Римская империя. Рассказы о повседневной жизни - Коллектив авторов
Служители богини, потрясая в обнаженных до плеч руках мечами и секирами, завывают диким голосом; некоторые пляшут безумный танец. Страстно и оглушительно гудит флейта. Толпа любопытных становится все больше; одни из них презрительно посмеиваются, другие, видимо, относятся с глубоким сочувствием.
Но вот музыка становится все безумнее, танец доходит до головокружительной быстроты. Восторженность жрецов уже не знает границ; они носятся, кусая самих себя, рассекают себе руки оружием, так что кровь обливает их потоками. И вот один из них, часто дыша всей грудью, словно впивая в себя дыхание божества, в изнеможении начинает выкликать пророческим голосом, обвиняя себя во всевозможных преступлениях и требуя себе возмездия за грехи. Он хватает бич и хлещет им себя самым немилосердным образом…
Кибела
Долго еще длится это самоистязание. Наконец наступает остановка от утомления. Сострадательные души наперерыв несут этим подвижникам кто мелкие деньги, кто – сосуд с вином, кто – молока, сыру или хлеба, так что на спине осла рядом с идолом богини появляется целая гора разных припасов.
– Какая мерзость! – воскликнул тут один пожилой римлянин. – Старая вера наша угасает и обычаи предков, на которых держалась сила и слава старого Рима. Разве подобает нам, римлянам, это варварское умоисступление? И где наша древняя простота и суровая серьезность?
Впрочем, народ стал отступать от своих древних святынь ради новых, пришлых богов не в последнее только время. Первой прибыла в Рим еще в 204 г. до P.X. Великая Мать богов, фригийская Кибела. Миф о ней слился с мифом о критской Рее, супруге Кроноса, который пожирал своих детей, так как ему было предсказано, что от одного из них он должен погибнуть; но, когда родился Зевс, мать поднесла отцу вместо сына спеленутый камень; так спасся Зевс и низверг отца. Рея-Кибела стала олицетворением матери – покровительницы всех живых существ. Чудом сопровождалось ее прибытие в Рим. Весь народ, рассказывает предание, вышел навстречу кораблю, на котором ехал священный камень, идол богини; его тянули на бечеве вверх по Тибру, но вследствие мелководья он сел на мель. Пораженные чудесным знамением, остановились все в трепете. Но вот приближается дева-весталка Квинта Клавдия, красавица из знаменитого рода, пользовавшаяся худой славой из-за того, что любила наряды и смело держалась в разговоре. Подойдя к реке, она трижды омывает голову водой, трижды воздевает руки к небесам и, преклонив колена, молится богине: «Ты, о богиня, мать-кормилица богов, внемли моим мольбам. Меня обвиняют в нечестии. Если ты осудишь, я признаю себя виновной и смертью искуплю свою вину. Но если нет моей вины, ты на деле дашь мне свидетельство моей чистоты и последуешь, куда поведут тебя мои руки». С такими словами она своей слабой рукой потянула бечеву, и вдруг – о чудо! – корабль сдвинулся с места. И народ с восторгом приветствовал ту, которую прежде порицали. Так приехала тогда Великая Мать богов и ее безумная свита – корибанты и куреты, с их дикими криками и звуками бубнов, флейт и кимвалов, которыми некогда они, как рассказывает миф, заглушали плач младенца Зевса, когда надо было скрыть его в пещере от Кроноса. Дикое неистовство появилось тогда впервые в богослужении в Риме.
III
Темная южная ночь. Мы на Марсовом поле, обширном пространстве в северо-западной части Рима, на берегу Тибра, где некогда происходили центуриатные комиции. В эпоху империи это место постепенно застраивалось великолепными сооружениями. При Калигуле там был воздвигнут храм египетской Исиды и Сераписа, этого божества, занесенного в Рим александрийскими греками, которое отчасти было тождественным с египетским Осирисом, отчасти – с греческим Дионисом. Как ни распространено было поклонение Исиде в эпоху империи, все-таки к нему сначала относились как к чему-то чужому, враждебному и еще не допускали в черту древнего города (pomoerium).
Зевс Серапис.
Модий (мера хлеба) на голове символизирует плодородие
Храм Исиды построен несколько по иному плану, чем обычные греческие и римские храмы. Колоннада окружает его со всех сторон, много часовенок и алтарей виднеется в разных местах; из них одна часовенка несколько больше других; она посвящена тому божественному младенцу, которого породила Исида, горюя о своем супруге; египтяне называли его Гором, а греки – Гарпократом. Он изображался всегда с печатью молчания на устах. К самому храму, стоящему на высоком фундаменте, ведет лестница, а по бокам примыкают довольно большие открытые ниши со статуями богов; позади – особые помещения для обрядов посвящения и для ночных бдений посвященных в мистерии.
Служба в храме Исиды совершалась ежедневно, и даже по нескольку раз в день, но, конечно, особой торжественности она достигала в праздники богини. Главный праздник ея справлялся с 28 октября по 3 ноября, причем первые дни предавались плачу и горю, били себя в грудь, терзали себе тело ногтями, изображали поиски и погребение разорванного тела Осириса; для этого приготовляли из соснового дерева особый идол его, составленный из отдельных кусков; в последние дни ликовали по случаю его обретения и воскрешения. Это было целое драматическое представление, в котором принимали участие не только жрецы, но и все верующие.
Около храма собралась толпа, состоящая по большей части из низших слоев общества и из женщин. Участники таинств Исиды – в белых одеждах и с бритыми головами, женщины – с распущенными волосами; в руках у них – систры, особые египетские музыкальные инструменты, и светильники.
День должен начаться с торжественного открытия храма. В ожидании этого ведутся благочестивые беседы. Вот один уже пожилой человек рассказывает о своем посвящении. «Ты спросишь, может быть, с трепетом, что говорилось там и что делалось. Я сказал бы, если бы можно было говорить, и ты узнал бы, если бы можно было слушать. Но одинаковую вину навлекли бы на себя за дерзость любопытства и уши, и язык. Тебя я все-таки не буду мучить долго в напряжении от религиозного стремления. Итак, слушай, но верь этому, так как это истинно. Я вступал в сопредельность смерти, попирал ногой порог Прозерпины[35] и, пройдя через все стихии, вернулся назад, среди ночи видел солнце, сверкающее белым светом, приближался к богам преисподней и вышним и чтил их вблизи.
