Дмитрий Верхотуров - Сталин против Великой Депрессии. Антикризисная политика СССР
Можно предъявить и такое возражение, что, мол, вложения были нерациональными и заводы построены слишком за дорогую цену. Возражение хорошее, но только в стиле бухаринских рассуждений. Это возражение человека, не понимающего условий того времени. Конечно, заводы, построенные в первую пятилетку, обошлись дороже, чем если бы их строили поодиночке, тщательно прорабатывая и просчитывая каждый проект. Только в тех условиях это было невозможно сделать.
Опыта проектирования крупных заводов катастрофически не хватало. Из-за этого и шло постоянное, в разы, удорожание строительства. Не было проекта, чтобы чего-нибудь не забыли внести в смету расходов, например, такую «мелочь» как строительство подъездного железнодорожного пути. В своем выступлении на XV съезде Куйбышев привел несколько примеров таких промахов. Когда запроектировали коксовые печи в Донецке, то на их строительство запросили сперва 7 млн. рублей. Стройка началась, и только тут выяснилось, что нужно не 7 млн., а 20 млн. рублей. В смету забыли включить сооружение паропровода, электроподстанции, железнодорожного пути и монтажные работы стоимостью 3 млн. рублей. Всего промах – 13 млн. рублей.
Другой пример был еще масштабнее. Керченский металлургический завод первоначально оценили в 18 млн. рублей. Но в ходе строительства стало ясно, что нужно затратить вдвое больше: 32 млн. рублей. Забыли включить в смету стоимость провоза и пошлины импортного оборудования, постройки химзавода, вне сметы оказались сооружения на 200 тысяч рублей, да еще детальный проект показал, что нужно провести работ еще на 1 млн. 400 тысяч рублей[229]. Основная причина этого просчета заключалась в недооценке ГИПРОМЕЗом трудностей переработки фосфористых руд Керченского месторождения. В апреле 1930 года, когда была задута новая домна, выяснилось, что она выплавляет только шлак. Завод перевели на криворожскую руду. Только после постройки аглофабрики и ввода в строй томасовского цеха, завод стал более или менее работать, но до начала войны завод не сумел достичь своей проектной мощности. Впрочем, недостатки в выпуске чугуна компенсировались тем, что с 1932 года завод производил ванадий и в 1937 году выпускал 2,5 % мирового производства ванадия.
Но самый крупный просчет был допущен при проектировании и оценке Тельбесского (Кузнецкого) завода. Его строительство первоначально оценили в 5 млн. рублей, но еще до увеличения его мощности в 1930 году стоимость завода успела возрасти до 40 млн. рублей[230], то есть в 8 раз!
Эти грубые просчеты были своего рода платой за накопление опыта проектирования, строительства и пуска таких крупных предприятий.
Изменять планы заставляли и успехи, и просчеты. Состояние имеющейся советской металлургии в момент составления первого пятилетнего плана явно переоценивалось. Теперь же, когда стройка началась и стали проявляться истинные масштабы развития промышленности, день ото дня становилось ясно то, что раньше недопонималось и недооценивалось: имеющаяся металлургическая база будет не в состоянии поднять и обеспечить сырьем работу новых машиностроительных отраслей. Когда составлялся план, были другие планы строительства и развития, было другое понимание хозяйственных задач.
Вот, например, резко увеличилась потребность в сельскохозяйственных машинах и тракторах в деревне. Бурное строительство коллективных хозяйств, его первые и впечатляющие успехи привели к тому, что большинство крестьян пришло к пониманию необходимости участия в этом движении. Активность крестьян в колхозном строительстве превзошла ожидания руководителей. Деревня целыми улицами и селами шла в колхозы и требовала трактора и машины. Эта необходимость требовала увеличения программы производства тракторов и сельхозмашин.
Нужно было организовать настоящее военное производство, массовое производство танков, артиллерии и самолетов. Если раньше войной только грозили, то в 1929 году произошел настоящий военный конфликт с китайскими войсками и белогвардейцами на Китайско-Восточной железной дороге. Война заставила активизировать работы по военному строительству.
Все это вносило существенные коррективы в уже составленный и утвержденный план. И заставляло политическое руководство давить на хозяйственников, требовать и требовать увеличения производства, ускорения темпов строительства и пуска заводов. Затеяв строительство самой современной промышленности, Сталин увидел, что первый пятилетний план в целом ряде своих статей недостаточен. Он не обеспечивал пропорциональности промышленного производства в новых, кардинально изменившихся условиях.
В промышленном производстве вообще и в пятилетнем плане в частности и в особенности огромное внимание уделялось точной своевременности работ. Когда над сложным продуктом вроде автомобиля, трактора или самолета работают сотни заводов со своим циклом и ритмом производства, то вопрос о своевременности встает очень остро. Стоит только одному-двум заводам отстать от темпа работ, как останавливается вся цепочка, и конечный продукт не получается. Если в тракторе не будет хватать нескольких важных деталей, то он не сможет даже съехать с конвейера.
Когда же речь идет о строительстве и пуске новых заводов, то вопрос становится еще жестче. Нельзя допустить, чтобы все строительные и пусконаладочные работы велись как придется. Где-то оно идет быстрее, где-то медленнее, и тогда строительство кончится тем, что тракторный завод войдет в строй, а металлургический будет только достраиваться. Пока последний будет достраиваться, первый будет стоять. В этот момент подшипниковый завод только начали строить. Вот уже ввели в строй металлургический завод, металл пошел на тракторный, но трактора все равно не выходят из сборочного цеха, потому что еще нет подшипников.
В большом промышленном производстве таких узких мест может возникнуть сколько угодно. В те времена затруднения могли возникнуть с самой пустяковой по сегодняшним временам деталью. Например, с теми же подшипниками или с гайками. Известен случай, когда на строительстве авиазавода в Комсомольске-на-Амуре в 1932 году рабочие-монтажники вытачивали болты вместе с резьбой вручную, напильником. На стройке не оказалось нарезных плашек нужного размера. На том же авиазаводе в механической мастерской привод к станкам работал на «березовом ходу», то есть в подшипниках, сделанных из проваренной в машинном масле березы. Это случилось оттого, что на стройку завезли приводные валы без подшипников. Мех для кузнечного горна сделали сами кузнецы из пожертвованного на нужды социалистической индустрии сапога. Эти импровизации весьма показательны. Вот что случается, когда чего-то нет.
Чтобы такого не случилось в масштабе всей экономики, когда целая отрасль не работает из-за прорыва в отрасли-смежнике, требовалось проследить за своевременностью работ. Госплан СССР и ВСНХ СССР потратили немало сил и времени на согласование строек, на согласование работ, чтобы добиться более или менее своевременного пуска и входа в строй предприятий разных отраслей. Ради этого пришлось пойти на такие рискованные шаги, как организация выплавки чугуна на недостроенных заводах. Риск был огромным: любое повреждение оборудования домны могло привести к взрыву, выбросу раскаленного газа, разливу расплавленного чугуна. Жертвы любой такой катастрофы были бы большими.
Ради своевременности хозяйственного строительства, ради пропорций в новом производстве советские хозяйственники, которые были залогом общего успеха, были готовы рисковать. И тем более были готовы любыми средствами, вплоть до принуждения и эксплуатации труда заключенных, придать отстающим отраслям новостроечной промышленности максимальные темпы. 1930 год поставил перед партией необычную задачу – либо всеми силами, всеми средствами ускорить работы, ускорить строительство крупных заводов, либо провалить все дело индустриализации.
Казалось бы, план можно было отменить, переработать там, как-то приспособить к новым условиям. Но отменить, отбросить план было нельзя. Во-первых, это было бы воспринято как отказ от индустриализации и несомненно окончилось бы идейным и политическим поражением Советской власти. Вот выполнение плана было бы лучшей агитацией за преимущества советского строя, советской промышленности, лучшей агитацией в поддержку большевиков. Симпатии массы в таком случае стали бы прочно на их стороне. Во-вторых, пятилетний план был законом, а закон не отбросишь.
В-третьих, принимались во внимание экономические соображения. Если бы было допущено омертвление капиталов в построенных, но так и не заработавших предприятиях, это означало бы банкротство Советского Союза. Это была крайне серьезная проблема. Уже в 1929 году в незавершенном строительстве было сосредоточено 31 % от капиталовложений, и эта доля росла, достигнув на короткое время в 1932 году уровня 76 %[231]. Вслед за экономическим банкротством, вне всякого сомнения, последовало бы банкротство политическое. Такого Сталин допустить не мог. Потому он решает сделать такой ход: признать первый пятилетний план в принятой редакции как минимальное задание для промышленности – то, что они должны добиться на основе тех средств, которые у них имеются. Положив этот план за минимальное задание, все внимание политического и хозяйственного руководства сосредоточить на максимальном перевыполнении плана. Ориентиром для перевыполнения плана будут контрольные цифры на текущий год. С одной стороны, план сохраняется и остается приверженность Советского правительства и партии курсу индустриализации. С другой же стороны, при его перевыполнении будет достигнута большая равномерность развития хозяйства и будут сглажены возникающие диспропорции между отраслями производства.
