Вера Бокова - Повседневная жизнь Москвы в XIX веке
Помимо Рядов и разбросанных по городу лавок Москва имела в XIX веке множество рынков, торговавших всем, что только могло понадобиться городскому человеку, — и провизией, и вещами, новыми и подержанными, и домашними животными, и дровами, и многим другим. У Красных ворот и Страстного монастыря торговали сеном, в Миусах, близ Тверской заставы, на Каланче и в Покровском на берегу Москвы-реки — лесом, на Семеновской (нынешней Таганской) улице напротив Покровского монастыря — овсом.
На Конной площади велась торговля лошадьми. Сама площадь была в то время обширным, до квадратной версты, немощеным пространством, покрытым осенью и в дождь густой вязкой грязью. Посередине площади находились «прясла», в которых устанавливали выведенных на продажу лошадей. Торги проходили в среду и воскресенье, и на них, особенно по воскресеньям, собиралась уйма народу — и барышники (продавцы), и покупатели, и любители, и так, ротозеи. Главными действующими лицами в конной торговле были цыгане, многие из которых и жили неподалеку, в Донской слободке, вблизи Донского монастыря. «Цыгане, эти маклеры при покупке и продаже лошадей, усиленно орали, стараясь криком убедить покупателя в добрых качествах лошади. Без них, действительно, пришлому человеку нельзя было ни купить, ни продать лошади»[228], — вспоминал современник.
В ближайшем соседстве с Конной площадью имелись еще два специализированных рынка — Коровий и Дровяной.
Были в Москве рынки общегородского значения — Сухаревский, Смоленский; были продуктовые рынки почти в каждом районе: Немецкий, Зубовский, Таганский, Покровский, у Калужских ворот, у Тверских ворот, Зацепский, Полянский, Арбатский, у Земляного вала, у Серпуховских ворот, а во второй половине века появились еще Рогожский, Красносельский и Даниловский.
Все они имели стационарные лавки, торговавшие ежедневно, а по базарным дням — средам, пятницам и воскресеньям — здесь велась «возовая» торговля молоком, овощами и зеленью от огородников, грибами, битой птицей и прочим — дешевле, чем тут же в лавках. Основными покупателями рынков была публика небогатая, но товар имелся на всякий вкус и кошелек Особенно выделялись своим ассортиментом Немецкий и Таганский рынки, где имелись всех сортов и видов дичь и мясо, любая рыба, всяческая гастрономия, фрукты — от яблока до кокосового ореха, десятки сортов чая. «Тут были богатые мясные, мучные и колониальные лавки, где можно было найти все, что могло бы удовлетворить самый тонкий гастрономический вкус»[229].
В первую очередь продаваемые на рынках продукты приходили из-под самой Москвы, из тогдашнего ближнего Подмосковья. Молоко поступало из Ростокина, Марьина, Медведкова, Алексеевского, Строгина, Павшина и Тушина. Рано утром в город из этих сел чередой устремлялись повозки-полки, уставленные бочками или баклагами и кувшинами с молоком и жестяными же кувшинами со сливками. Продавали молоко, конечно, и в мелочных и зеленных лавках, но горожане предпочитали рыночное, считая, что оно свежее, и подозревая, что лавочники его разбавляют. К тому же на рынке все молочные продукты можно было пробовать, а стало быть, существовал выбор.
Фруктами Москву снабжали преимущественно села Дьяково и Беляево, где были обширные, прежде всего яблоневые, сады. Из Царицына прибывала на рынки лучшая малина, из местности близ Воробьевых гор — первоклассная вишня.
Овощи шли из Коломенского, Новинкина, Нагатина, Царицына, Выхина и Кожухова, где на заливных лугах разбиты были бесчисленные огороды. Полоть огороды нанимались тверские бабы и девки, получавшие за день работы 30 копеек; убирать — туляки, которым платили по 70 рублей за сезон на хозяйских харчах. Выращивались огурцы, картошка и невероятное количество капусты, большая часть которой шла потом в засолку.
Молодая картошка немедленно поступала на продажу: выкопав поутру, ее тут же мыли, загружали в корзину, вместе с которой заходили в реку, а потом грузили на возы и отправляли в город, как раз поспевая к 7–8 часам, когда на рынок шли основные покупатели.
Свежих огурцов Москва потребляла сравнительно немного. В основном этот овощ горожане покупали на засолку или уже прямо соленым. Подмосковные огородники заготавливали впрок огромное количество соленых огурцов — каждый насаливал с десяток кадок по 10–12 тысяч штук в каждой.
Капустная страда начиналась осенью. Квасили капусту в «дошниках» — больших деревянных чанах, почти целиком врытых в землю либо в особом сарае, либо прямо на огороде. В каждый дошник входило по 1500 ведер капусты и 30 пудов соли, а каждый владелец огорода заготавливал в среднем по 5–10 дошников. Рубщики, или «рубильщики», капусты работали артелью и перерабатывали в день по 7–8 корыт, по рублю с корыта. Каждое корыто размером в 2 сажени длины (около 4 метров), полтора аршина ширины (около 1 метра) и 5 четвертей глубины (около 80 сантиметров), вмещавшее по 70 пудов капусты, обслуживало по 8 человек Заполненный чан закрывали досками, затем рогожами и так оставляли на зиму. Спрос на кислую капусту в Москве был очень велик и постоянен: ею бойко торговали даже летом.
В целом огородный промысел был довольно выгоден: считалось, что каждое подмосковное хозяйство получало от него доходу от 500 до 3–5 тысяч рублей в год.
Самый крупный оптово-розничный овощной рынок находился в середине и второй половине девятнадцатого века на Болотной площади (или попросту Болоте). Это место долгое время было заливным лугом, на котором ничего не строили и лишь проводили в восемнадцатом веке народные праздники.
С устройством Обводного канала территория Болота была осушена, грунт получил устойчивость и это пространство стало использоваться как торговое место. При Николае I здесь были поставлены каменные лабазы, подвоз к которым был со стороны «канавы» водой. Зимой обширная площадь была вся заставлена обозами с зерном и мукой. Здесь производили торговлю, в частности, тульские и рязанские помещики, которые зачастую вывозили на Болотную площадь почти весь свой урожай. Помимо зерна и муки торговали также пряниками и баранками.
Через несколько десятилетий оптовый хлебный торг переместился к китайгородской стене на берег Москвы-реки, где сплошной вереницей от Воспитательного дома до Москворецкого моста тянулись лабазы, а на Болоте развернулся обширный зеленной рынок, где продавали овощи, фрукты и ягоды как оптом, так и в розницу, как с возов, так и в открытых «лавках» (а точнее, из-под навесов, разделенных на места, сдававшиеся в аренду городской думой). По базарным дням — в среду, пятницу и воскресенье — сюда уже с ночи, часов с двух, съезжались «маклаки» — оптовые торговцы, владельцы зеленных лавок, разносчики. Немало покупателей было и из других мест, даже из Петербурга.
С семи-восьми утра шли розничные покупатели, и к этому времени на Болоте появлялись многочисленные мелкие торговцы. Зеленый лук продавался пучками по 10 луковиц на 2–3 копейки, или два «гнезда» на копейку; свекла, петрушка, репа, сельдерей и лук-порей тоже шли пучками, по 10 корешков в каждом. Как и везде в Москве, торговцы громко выкликали свой товар:
— Капусты, свеклы, моркови, репы не надо ли?
Ничего не кричали только продавцы квашеной капусты, справедливо считая, что она «сама себя хвалит». «Капустники» молча сидели возле своих возов, на каждом из которых громоздилось по два здоровых чана. Продавали они свой товар ведрами — по 20 копеек каждое. Покупатели капусту обязательно пробовали.
После двух часов дня, когда наплыв публики спадал, не расторговавшиеся продавцы на своих возах разъезжались по городу и торговали «на крик», как разносчики.
После того как были открыты новые Верхние ряды, временные металлические лавки с Красной площади перенесли на Болото.
Полувосточный характер московской торговли на рынках ощущался очень сильно. Везде торговались, но на рынках это делали особенно яростно и упорно и можно было снизить цены в 3–4 раза — запрос здесь был совершенно безбожный.
Вообще всякий московский рынок был сложным организмом, включавшим в свою орбиту множество так или иначе кормившихся на нем людей — производителей, лавочников, рыночных торговцев, барышников, перекупщиков, возчиков, уборщиков, трактирщиков, содержателей разного рода гостиниц и постоялых дворов. Даже всю территорию, примыкавшую к рынкам, в Москве так и называли — «рынок». «Немецкий рынок» распространял свое влияние на существенную часть Немецкой слободы с улицами Немецкой, Ладожской и Ирининской; «Смоленский» — на изрядное количество арбатских и примыкавших к Москве-реке переулков и т. д., поэтому для московского уха выражение «живет на Смоленском, либо Полянском рынке» было привычным и удивления не вызывало.
Кормились на рынках и бесчисленные жулики: дергали за рукав нищие и попрошайки, шныряли карманники, фальшивое золото какие-то проходимцы продавали «задешево» под видом настоящего («потому что деньги срочно понадобились»), устраивались своеобразные азартные игры, в которые почти никогда нельзя было выиграть.
