Руж", где не бывал уже много месяцев, и, использовав композицию одной из своих старых картин, изобразил на литографском камне сцену в этом кабаре.
Впрочем, тоска и воспоминания перенесли Лотрека в еще более ранний период его жизни, в замок Боск, в сказочный мир детства и юности. Снова, как пятнадцать лет назад, он увлекся лошадьми и экипажами. Воллар заказал ему цветную литографию для одного из своих "Альбомов художников-граверов" 3, и Лотрек обратился к теме, с которой начинал своей творческий путь: он нарисовал "Английский шарабан", поразительно передав движение. Он сделал еще одну литографию - "Экипаж, запряженный цугом".
"Я напишу таких красавцев скакунов", - сказал когда-то Лотрек отцу. "Да, намалевать их на бумаге ты можешь", - ответил ему граф Альфонс.
Живопись ничего не заменила. Зачем продолжать игру?
В этот период Лотрек пишет несколько ню - рыжих женщин. Мрачные, желчные, тяжелые картины. От тел этих женщин "в красных и зеленых прожилках" 4 веет могилой.
1 Поль Леклерк.
2 "Я совершенно точно помню, - пишет Леклерк, - что позировал в общей сложности не более двух-трех часов".
3 Из воспоминаний Воллара: "Однажды вечером, когда я вернулся домой, прислуга сказала мне: "Недавно приходил какой-то странный господин, маленький такой. Я ему сказала, что мсье Воллара нет, и спросила, что передать вам, как его зовут, но он ничего не ответил, взял валявшийся кусочек угля и нарисовал на обратной стороне картины, которая стояла прислоненная к стене, человечка. Потом ушел". В то время Боннар работал над декоративным холстом для моей столовой, и вот на обратной стороне одного из его этюдов Лотрек вместо визитной карточки набросал свой силуэт".
4 Ж. Лассень.
* * *
Часть лета 1897 года Лотрек провел в Вильнёв-сюр-Ионн, у Натансонов. Там он написал два портрета Мизии - один в домашней кофте, второй - за пианино. Раз по десять в день он просил Мизию сыграть ему одно и то же произведение: "Афинские руины" Бетховена. "Ах, какая это прелесть, "Руины"! Еще раз "Руины", Мизия!"
Художник и молодая женщина часто уходили в сад поваляться на траве. Там они играли в игру, которая в равной мере развлекала обоих: Мизия садилась на землю, прислонившись спиной к дереву, и читала или делала вид, что читает, а Лотрек, вооружившись кистью, щекотал ей ступни, на которых, как он утверждал, он видел "воображаемые пейзажи". Эта игра могла продолжаться много часов.
Сколько женщин так никогда и не узнали, как их любил Лотрек!
Однажды утром Натансоны были разбужены выстрелами, доносившимися из комнаты Лотрека.
В ужасе они бросились туда.
Лотрек, сидя на корточках на кровати, стрелял в паука, который в противоположном углу комнаты плел свою паутину.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Собака в очках
(1897-1901)
I
МАДРИДСКИЙ КУРОРТ
Не жди меня сегодня вечером, ибо ночь будет черна и бела.
Жерар де Нерваль. "Последнее письмо"
У друзей Лотрека затеплилась надежда.
В одном баре на улице Вольней какой-то американский генерал с убежденностью новообращенного рассказывал каждому, кто изъявлял желание его выслушать, как ему удалось излечиться от алкоголизма. Добровольно пройдя курс лечения в больнице, этот человек, который раньше целыми днями пил виски, теперь вполне удовлетворялся лимонадом.
"Великолепно, правда?" - восклицал Лотрек, восхищаясь такой силой воли. Он стал часто заходить в этот бар полюбоваться генералом. "А вдруг и на Лотрека подействует пример этого американца!" - думали друзья. Лотрек даже примирился с мыслью, что придется пройти курс лечения в больнице. Он упразднил коктейли и пил только портвейн.
Но радоваться было рано. Вскоре Лотрек стал пить еще больше. Не было ли это вызвано каким-нибудь очередным потрясением? Возможно. Скорее всего, именно так оно и было. Как раз в этот период Лотрек влюбился в одну свою молоденькую родственницу - Алину, которая только что окончила монастырскую школу. Ему показалось, что она отвечает ему взаимностью. Но отец девушки наложил вето на его планы 1.
Лотрек снова запил, запил с остервенением. Казалось, вспоминает Жуаян, он стремился доконать себя. Он почти совсем забросил работу 2. В начале 1898 года в письме к своему троюродному брату Роберу де Монкабрие, молодому художнику, которому он помогал советами, Лотрек с озлоблением говорил об "отвратительной профессии художника".
1 Из воспоминаний Алины Сёре де Ривьер, записанных Франсисом Рико.
2 За 1898 год, по свидетельству Жуаяна, было написано всего четырнадцать картин.
Правда, в январе, поддавшись уговору Морена, Лотрек решил попробовать новую технику - гравировать сухой иглой, но после нескольких опытов (девять гравюр 1, из которых, кстати, не все удачны: они были выполнены на цинке, купленном в первой попавшейся скобяной лавке) он забросил это занятие. Однажды в его мастерскую зашел Гози, с которым Лотрек давно не виделся. "Мне показалось, - рассказывал потом Гози, - что я попал на склад картин. В мастерской был порядок, картины аккуратно прислонены к стене, на мольберте ничего не стояло. Я почувствовал себя в пустыне".
