Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин
Но пока Вронский-Карасев добирался до Тюмени, колчаковский фронт рухнул, чтобы никогда уже не возродиться.
В селе Колывань, расположенном на Чаусе, левом притоке Оби, всего в 45 километрах от Новониколаевска (сейчас Новосибирск) чекист-прапорщик выяснил, что хранившиеся здесь запасы платины и золота были использованы в октябре 1918 года по указанию Временного Сибирского правительства для изготовления орденов «Освобождение Сибири» и «Возрождение России». Назначенный комиссаром Томского отделения районной транспортной ЧК, он по составленному описанию этих орденов собирался опознать их среди «золотых и серебряных вещей», изъятых на стоянке бывшего начальника Сургутской уездной милиции Волкова. Но на пристани Дубровино двухпалубный пассажирский пароход «Богатырь», на котором плыли Вронский и председатель Томской Губчека Александр Шишков, был захвачен участниками Колыванского антибольшевистского восстания. Ворвавшись на палубы и в каюты, повстанцы начали грабить пассажиров и команду. Опознали и расстреляли Шишкова. Назвавшийся Карасевым Вронский выдержал допрос с пристрастием — свое служебное удостоверение он предусмотрительно выкинул за борт. Старательно заучиваемые в ноябре 1919 года подробности короткой жизни прапорщика Карасева, расстрелянного в чекистском подвале, спасли жизнь Вронского.
Содержание и направленность его допросов приведены в книге «Были об омских чекистах» (1968) Михаила Бударина, собственного корреспондента газеты «Известия» по Омской и Тюменской областям (с 1944 по 1955 год), ставшего авторитетным специалистом по истории Сибири:
«Оказалось, что допрашивавший Вронского-Карасева “начальник штаба Колыванской народной армии” Забельский тремя годами раньше окончил ту же Омскую школу прапорщиков.
— Кто был в Омске начальником вашей школы?
— Полковник Жарков.
— Кто присутствовал на выпускных экзаменах от штаба округа?
— Штабс-капитан Нерчинов.
— Кого вы знали из командования Омским гарнизоном?
— Войскового старшину Волкова. Он командовал парадом при выпуске из военных училищ Омска.
— В какие увеселительные заведения ходили омские юнкера?
— На Скорбященскую, на Бутырки, на Мокрый форштадт...
— В армии Верховного правителя вы где служили?
— В отделе контрразведки при штабе бригады генерал-майора Ивана Николаевича Красильникова.
— Где в Омске размещался штаб Верховного главнокомандующего?
— В здании коммерческого училища.
— А где стояла бригада генерала Красильникова?
— В главном корпусе сельскохозяйственного училища. В Старой Загородной роще.
— Куда вы доставляли особо важных арестованных? Где размещалась контрразведка Верховного правителя?
— В здании кадетского корпуса.
— А где был секретный отдел контрразведки?
— На улице Тарской в трехэтажном особняке. Рядом с четырехэтажным складом сельхозмашин фирмы “Мак-Кормика”...
— А не припомните ли вы, как генерал Красильников встречал обычно новоиспеченных офицеров? Какой своей любимой фразой?
— Помню. Он говорил обычно в таком случае: “Здравствуй, здравствуй, погон атласный”».
Знание таких деталей военной подготовки и службы в армии Колчака удовлетворило бывшего штабс-капитана Забельского. Но главарь колыванских повстанцев, бывший надзиратель Томской тюрьмы Яковлев-Северский, объявивший себя «полковником», приказал назначенному командовать повстанческой ротой Вронскому-Карасеву утопить ночью в Оби запертых в трюме «Богатыря» председателя Дубровинского волревкома Гавриила Глушкова и других местных коммунистов.
Воспользовавшись этой ситуацией, чекист и речник Вронский предложил капитану «Богатыря» Пленкову разоружить охрану, освободить арестованных и повернуть пароход на Томск.
«— Вы забыли, — возразил капитан. — У мятежников есть еще четыре захваченных парохода: “Барнаул”, “Ермак”, “Мельник”, “Киргиз”. Буксир “Мельник” уже подошел к Дубровино, другие — на ближайших пристанях. На берегу пулеметы, конница. Река петляет. Всадники догонят нас и обстреляют. Убьют в штурманской рубке меня и помощника. Кто судно поведет?
— Я поведу — окончил Рыбинское судоходное...
— А если внизу на Оби встретятся еще суда, захваченные бандитами?
— Тогда и мы поднимем на мачте бело-зеленый флаг. Обманем мятежников. Ближе к делу! Около острова Талового бросаем якорь и захватываем пароход.
Вронский знал: в случае провала конвой расстреляет не только его, но и весь экипаж. Две палубы: на нижней восемь бандитов, остальные девять — на верхней. Один на носу, другой на корме, двое при выходе на палубу слева и справа. Остальные пятеро спят на скамьях. Вронский и старший помощник капитана Скоробогатов приблизились к часовому. Чекист ударил его ломом по голове. Старпом подхватил винтовку. Оружие пятерых спящих отдали матросам. Те обезоружили и связали остальных. Ликвидировали часовых трюма, вывели пленников в коридор. Пересчитали всех охранников: убитых и связанных шестнадцать, семнадцатого так и не нашли.
— Катать якорь! — приказал капитан Пленков. Загремела якорная лебедка, зазвонил телеграф в машинное отделение. — Лево на борт! Полный вперед! Выложить все!»
«Богатырь» устремился вниз по Оби. На берегу разгадали маневр и открыли огонь. На «Мельнике» организовали погоню. По дороге вдоль реки неслась повозка с пулеметом. Рядом всадники размахивали винтовками. Обстрел продолжался до села Вятский Камешек. Потом погоня отстала.
15 июля 1920 года начальник районной транспортной Чека (РТЧК) Сибири и Омской железной дороги Июнин доложил полномочному представителю ВЧК по Сибири Павлуновскому: «От начальника Томской ОРТЧК получена телеграмма. В Томск прибыл пароход “Богатырь”. Командированный в Барнаул на том пароходе тов. Вронский спас от верной смерти 52-х товарищей — членов исполкома и коммунистической ячейки из села Дубровино и ближайших сел... Прошу присвоить пароходу “Богатырь” новое название — “Дзержинский” (что и было сделано. — А. П.)».
Спасенный Вронским руководитель дубровинских коммунистов Глушков вспоминал: «Мы ему доверились. А ведь он был совсем еще мальчик, юноша двадцати лет. Внешне
