История Византийских императоров. От Василия I Македонянина до Михаила VI Стратиотика - Алексей Михайлович Величко
Правда, вскоре удача улыбнулась и Роману I: в Константинополь пришло радостное известие о том, что 27 мая 927 г. Болгарский царь Симеон был разбит войском хорватов, которых, как и ранее сербов, решил покорить. Его блистательное правление стало угнетать болгар — постоянные войны и вызванные ими налоги всегда в тягость рядовому обывателю. А потому множество подданных Симеона решило перебраться на территорию Византийской империи — по словам Романа Лакапина, не менее 20 тыс. болгар мигрировало в Фессалию, поскольку им «опротивели военнолюбивые устремления Симеона и его непримиримость»[345].
Вскоре после этого (вторая радостная весть) гроза Византии и победитель римлян Симеон Болгарский умер. Вслед за этим уже сама Болгария оказалась в тяжелом положении. В стране случился неурожай, а тут, в довершение всех бед, окружающие страну враги (венгры, хорваты, сербы) объединили свои усилия, чтобы поквитаться с обидчиками. Поэтому наследники царя Симеона — его сыновья св. Петр (927–969) и Георгий направили к Роману Лакапину тайное посольство, с которым передали предложение заключить мир и брачный союз, как его залог. Конечно, Лакапин согласился, и, невзирая на протесты со стороны императорского двора, срочно подыскал невесту — Марию, дочь своего сына Христофора. Уже 8 октября 927 г. св. Петр обвенчался с Марией законным браком[346].
Роман I полагал, что теперь его авторитет вырастет, но в очередной раз ошибся. В Константинополе такой брак посчитали предосудительным — кто мог решиться выдать царскую дочь за варвара? Только плебей, не осознающий величия царского титула и не знающий древних традиций. Лакапин оправдывался: Мария была дочерью не Римского самодержца, а лишь третьего в иерархии царя греков, ни к какой реальной власти в государстве не причастного. Христофор, хоть и венчанный император, но не порфирородный царь, т.е. как бы чуть-чуть ненастоящий василевс. Поэтому и его дочь не совсем царевна. Более того, настаивал Роман I, этот договор стоил того, чтобы принести в жертву даже и члена царской семьи. Ведь в качестве обязательного условия предстоящего брака болгары должны были освободить всех римских пленных. «К тому же нельзя забывать, что болгары наши единоверцы», — приводил Лакапин последний аргумент.
Но это было малоубедительно для современников. Константин VII Порфирородный, царствовавший как бы из-за ширмы, номинальное лицо при Романе и его сыновьях, тем не менее, не дал своего согласия на этот союз и объяснял свое решение таким образом. «Нет здесь отличий: той или иной из царских родственников она оказалась. Из далеких или близких царскому благородству семей она была, ради общеполезного или какого иного дела она выдана замуж. И неважно, что самого незначительного и не властвующего она была дочерью. Этот брак противоречит канонам и церковной традиции»[347]. Собственно говоря, он озвучил то, что думал каждый константинополец.
Как бы там ни было, но этот брачный союз в действительности много способствовал спокойствию на западных границах Византии. Надо сказать, что и для Болгарии мирный договор 927 г. давал значительные преимущества. Была установлена наконец-то политическая граница Болгарского царства и обеспечена автокефальность Болгарской церкви. Петр получил титул императора, но только болгар, а не римлян, как мечтал Симеон. Народы, проживавшие внутри Болгарского царства, начали постепенно объединяться под влиянием церковнославянского языка — замечательного наследия св. Кирилла и св. Мефодия, «апостолов славянства». Более того, женитьба царя св. Петра на императорской внучке (и дочке) Марии резко подняла престиж Болгарии в международных делах. Большую помощь в этом св. Петру оказал сам император Роман Лакапин. Он повелел поместить имя Христофора в поминальниках на второе место после себя, а Константина VII Порфирородного расположил на третьем месте. Теперь, по существующему в Византии царскому этикету, Болгарский царь и даже его представитель располагался на императорских пирах выше любого другого иностранца, даже Западного императора[348].
После успокоения дел на Западе византийцы смогли наконец сосредоточиться на войне с арабами. И, надо сказать, действия их войск на восточной границе развивались не без успеха. В 926 г. византийцы вступили в Малатью, жестоко расправившись с местным мусульманским населением. В этом же году на Восток был направлен талантливый и энергичный полководец Иоанн Куркуас, на счету которого было множество городов и крепостей, взятых у сарацин. Правда, тщательно спланированная и блестяще организованная экспедиция греков по освобождению Египта завершилась катастрофой. Страшная буря разметала их флот и потопила более 300 кораблей с экипажами. Понятно, что после этого морские операции пришлось отложить[349].
Тем не менее в 927 г. Куркуас нанес арабам несколько поражений, захватив попутно сильную крепость Самосат. Затем Лакапин отдал приказ Куркуасу двинуться на помощь Армении. Римский полководец отправился в путь, однако возле города Дебиль потерпел поражение — на поле боя пало до 10 тыс. византийцев. Но, не вспоминая о неудаче, Иоанн Куркуас вместе с братом, патрикием Феофаном, продолжил наступление на Армению и занял город Хилат. Население этой местности было настолько перепугано византийским войском, что направило посланников в Багдад, прося помощи, но все было тщетно. Дошло до того, что целый ряд городов Месопотамии — Малатия, Майяфа, Амида, Арзен добровольно пожелали перейти под власть Римского императора.
Впрочем, в течение 930 и 931 гг. арабы также нанесли отдельным греческим отрядам чувствительные поражения. Почти дойдя до важного в стратегическом отношении пункта Дамьетты в Египте, греки были остановлены армией Халифата. А в 931 г. под Тарсом их ждало поражение, завершившееся потерей почти 3000 солдат. В качестве компенсации греки вновь осадили Самосат, но город спас от гибели наместник Мосула. В ответ византийцы
