Михаил Ульянов - Возвращаясь к самому себе
Нет, я не хочу туда - назад - где у крестьян были потухшие глаза. Я писал уже, как я бро-дил по базару деревенскому, искал типаж для своего Егора Трубникова и столкнулся с тем, что не увидел глаз острых, цепких, въедливых.
Совершенно уверен, что сердитые авторы писем, проклинающие меня на все лады, глаза имеют не потухшие, а скорей всего горящие, злые, негодующие. Так что хоть это запишите, мои дорогие оппоненты, на счет того, что принесла нам - и вам! - перестройка. Может, вы и с этим не согласитесь, может, скажете, пусть наши глаза потухнут, но пусть все будет, как прежде. Поверьте мне, просто как актеру: это вам только кажется, что так будет лучше. Потухшие глаза - это начало конца нации. Это точно. Потому что это угасший интерес к самой жизни.
Сегодня видно: общество постепенно выруливает на другие взаимоотношения, на другие, которые я - ну что я могу с собой поделать приветствую, я их принимаю, я верю в них. Не сейчас и не в ближайшее завтра сложится жизнь так, как бы нам всем того хотелось. И это я понимаю, понимаю, что на мой век каши хватит, нахлебаюсь горького до слез и до конца дней моих. Но все дело в том, что можно вырваться куда-то. А из прошлой, любимой вами ситуации, вырваться было некуда: с одной стороны - "железный занавес", с другой - ГУЛАГ.
Вот скажите мне, пожалуйста, объясните мне, защитники тоталитарной системы, почему у нас, кроме оружия, нет другой продукции качеством выше уровня мировых стандартов? Почему только в изобретении и изготовлении оружия мы можем состязаться с Западом? Хотя талант нашего народа выше уровня мирового стандарта. Народ российский, не только русский, вообще талантливый народ, но поставлен в такие условия, что куда ни сунешься - либо идиотство чинов-ничье, либо непробиваемая чиновничья тупость. Ведь не секрет, что многие собственные изобре-тения наша страна покупает за валюту на Западе, потому что скупятся чиновники от государства запатентовать изобретение соотечественника; заводам-изготовителям тоже невыгодно внедрять у себя новшество - ведь у них, заводов, - план. Ну-ка вспомним моего Друянова с его котлами! А Запад не ленится - у него одно на уме: выгода. И вот только когда их новая технология или но-вый аппарат, машина, оставляют нас далеко позади, скажем, лет на двадцать, наскребают чиновни-ки золотишка раз в тысячу более, чем бы своему изобретателю в свое время выплатили... И поку-пают... За границей...
Как сказал Сухово-Кобылин в своей знаменитой пьесе "Дело": "На Россию было три нашест-вия: татар, французов и чиновников". И действительно, чиновники сжирают все. Против же чино-вника есть лишь одна действенная сила: право каждого на свое собственное дело. Если ты сам своему делу хозяин, никто не запретит тебе ковать котлы, как ты считаешь для себя выгодным. Ты и изобретателю заплатишь, чтоб он именно тебе передал свою новинку, которая враз двинет тебя ко всяческому успеху.
Да, сегодня еще при кажущейся свободе структура жизни неимоверно усложнена: тут и непо-нятная налоговая политика, и непрочный рубль, и масса всевозможных осложнений, и чиновник еще по-прежнему всесилен, и пока что размножается он как бы даже путем деления. Но по мере упорядочения экономики и производства эта чиновничья злокачественная опухоль пойдет на нет. Непременно и неизбежно.
В нормальном демократическом обществе каждый занимается своим делом. Профессиона-лизм предпочитается в таком обществе. Уже сегодня я вижу по моим товарищам-артистам: они уходят из активной политики так же, как и я сам ушел и не хочу быть ни депутатом Думы, ни членом еще какой-нибудь организации. Я - актер и в общественной жизни участвую своей профессией, тем, что умею делать. А из непрофессиональных занятий заведомо ничего путного не получится. Поэтому все меньше и меньше деятелей культуры будет в политических организациях. Но это совсем не значит, что они отказываются от своих мыслей, своих политических предпочте-ний, принципов своих и позиций. Они будут их утверждать своим искусством, своими выступле-ниями - может быть, в печати, а может быть, и на Васильевском спуске. А то...
Я буду поддерживать то или иное явление, которое мне кажется нужным и верным, я осуж-даю и буду осуждать вредное с моей точки зрения. Имею на это право, как любой гражданин России. И не надо мне перед кем-то, хотя бы перед тобой, мой разгневанный корреспондент, оправдываться. И не надо мне доказывать, что я русский, и кричать, что я не люблю Россию. Только я другую Россию хочу.
Хочу видеть Россию свободной от рабства и злобы, когда чуть что - вопят ее "патриоты": расстрелять! повесить! изгнать! Хочу видеть ее в сознании спокойного своего достоинства и спокойной силы, уважаемой всем другим миром, берегущей красоту своей природы, своих рек и лесов, - и потому выступаю за ее преображение на тех путях, которые пошли с апреля 1985 года.
Да, апрель 1985 года... Можно так ли сяк ли относиться к М.С. Горбачеву, но все-таки это он, боясь, оглядываясь, рискуя, балансируя направо-налево, качнул-таки этот гигантский дом - коммунистическую империю, - и этот гигант оказался на деле шатким... Я-то это видел, когда люди говорили: "Ну, это все скоро успокоится... Это все зажмут". Потом стали говорить: "Это надо зажать. Запретить..." Да, так говорилось на последних Пленумах ЦК КПСС. Тот же ужас простых решений... Но затрещал, пошатнулся этот дом. Так что ж, виноват только Горбачев? Не было б его, был бы кто-то другой. Это уж время рождало своего исполнителя. Время делает свое дело... Криками, войной, заговорами его можно замедлить, но не остановить. Когда в Думе, на этом всероссийском ристалище, на весь мир гремит монолог: "В лагеря! В тюрьмы всех демо-кратов! Всех, кто с ними, в вагон - на север!" я думаю, вот она, воскресшая мечта Сталина о простом решении всех проблем... Да, тем, кто рвется назад, в родную тоталитарную вотчину, непременно нужно разжечь ненависть всех против всех. В ее удушливой атмосфере ловчее перехватить руль. И властвовать, разделяя, - куда проще. Разделяя и пугая очередным врагом, мешающим всеобщему счастью.
...Американец, идучи по Нью-Йорку, с гордостью показывал мне небоскреб: "Смотри, это Трамп построил!" Есть у них такой молодой, очень модный мультимиллионер. И американец говорит с восхищением: посмотри, чего человек добился! Какой домина встал в городе благодаря ему! А у нас: "Видал?! Какой банк отгрохали, сволочи! Разбогатели, гады! Буржуями заделались!" Так она и идет у нас - эта бесконечная классовая борьба...
Я недавно слышал замечательную характеристику своего собственного положения. Вышел я из здания нашего Союза театральных деятелей, а дверь там открывается прямо на тротуар. Идут ребята, такие наши нынешние - под два метра - лбы, "крутые ребята в прикиде", как ныне говорят. Я вышел, они промелькнули мимо меня. Один другому говорит:
- Видал ты этого? Известный актер... Сейчас вышел.
- Кто? - спрашивает второй.
- Да Ульянов... Сволочь, коммунистов играл...
Вот вам и антитеза к тезисам "злых писем". И не менее злая...
Вот так вот. Классовая борьба не прекращается. Классовая борьба, классовая борьба, классовая борьба...
А нужна бы - конкурентная! Когда производят лучше, строят лучше, когда лучше машины, лучше питание, лучше квартиры - все лучше. Конкурентная борьба дает импульс движению к лучшему, движению вообще, развитию людей. А классовая - все подчиняет некой безличной цели класса вообще и потому мне, как индивидуальности, не дает проявить никакой инициативы. Мне разрешено быть лишь винтиком в механизме классовой борьбы. И эта борьба лично меня приводит к нищете. Даже если мой класс победил.
...Нет, ответственность за себя - на тебе самом. Сам отвечай за собственные дела, и свою жизнь строй сам. А государство не должно мешать тебе строить эту твою жизнь, если ты не мешаешь государству, и бдительно охранять твои гражданские права, твою свободу и челове-ческое достоинство.
И не надо голову ломать, чтоб придумывать такую систему. Все давно придумано, и те страны, где эта система работает, живут мирно, а граждане их не бьются головой о стенку.
Была такая карикатура в газете, запомнилась мне: и смешная, и горькая. Написано на памят-нике: "Иван Иванович Иванов. 1917 - 1993 гг. Ты всю жизнь бился головой о стенку".
Вот уж действительно: мы всю жизнь бились головой о стенку. Такая была наша работа.
Но больше я не хочу биться головой о стенку.
Спасибо...
