Юрий Пернатьев - Великие загадки истории
Большую часть времени, проводимого на острове, Наполеон посвящал чтению, диктовал секретарю свои воспоминания, гулял по окрестностям усадьбы, ездил верхом. Но после привычного пятнадцати- и восемнадцатичасового рабочего дня такая праздность очень угнетала.
В августе 1815 г. губернатором острова Святой Елены был назначен английский генерал Гадсон Лоу. Он приехал на остров в сопровождении своей супруги и помощников, среди которых два офицера, два военных инспектора и врач. Тяжкое бремя ответственности за участь именитого узника легло на плечи нового губернатора, который был не в силах избавиться от гнетущей мысли: а что, если тот все же сбежит? Ведь однажды он уже бежал — с Эльбы! К каким только ухищрениям ни прибегает Лоу, стараясь узнать обо всем, что говорит и делает пленник Лонгвуда. Когда Наполеон согласился, чтобы его лечил доктор О'Мира, Гадсон Лоу живо сообразил: вот он, соглядатай, лучшего и не найти.
Однако на все предложения Лоу О'Мира ответил отказом, дав понять губернатору, что его намерения недостойны звания английского офицера. От подобных слов Лоу пришел в ярость и тут же потребовал, чтобы ретивый ирландец подал в отставку. С этой печальной вестью О'Мира явился к Наполеону. После короткого раздумья император сказал: «Стало быть, смерть уже не за горами. По их мнению, я и так слишком долго живу. Да, ваши чиновники времени понапрасну не теряют; когда Папа был во Франции (речь идет о приезде Папы Пия VII во Францию, куда его пригласили короновать Наполеона на императорский престол), я скорее дал бы руку на отсечение, чем прогнал бы его лекаря».
Присутствие Лоу плохо действовало на императора. После первой же встречи с ним он сказал адъютанту: «У этого человека плохое лицо, у него неискренний взгляд. Он напоминает мне сицилийского шпиона». А после очередного визита губернатора Наполеон попросил Маршана: «Убери этот кофе, Гадсон Лоу стоял рядом с ним». В другой раз в присутствии адмирала Мэлкома Наполеон сказал, четко чеканя слова: «Подобный вам палач терзает того, кого собирается убить, приговаривая при этом: я только выполняю приказ».
Постоянный надзор со стороны губернатора Гадсона Лоу не давал покоя Наполеону — даже гулять он мог только в пределах круга военных постов.
Со временем Бонапарт отчасти примирился со своим положением и начал писать записки, военные заметки, автобиографию. Днем он писал или работал в саду Лонгвуда. За обедом все собирались вместе, причем соблюдался этикет: все были в соответствующих костюмах. По вечерам Наполеон беседовал со своими генералами о прошлом, интересовался английскими газетами. Но даже в этом ему мешал губернатор. Когда, к примеру, Наполеон просил, чтобы ему дали книги об Англии, сэр Гадсон приносил из своей библиотеки книгу вроде «Известные обманщики, или История ничтожных людей всех наций, которые назывались императорами и королями самопроизвольно». Вручая книгу секретарю, он говорил: «Передайте эту книжку генералу Бонапарту. Тут он, может быть, найдет характер, похожий на его собственный».
Император часто вспоминал о своих походах и битвах. Он сожалел, что вернулся из египетского похода в 1779 г., жалел, что не уничтожил Пруссию, когда была такая возможность. Главными своими ошибками Наполеон считал вторжение в Испанию и Россию. С гордостью вспоминал о Ста днях и о любви к нему французского народа до и после Ватерлоо.
Вообще, в эти драматические месяцы Наполеон много размышлял о политической ситуации в Европе. Он ждал нового поворота событий, считая, что Бурбоны не могут вновь укрепиться во Франции. Рассуждая о судьбах Французской революции, он говорил: «Французская революция произошла не от столкновения двух династий, споривших о престоле; она была общим движением массы... Она уничтожила все остатки времен феодализма и создала новую Францию, в которой повсюду было одинаковое судебное устройство, одинаковый административный порядок, одинаковые гражданские законы, одинаковые уголовные законы, одинаковая система налогов... В новой Франции двадцать пять миллионов людей составляли один класс, управляемый одним законом, одним учреждением, одним порядком...»
Наполеон предвидел, что революционные движения во Франции не закончились: «Через двадцать лет, когда я уже умру и буду лежать в могиле, вы увидите во Франции новую революцию». И на сей раз его слова оказались пророческими.
Белые пятна в медицинской карте
Будучи юношей Наполеон записал в своем дневнике странную фразу, непонятно почему пришедшую в голову: «Святая Елена, маленький остров...» Тогда он думал, что судьба вряд ли когда-нибудь занесет его на этот клочок земли, затерявшийся в Атлантическом океане, ведь его ожидала блистательная карьера на родной Корсике. Это была поистине роковая запись в последней тетради, которую он уже не раскроет никогда. По существу, ему и Европа была мала для мирового размаха, а в итоге судьба забросила его на крошечный остров, затерянный в океане...
За свою жизнь Наполеон множество раз стоял на краю могилы. Он тяжело болел лихорадкой, но выжил; посетил чумной госпиталь в Яффе, но не заразился; во время сражений часто подвергался обстрелу. На Наполеона было организовано множество покушений, но он каждый раз спасался.
Был в жизни императора и такой эпизод: во время боевых действий на позиции французских войск упала бомба с зажженным фитилем. Солдаты в страхе бросились врассыпную. Наполеон, желая устыдить их, подскакал на лошади к бомбе и встал прямо перед ней. Раздался взрыв. Брюхо лошади разворотило, а Наполеон в который раз остался невредим.
Была у Бонапарта и попытка самоубийства. Когда после поражения под Ватерлоо он подписал акт об отречении от власти, в отчаянии принял яд — цианистый калий. Но концентрация была уже несмертельна и император остался жив. Какая злая ирония судьбы — не настигнув отважного генерала на поле боя, смерть словно отошла в сторону, чтобы он испытал физические, но больше всего моральные страдания вдали от родины, на почти безвестном острове. Чтобы император французов, король Италии, глава Швейцарской и Рейнской конфедераций, чья власть простиралась от Мадрида до Амстердама и от Неаполя до Гамбурга, превратился в простого обрюзгшего смертного, отправленного под конвоем по повелению английского правительства!..
После того как был отставлен О'Мира, Наполеон по сути остался без врача. К нему наведывались то полковой лекарь, то фельдшер, что свидетельствовало об одном: лечить узника никто не собирается. Тогда император попросил верного соратника гофмаршала Бертрана написать кардиналу Фешу, дяде Наполеона по материнской линии, чтобы тот вместе с Государыней-матушкой нашел и направил к нему толкового и надежного врача и духовника.
Официальный титул Государыня-матушка мать Наполеона Мария Летиция Ромалино получила после того, как ее сын стал императором. Это была одна из самых удивительных личностей в истории Франции. Женщина, вышедшая из низов общества, в юности испытала крайнюю нужду. Став женой скромного корсиканского адвоката, родила ему восьмерых детей, которых растила на скудное пособие, едва сводя концы с концами. И кто знал, что ей будет суждено стать матерью императора, трех королей, королевы и двух принцесс!
Летиция всегда поступала так, как того требовали обстоятельства. «Вот самая счастливая из женщин, — писала в 1807 г. графиня Потоцкая, — она красива, еще молода, и, глядя на нее, никто не посмеет сказать: «Как! Неужели это его мать?»
Однако сама Государыня-матушка счастливой себя, наверное, не считала, поскольку всю жизнь прожила в страхе за будущее. Подтверждение тому — знаменитая фраза, которую она не уставала повторять: «Хоть бы это никогда не кончилось!» К тому же она слыла редкостной скопидомкой, что было причиной ее постоянных размолвок и ссор с императором. «Вы живете, точно какая-нибудь мещанка с улицы Сен-Дени! В вашем положении надобно тратить ежегодно по миллиону!» — возмущался Наполеон.
«Что ж, сир, тогда дайте мне два миллиона», — невозмутимо отвечала ему Летиция.
Сказано это к тому, что материнская скупость сыграла отнюдь не последнюю роль в трагедии, которой обернулось заключение императора на Святой Елене. Письмо от гофмаршала Бертрана в римской резиденции Государыни-матушки было получено в мае 1818 г. В нем, как мы помним, Бертран просил от имени Бонапарта прислать на Святую Елену врача и священника. Кардинал Феш и Летиция, посовещавшись, решили не откладывать просьбу императора и обратились за разрешением к кардиналу Консальви, секретарю Папы Пия VII, и лорду Батхерсту, английскому военному министру, ведавшему, кроме всего прочего, и делами колоний. Такое разрешение было получено. Фешу надлежало подыскать кандидатуру «римского католического священника и французского врача с незапятнанной репутацией».
