Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

Мы полагаем, что такая встреча должна быть не формальным актом, а серьезным шагом в укреплении и углублении нашего сотрудничества, а потому должна быть хорошо подготовлена. С учетом характера возникающих проблем, по-видимому, было бы целесообразно вначале обменяться мнениями секретарям ЦК братских партий по экономическим вопросам и секретарям по идеологии. После этого можно было бы провести встречу генеральных и первых секретарей братских партий.

ЧАУШЕСКУ. Я лично думаю, что ни секретари по экономике, ни секретари по идеологическим проблемам, хотя я очень высоко ценю их встречи, не могут решить вопросы кардинальной важности для судеб социализма. Чем позже мы проведем встречу на высшем уровне, тем больше накопится отрицательных явлений в практике социалистического строительства.

Конечно, такую встречу можно организовать только при общем согласии всех стран. Насколько мне известно, руководители других партий социалистических стран также считают, что скорейшее проведение такой встречи было бы очень полезным и необходимым. У нас нет особых проблем в Румынии, и не поэтому мы настаиваем на проведении этой встречи.

Летом предстоит очередное совещание ПКК в Бухаресте. В рамках таких совещаний проходят наши рабочие встречи. Считаю, что столь серьезные вопросы должны быть обсуждены специально, а не в коротком промежутке времени «между двумя самолетами». Поэтому необходима особая встреча руководителей социалистических стран до совещания ПКК в Бухаресте.

МЕДВЕДЕВ. Ваша позиция по этому вопросу будет доведена до сведения Горбачева, Политбюро ЦК КПСС.

Встреча в Бухаресте и эта почти двухчасовая беседа с Чаушеску подтвердили, что у румынского руководства усиливается критическое отношение к процессам обновления в Советском Союзе и в других социалистических странах. Стало ясно, в его взглядах и позициях произошла определенная метаморфоза. Причем поворот в некоторых вопросах чуть ли не на 180 градусов.

Раньше он выше всего ставил независимость стран и партий, назойливо и настойчиво твердил об их суверенитете, о недопустимости оценивать их деятельность. Теперь же румынский руководитель заговорил о необходимости исходить из общих закономерностей, основополагающих принципов марксизма-ленинизма. Более того, он стал претендовать на роль судьи, выносящего безапелляционные суждения о том, что в политике других стран соответствует, а что не соответствует принципам социализма. Как явствует из беседы, Чаушеску считал нецелесообразным обсуждение возникающих проблем в кругу ученых-обществоведов и даже секретарей ЦК по идеологии и экономике в деловом и научном планах. Он требовал вынести эти вопросы на высший политический суд, настойчиво предлагая как можно быстрее собрать для этой цели совещание первых партийных руководителей. Ясно, для чего это надо – осудить, заклеймить и т. д.

Чаушеску стал обвинять другие партии и страны в отступничестве. Прежде всего стрелы летели в сторону Венгрии, но были довольно прозрачные намеки и на нас.

Эти мотивы в политике и в практических действиях румынского руководства усиливались все более. И вместе с тем росла изоляция румынского руководителя среди социалистических стран. Пожалуй, лишь с Хонеккером они находили общий язык на почве неприятия перемен, защиты консервативно-догматических позиций. Тем более что знали они друг друга еще со времени работы в молодежных организациях своих стран.

Росло неприятие Чаушеску в различных слоях румынского общества. То тут, то там вспыхивали забастовки и стихийные политические выступления трудящихся. Несмотря на жесткий идеологический контроль, критика режима Чаушеску раздавалась и со стороны авторитетных политических деятелей. Еще на XII съезде РКП с открытой критикой высшего руководителя, выступил один из старейших деятелей партии Константин Пырвулеску. Но его голос потонул в громком хоре прихлебателей и подхалимов. Расправился Чаушеску и с таким своим противником, весьма популярным уже в то время в стране, как Ион Илиеску. Был отправлен в дипломатическую ссылку и другой критик режима – Василе Патилинец, а по прошествии некоторого времени он погиб за рубежом в автомобильной катастрофе. Отказался вернуться в Бухарест и начал активную борьбу против Чаушеску бывший посол Румынии в США и постоянный представитель страны при ООН С. Брукан.

Не исключаю, что в Румынии было немало тех, кто надеялся на какое- то влияние или даже давление с советской стороны, чтобы изменить ситуацию в румынском руководстве. Позднее в печати даже появились сообщения о том, что Горбачев чуть ли не высказывал кому-то сочувственное отношение к планам замены Чаушеску.

Что можно сказать по этому поводу? Да, в отношениях и контактах с румынскими руководителями и самим Чаушеску с нашей стороны не было никакого примиренчества и оппортунизма. Но Горбачев четко придерживался им же самим провозглашенного принципа – не вмешиваться в дела других стран ни при каких условиях, никакими средствами – ни дипломатическими, ни какими-то иными. Эта линия неукоснительно проводилась и в отношении Румынии.

Я припоминаю, что одно время со стороны некоторых военных и других оппозиционно настроенных сил предпринимались попытки втянуть советское руководство во внутриполитические дела. Такие сигналы через нашего посла подавал генерал-полковник Милитару, намекая, что движение против Чаушеску имеет довольно много сторонников среди военных, дипломатических и других кругов. По сути дела, ставился вопрос о поддержке усилий оппозиционных сил с советской стороны. Эти сообщения докладывались мною Горбачеву. Решение было – не давать на них ответа.

Финал румынской трагедии известен. Мощный шквал народного возмущения смел деспотический режим. Диктатор пал, но и перед бесславным концом он оставался верен себе, пытаясь подавить силой народное восстание, учинив кровавую бойню на улицах Бухареста и других городов. Вина за эти события, за многочисленные жертвы полностью лежит на Чаушеску и тех, кто его поддерживал, кто всеми силами сопротивлялся назревшим переменам.

Перемены в Румынии дорого обошлись стране и народу, но они открыли перед ней перспективы развития по демократическому пути.

Глава третья. Накануне югославской трагедии

Еще при жизни Тито выдвигались различные предположения и догадки, что произойдет с югославской федерацией, этой сложной, многонациональной страной после Тито. Ведь он олицетворял собой единство Югославии. Его авторитет, политическое влияние в стране и в мире служили немаловажным фактором стабильности этого государства.

Пожалуй, преобладающим было мнение, что без Тито государство вообще существовать не сможет и сразу же начнется раздрай, который неизбежно приведет к развалу федерации. Ведь в последние годы жизни Тито действие центробежных сил становилось все более и более ощутимым.

И тем не менее, несмотря на нарастание разногласий между республиками, в течение ряда лет послетитовского периода взрыва не произошло. Не произошло потому, что, конечно же, Югославское государство держалось не только на авторитете личности Иосипа Броз Тито. Были и другие объединяющие факторы.

Этническая общность большинства югославских народов скреплялась оригинальной политической и социально-экономической моделью общества – системой так называемого самоуправленческого социализма, которая соединяла в себе не утратившие популярности социалистические идеи с некоторыми национальными традициями славянских народов. Конечно, не все в ней было отработано, немало было показного и декларативного. Но все же это была определенная ценность, объединявшая и цементировавшая общество. Вокруг нее была развернута большая идеологическая работа.

В свою очередь, система самоуправления держалась в значительной мере на объединяющей роли партии – Союза коммунистов Югославии. В рамках концепции самоуправленческого социализма в свое время были внесены существенные поправки в структуру партии, во внутрипартийные отношения, но они не затронули основные принципы, определявшие роль партии в обществе и регулировавшие ее деятельность.

В югославском обществе по-прежнему сохранялась однопартийная система с демократическим централизмом, идеологической дисциплиной, довольно жестким партийным контролем за деятельностью государственных органов. Другие общественные организации – Социалистический союз трудового народа, профсоюзы, рабочие советы, несмотря на все усилия оснастить их атрибутами самостоятельности, по существу оставались «приводными ремнями» партии.

Главный парадокс и внутреннее противоречие системы югославского самоуправления состояли именно в том, что его принципы отторгали руководящую роль партии, но в то же время без партии оно было бы неосуществимо.