Гельмут Хёфлинг - Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима

Киликийские пираты довольно часто ставили в тяжелое положение и сам Рим, парализуя морскую торговлю, а когда им удавалось захватить много сицилийских или египетских кораблей с зерном, то они ставили под угрозу продовольственное снабжение всей Италии и создавали даже угрозу голода. Насколько сильно они ненавидели Рим, показывает открытая поддержка ими Антиоха и Митридата во время войн, которые эти цари вели против Рима. Если в их руки попадались римские патриции, то иной раз пираты не требовали богатого выкупа, но лишь издевались над ними или даже убивали их. Так, одной из их жертв стал претор Беллиен. Когда он был захвачен, пираты пали ниц перед ним, и казалось, что таким образом они желают почтить высокого римского чиновника; однако они придвигались все ближе и ближе, прижимая его к борту корабля, пока наконец не выбросили прямо в преторском облачении в море.

На этих-то пиратов и понадеялся Спартак. Ему удалось связаться с экипажами нескольких кораблей и предложить им свой план. Зная, что их интересуют лишь деньги и добыча, он передал им огромную сумму и ценные подарки и заключил самый настоящий договор, по которому киликийцы поклялись через несколько дней вернуться с большим флотом, который и переправит восставших рабов на Сицилию.

Так они отплыли, и больше их никто не видел. Напрасно Спартак целые дни проводил на берегу моря; на горизонте не показался ни единый парус. Корсары прибрали деньги к рукам, но обещание свое не выполнили. Почему морские разбойники обманули рабов и бесчестно оставили их в беде, неизвестно. Может быть, их отпугнула береговая охрана, устроенная претором Верресом на Сицилии, а может быть, они были подкуплены римлянами.

После этого вероломства разочарованный Спартак отошел от побережья и закрепился со своей армией в Регии, на крайнем юге Италии.

Красе приблизился к нему, но нападать не решался. При виде гор, покрытых лесами и перерезанных долинами, у него возник другой план. Зачем начинать кровавую битву против десятков тысяч людей, которые в безвыходном своем положении наверняка будут отчаянно драться? Разве рабы не сидят в Бруттии, как в мышеловке? Перед ними — море, справа — море, слева — море, а за спиной — мощные римские легионы. Морской путь на Сицилию им заказан, точно так же не могут они по суше выйти в Луканию и оттуда дальше на север. От Красса требовалось лишь захлопнуть западню и спокойно дожидаться, когда голод поставит восставших на колени.

Как уже упоминалось выше, рабы соорудили двой лагерь на крайнем юге италийского «сапога», т. е. в южной части тогда Бруттийского, а ныне Калабрийского полуострова. И Красе решил «прекратить сообщение через перешеек, имея в виду двоякую цель: уберечь солдат от вредного безделья и в то же время лишить врагов подвоза продовольствия. Велика и трудна была эта работа, но Красе выполнил ее до конца и сверх ожидания быстро. Поперек перешейка, от одного моря до другого, вырыл он ров длиной 300 стадиев, шириною и глубиною пятнадцать футов» (т. е. 53 км длиной и 4,5 м глубиной), «а вдоль всего рва возвел стену, поражавшую своей высотой и прочностью», под которой следует понимать все-таки земляной вал.

Исследователи спорят относительно места, в котором Красе решил отрезать Калабрийский полуостров от континента. Если придерживаться приведенных выше данных Плутарха, то ров должен был пересекать полуостров на границе Бруттия, к северу от леса Сила и неподалеку от города Фурии. Именно этого мнения придерживается Моммзен. Ниссен же считает, что линия эта проходит много южнее, в районе перешейка Тириоло, неподалеку от города Сколаций. Данное предположение представляется нам в большей степени соответствующим действительности, ибо тогда длина укрепления сокращается наполовину.

Как это ни странно, но Спартак не мешал римлянам проводить земляные работы. Возведение столь внушительного сооружения казалось ему малосущественным делом, и он с презрением смотрел на копошащихся в земле врагов.

Однако неверие в деятельный порыв Красса и его солдат было поколеблено очень скоро, а именно когда Спартак и его приверженцы увидели, насколько быстро продвигается строительство укрепления. Затем стали проявляться и первые негативные последствия. Рабы, как всегда, беспечно уничтожали свои продовольственные запасы, и очень скоро каждый из них почувствовал недостаток в продуктах. Они не располагали военной техникой, необходимой для взятия немногих прибрежных городов, да и огромная римская армия, стоявшая поблизости, исключала возможность подобного предприятия.

Вскоре по южную сторону рва было съедено все, что можно было найти в этой не особенно плодородной местности. Если рабы и гладиаторы не хотели умирать медленной голодной смертью на глазах у римлян, то они должны были собраться с силами и прорвать заграждение, чего бы это ни стоило, ибо лишь на севере, по ту сторону рва, они могли добыть продовольствие. Приближалась зима, и времени оставалось все меньше. Спартак должен был действовать, не дожидаясь, пока осаждающие закончат свою работу; кроме того, за спиной рабов мог появиться римский флот. И, приняв крайнее решение, он бросился вперед.

Боевые действия, на несколько месяцев почти прекратившиеся, вспыхнули с новой силой. «Когда Спартак был принужден попытаться пробиться в Самний, Красе на заре уничтожил около 6000 человек неприятельского войска, а вечером еще приблизительно столько же, в то время как из римского войска было только трое убитых и семь раненых. Такова была перемена, происшедшая в армии Красса благодаря введенной им дисциплине».

Цифры потерь, приводимые Аппианом, попросту смешны и совершенно неправдоподобны. Но действительности вполне может соответствовать то, что солдаты, помня о децимациях, на этот раз бились значительно лучше, чем прежде. И если даже отбитые попытки прорыва, о которых, кстати, Плутарх не упоминает вовсе, стоили рабам больших потерь, чем предыдущие столкновения, то странное соотношение между 12 000 убитыми повстанцами и 3 павшими римлянами больше всего напоминает современный пропагандистский миф одной из воюющих сторон.

Должно ли было это поражение стать началом конца? Разве морской путь, ведший через пролив на Сицилию, не был все же выходом и спасением, хотя бы и без помощи пиратов?

Спартак, никогда не испытывавший недостатка в стратегических идеях, и тут горевал недолго. При ясной погоде спасительный остров можно было увидеть даже невооруженным глазом, и при благоприятных обстоятельствах добраться до него было все же возможно. Однако немногих лодок, собранных его людьми, было для этого явно недостаточно. Тогда он приказал связать прутьями плоты из бревен, бочек и досок и попытаться выйти на них в море. Однако вся решительность рабов исчезла при виде бурного и неприветливого моря, швырявшего и разбивавшего их плоты, словно щепки. Так что от этой попытки переправиться на Сицилию восставшие отказались.

Теперь Спартак попытался вступить в переговоры с Крассом, но был с презрением отвергнут. Рабам не оставалось ничего иного, как попытаться еще раз прорвать укрепления римлян.

Но вождь повстанцев решил обезопасить себя от неудач и выждать благоприятный момент. Он наносил противнику неожиданные удары малыми силами то тут, то там, стараясь причинить римлянам как можно больший урон. «Часто он неожиданно нападал на них, набрасывал пучки хвороста в ров, зажигал их и делал осаду чрезвычайно трудной» — так пишет об этом Аппиан. Затем Спартак якобы приказал распять на нейтральной полосе пленного римлянина, желая показать своим приверженцам, какая участь ожидает их в том случае, если они будут разгромлены и попадут живыми в руки врагов. Сколь бы жестокой ни казалась нам эта драконовская мера, тем не менее она вполне понятна и естественна в час наивысшей опасности; и она возымела на рабов именно то психологическое воздействие, на которое рассчитывал Спартак, — решимость и смелость его людей резко возросли, и подтвердилось это очень скоро.

Постоянными стычками, которыми фракиец беспокоил осаждавших, он отвлек внимание противника от того места, которое предназначалось для прорыва. И когда однажды бурной зимней ночью снежная пелена застилала глаза римским часовым, он быстрым маршем подвел свое войско к укрепленной линии, «засыпал небольшую часть рва землей, хворостом и ветками и перевел через него третью часть своего войска». Так описывает Плутарх удачный прорыв римских укреплений. По Фронтину,[91] рабы наполнили ров трупами тягловых животных и пленных, убитых специально для этого; Аппиан же сообщает, что Спартаку удалось вывести из западни не треть войска, а всю армию. У него же речь идет о коннице, прибытия которой якобы ожидал Спартак перед прорывом. Но поверить в это совершенно невозможно, ибо откуда было ей взяться? Все эти противоречия и неточности еще раз показывают, насколько ненадежны античные источники в передаче сведений о восстании гладиаторов.