Владимир Фортунатов - Российская история в афоризмах
В начале XXI века в России у 36 млн человек нет водопровода, у 56 млн нет горячей воды, у 42 млн туалет на улице. В деревнях канализация имеется только у 4 семей из 100. В России только каждая четвертая семья имеет телефон, в деревнях – каждая седьмая. У нас в 20 раз меньше магазинов, чем в среднем по Европе. До нескольких тысяч городков и деревень не ходят автобусы – отменили. Согласно соцопросам, в Европе 60% женщин в «критические дни» выбирают прокладки, 40% – тампоны. В России же прокладками пользуются 20%, тампонами – 10%, остальные берут марлю и вату[140]. Список проблем можно продолжать до бесконечности. И во всем этом виноваты «жиды»?
Партия, дай порулить!
Сначала был Виктор Цой, в 80-е годы совсем молодой и ныне уже подзабытый рок-музыкант, который в одной из своих песен выразил позицию практически большинства советских людей, особенно молодых: «Мы ждем перемен!» В этой формуле была какая-то пассивность, надежда на то, что кто-то эти перемены проведет. В это же время историки и публицисты стали активно разрабатывать тему «революции сверху», объясняя, что в России любые реформы начинала действующая власть. Происходило это, правда, только тогда, когда известный «петух» начинал клевать эту самую власть в известное место.
Виктор Цой умер молодым, что он, собственно, предсказывал в своих песнях. Перемены уже начались, но он не дождался результатов. А замечательная фраза, обращенная к правящей Коммунистической партии Советского Союза, почему-то прозвучала на всю страну во время одного из поединков в Клубе веселых и находчивых (КВН).
Эта замечательная фраза в трех словах обозначила главную проблему страны – правильно ли в России организовано «руление», управление страной? Кто и как должен «рулить» страной? Что делать, если «руление» оказывается неэффективным и просто опасным?
В конкретно-исторических условиях второй половины 80-х годов XX века, когда в стране разворачивалась перестройка, главный изъян в «рулении» страной был очевиден. Это была монополия Коммунистической партии на управление страной, которая утвердилась в середине 20-х годов XX века.
Такая монополия не была чем-то новым для политической жизни страны. После того как великие князья московские приняли за образец азиатскую, деспотическую модель управления и внимательно учились у ордынских ханов, в политической жизни страны, в сфере управления стал преобладать принцип «Одна голова хорошо, а две – много!» Русские правители от Дмитрия Донского и Ивана III до Петра I упорно шли к главной цели. На вершине власти должен был остаться только один человек – самодержец, Император Всероссийский, абсолютный монарх. Если Алексей Михайлович Тишайший и его сын Федор Алексеевич перестали собирать Земские соборы, то все последующие правители, от Петра I до Николая II, со скрежетом зубовным отвергали или «зарубали на корню» все проекты воссоздания представительного учреждения парламентского типа в стране. Монополия в политической сфере в имперский период (1721–1906) в российской истории носила абсолютный характер. Петр I, приняв в 1721 году императорский титул, на следующий год определился в вопросе руководства церковью. Вместо патриаршества (последний патриарх Адриан умер в 1700 году) была создана коллегия для руководства церковью – Синод во главе с назначаемым чиновником обер-прокурором. Восстановить патриаршество Русская православная церковь смогла лишь после свержения самодержавия в 1917 году. Стоит вспомнить, что в России в отличие от большинства развитых стран вплоть до 1905 года не было должности председателя правительства. Причина та же – никакого второго человека в стране, как бы он ни назывался – патриарх или председатель правительства, – быть не могло.
Российские императоры и императрицы (часто вместо них это делали фавориты) управляли страной в меру своих интеллектуальных способностей и были убеждены в том, что ведут страну в правильном направлении.
Нельзя сказать, что в России совсем не было гражданского общества, то есть сети организаций, через которые различные группы населения могли «достучаться» до самодержца и поведать ему о своих проблемах и интересах. Еще Екатерина II позволила дворянству и горожанам иметь свои сословно-корпоративные организации, органы самоуправления. В России разрешалась деятельность научных, просветительных, литературно-художественных, благотворительных и других общественных организаций, которые при поддержке государственных органов или, по крайней мере, при их нейтральном отношении многое сделали для своей страны. Достаточно вспомнить экспедиции, организованные по инициативе Русского географического общества (существует с 1845 года по настоящее время), или проработку многих принципиальных вопросов развития страны на заседаниях Вольного экономического общества (с 1765-го) и Русского технического общества (с 1866-го).
Самодержцы всероссийские не зря всячески противились появлению в России парламента, политических партий и профессиональных союзов. 9 января 1905 года сотни тысяч людей с требованием «Царь, дай порулить!» вышли на Дворцовую площадь. Царь сразу не согласился. В октябре 1905 года 2 миллиона участников Всероссийской октябрьской политической стачки повторили свое требование. На него пришлось согласиться. Но мозгов (монархисты считают – из-за великого чувства ответственности за страну!) на то, чтобы совсем отдать «руль» желающим и последовать примеру английских, датских, шведских и прочих монархов, у Николая II не хватило.
В истории страны возник крайне непродолжительный период реальной политической конкуренции, в условиях которой у народа была возможность выбирать. Народ поддержал большевиков во главе с Лениным. Они обещали значительно больше, чем все остальные вместе взятые. И свои обещания выполнили, что обеспечило победу красных над белыми в гражданской войне.
«Руление» большевиков вызывало немало критики. Со стороны мыслящей интеллигенции. Со стороны родственных, тоже социалистических по происхождению, партий. Споры по вопросу о том, как «рулить» страной, особенно после смерти бесспорного рулевого, разгорелись и в самой Коммунистической партии. Как показала практика политической борьбы 20-х годов XX века, политическая власть плохо делится, а политическая конкуренция или политический плюрализм воспринимаются как временное, болезненное состояние общества. Поэтому наиболее самостоятельно мыслящие интеллигенты в 1922 году отправились на «белых пароходах» за границу; члены родственных политических партий либо вошли в ВКП(б), либо сели в тюрьмы; уклонистское меньшинство в самой партии признало правоту сталинского большинства и впоследствии на всякий случай было истреблено. А монополия Коммунистической партии закончилась тем, чем и должна была закончиться в соответствии с марксистской теорией – загниванием.
«Перестройку порочат и радикальные демократы, и "неистовые патриоты". Одни от недостатка совести, другие от недостатка ума. Невозможно убедить людей, не ведающих, что такое мораль, в том, что есть политики, которые руководствуются праведным чувством.
Вопрос стоял так: либо деградация и катастрофа, либо создаем гражданское общество, демократические институты, превращаем обыкновенного человека в гражданина и поощряем в нем гражданские качества. Ведь мы самая образованная страна, мы люди духа, культуры. Выбор сделали. Какая реакция? Вот тут начинаются история и судьба. Реальная жизнь и политика реальная – сложная "материя", там всегда очень много неясного и всегда есть место сомнениям», – характеризовал позже необходимость изменения стиля управления страной М. С. Горбачев – инициатор реформ[141].
В чем смысл, преимущества демократической системы «руления» в сравнении с тоталитарной и авторитарной моделями? Очевидными представляются два момента. Во-первых, возникает возможность выбора наилучшего решения тех или иных проблем. Во-вторых, будучи принятым демократическим путем, на основе мнения и учета интересов большинства граждан, такое решение этими гражданами будет с большим успехом реализовано.
Возникла ли в результате «руления» Горбачева, а затем знаменосца демократии Ельцина ситуация реальной политической конкуренции? На этот вопрос приходится ответить категорическим «нет». И связано это не только с отсутствием в стране исторического опыта на сей счет и с нежеланием учитывать соответствующий опыт других стран. В решающей степени характер «руления» в стране остается неизменным из-за позиции тех, кто оказывается во главе страны.
Мелькнувшая у Горбачева (его ли?) идея «демократизации во всем» нашла воплощение в начавшейся по решению Всесоюзной конференции КПСС (1988) реформе политической системы, в проведении первых выборов на альтернативной основе (1989), в отмене статьи 6 Конституции СССР (1990), в возрождении многопартийности (1989–1991) и т. д. «Он открыл населению шестой части планеты возможность войти в общее русло современной цивилизации на основе признания таких общечеловеческих ценностей, как демократия, правовое государство, рыночная экономика, права человека, свобода слова, вероисповедания и т. д.», – пишет помощник генерального секретаря ЦК КПСС А. С. Черняев о Горбачеве как об одном из великих реформаторов в истории[142].
